Устройство Евангелическо-Лютеранской церкви в России по Уставу 1832 г.

* Images are taken from open sources.

Если из всех документов, имеющих значение для понимания правового статуса лютеранства в Российской империи, выбрать главный, то это, несомненно, будет «Высочайше утверждённый Устав Евангелическо-Лютеранской церкви в России», датированный 28 декабря 1832 г. С незначительными изменениями Устав этот действовал до падения империи в 1917 г.

Первые шаги, направленные на формирование общеимперской церковной структуры, которая объединяла бы лютеран России, были сделаны императором Александром I. 20 июля 1819 г. император своим указом учредил Евангелическую Генеральную консисторию в Санкт-Петербурге для управления всеми «евангелическими» (т. е. лютеранскими и реформатскими) приходами Российской империи. Закариас Сигнеус (Cygnaeus, Zacharias 1763–1830) — епископ Порво в Финляндии, был назначен по совместительству епископом Генеральной консистории1; император предполагал наделить его такими же правами по управлению Церковью, какие

Лютеранский епископ Сигнеус Закариас

имели тогда епископы Швеции, Пруссии и Дании. Однако введение должности епископа, к тому же единого для лютеран и реформатов, вызвало протесты прибалтийских консисторий. Курляндская консистория и Литовский Реформатский Синод обратились с жалобами к министру А. Н. Голицыну, а Лифляндская консистория прямо к императору. В 1820 г. Сигнеус переселился из Порво в Санкт-Петербург и вскоре, по распоряжению императора от 18 декабря 1821 г., приступил к переговорам с остзейскими «духовными особами», с тем чтобы «составить проект о лучшем церковном

устройстве Евангелического исповедания». Переговоры прошли в Дерпте в январе 1822 г., но оказались безрезультатными. 15 мая 1824 г. было упразднено «двойное министерство», а лютеранские приходы переданы в ведение Департамента духовных дел иностранных исповеданий в составе Министерства народного просвещения. Епископ З. Сигнеус фактически оказался не у дел, и когда он 16 июня 1830 г. скончался в Санкт-Петербурге, не было и речи о назначении ему преемника. Процесс формирования нового устройства Церкви шёл уже полным ходом.

Ещё в марте 1826 г. адмирал А. С. Шишков — министр народного просвещения и главноуправляющий делами иностранных исповеданий, представил всеподданнейший доклад, где предложил созвать в Санкт-Петербурге «Духовный Совет» для рассмотрения нового устройства «Евангелического церковного управления». 21 мая 1826 г. император Николай I издал Высочайшее повеление предварительно составить в Департаменте духовных дел иностранных исповеданий свод действующих документов, определяющих статус Протестантской Церкви2. После того как такой свод был составлен, император 22 мая 1828 г. издал Высочайший указ о создании Комитета для начертания проектов Общего Устава Евангелическо-Лютеранской церкви в России. Все члены этого Комитета были из прибалтийских губерний. Для согласования с догмами и вероучением Евангелической Церкви Германии в комиссию был приглашён представитель Прусской Церкви. Такого представителя назначил король Пруссии Фридрих Вильгельм III. Это был Карл Ричль (Ritschl, Georg Carl Benjamin, 1783–1858) — генеральный суперинтендент Померании с титулом епископа в 1827–1854 гг., отец знаменитого впоследствии теолога и церковного историка Альбрехта Ричля (1822–1889). К. Ричль прибыл в Санкт-Петербург в августе 1829 г. Его появление в российской столице давало остзейцам повод для тревоги не менее серьёзной, чем в случае Сигнеуса. Ведь Фридрих Вильгельм III в 1817 г. своей властью объединил лютеран и реформатов Пруссии в Евангелическую Церковь таким образом, что «евангеликам» было навязано единое вероучение. В Пруссии лютеран обязали соглашаться с такими кальвинистскими догматами, как «исключительно духовное» присутствие Тела и Крови Христа в причастных элементах и двойное безусловное Предопределение. Были основания опасаться, что Ричль попытается навязать такую же вероучительную химеру и российскому лютеранству. Однако на самом деле Ричль с самого начала сосредоточил внимание на литургических проблемах. В течение 1830 г. при его активном участии была составлена Литургическая агенда: в основу её были положены Прусские агенды 1815 и 1828 гг., но использованы и элементы местных (остзейских) агенд3.

25 сентября 1829 г. Комитет для начертания проектов Общего Устава Евангелическо-Лютеранской Церкви в России приступил к работе под наблюдением А. С. Шишкова и при участии графа Карла Андреевича фон Ливена (1767–1844), бывшего в 1817– 1828 гг. попечителем Дерптского учебного округа, а теперь министра народного просвещения. Комитет интенсивно работал в течение восьми месяцев; всего состоялось 112 заседаний. Были изучены лифляндский, курляндский и эстляндский церковные законы. Затем был объявлен перерыв, длившийся примерно год. «Особый, сведущий как в делах церковных, так и в юриспруденции чиновник» — профессор Дерптского университета Иоганн фон Нойман (Neumann, Johann Georg Josias, 1780–1855), за это время написал проект Устава4. В марте 1831 г. Комитет собрался вновь, чтобы рассмотреть составленный Нойманом проект, и завершил работу в декабре 1831 г. 2 января 1832 г. проект Устава был вручён Николаю I. Император передал Устав на рассмотрение Государственного Совета, которое длилось ещё почти год5.

28 декабря 1832 г. Николай I утвердил «Устав Евангелическо-Лютеранской Церкви в России»6. Одновременно вступил в силу «Высочайше утверждённый Наказ Духовенству и начальствам Евангелическо-Лютеранской церкви в России»7.

Значительная часть Устава 1832 г. посвящена вопросам брачного, семейного и наследственного права российских подданных евангелическо-лютеранского исповедания: порядку заключения и расторжения обручений и браков и разнообразным коллизиям, возникающим при этом. В данной статье речь пойдёт исключительно о нормах церковного устройства.

Действие Устава распространялось только на лютеранские структуры Российской империи. В качестве нормы веры для создаваемой имперской Церкви в Уставе названа вся Книга Согласия 1577 г., содержащая немало резко критичных по отношению к кальвинизму положений. Тем самым Николай I решительно отказался от мечты Александра I о достижении в России единения лютеран и реформатов в рамках одной Протестантской Церкви. Однако Устав распространялся не на все лютеранские структуры Российской империи. Во-первых, Церковь Финляндии продолжала

Дерптский университет существовать в системе власти автономного Великого Княжества Финляндского. Во-вторых, лютеранские приходы Царства Польского остались в исключительном ведении Евангелическо-Лютеранской консистории в Варшаве. В-третьих, лютеранские приходы немецких колоний в Грузии сохраняли отдельное управление, введённое для них Положением от 7 февраля 1829 г.8 Не распространялся Устав и на отдельные общины, чьё вероучение можно было считать лютеранским лишь с большой натяжкой: в частности, гернгутерская колония Сарепта, основанная в 1765 г. севернее Царицына и снабжавшая всю империю горчицей, подчинялась братству в Гернгуте до 1892 г.9 Лютеранские же приходы Остзейских провинций, Ингерманландии и внутренней России указом Николая I были объединены в Евангелическо-Лютеранскую Церковь в Российской империи.

Устав 1832 г. состоит из 11 глав. Главы делятся на параграфы; параграфы никак не делятся, и у них сквозная нумерация. Поэтому в дальнейшем, делая ссылки на Устав, я буду указывать только номер параграфа: этого достаточно, чтобы найти нужное место.

Тот, кто проповедует, совершает таинства и выполняет обязанности настоятеля прихода, в Уставе повсюду именуется проповедником. Фактически это не просто должность, а сан, сопряжённый с должностью: аналог пресвитера или пастора. Кандидату в проповедники предъявлялись жёсткие требования по части образования и пристойного поведения. Он должен был окончить полный курс одного из двух университетов: Дерптского или Александровского в Гельсингфорсе. Утверждённый кандидат проходил обряд посвящения в проповедники (§ 175). Тот, кто только что прошёл этот обряд, называется «новопоставленным». Устав подчёркивает, что посвящение совершается над одним человеком только один раз: если проповедник уволился, а через какое-то время принял должность проповедника в другом приходе, то над ним посвящение заново не совершается (§ 177). Кандидат в проповедники до назначения должен был прочесть пробную проповедь перед своими будущими прихожанами. Если проповедь вызывала у прихожан резкое неприятие, прихожане могли заявить об этом письменно. В Уставе говорилось: «Никакой проповедник не может быть определён против желания прихожан, если они имеют к изъявлению сего достойные уважения причины» (§ 164). Проповедники получали права личного дворянства.

Члены Церкви могли принадлежать к определённому приходу, но могли числиться и просто в Церкви. У члена прихода прав и обязанностей было, естественно, больше (§ 40).

Устав 1832 г. заменил все ранее принятые общеимперские нормативные документы, регламентировавшие существование лютеранства в России. Однако для приходов немецких колоний Поволжья осталось в силе Высочайше утверждённое Положение Кабинета министров «О порядке назначения священников к вакантным приходам в Саратовских колониях» от 31 декабря 1821 г.10 И вообще все более ранние документы, регламентировавшие существование отдельных лютеранских приходов, оставались в силе. Ничего похожего на «типовой устав прихода» нашего времени церковный Устав 1832 г. не предусматривал. Основная масса приходов делилась на три категории. В одни проповедников назначал император (§ 158). Другие имели право сами избирать проповедника, а император лишь утверждал его (§ 159). Третью категорию составляли те приходы, по уставам которых право назначения проповедника было закреплено за патроном или коллегией патронов (§ 161). Про два прихода в Уставе указано, что в них проповедниками являются лица, занимающие высокие должности: приход Домского собора в Ревеле возглавляет генерал-суперинтендент Эстляндии, а приход собора св. Иакова в Риге11 — генерал-суперинтендент Лифляндии. Если тот, кто по уставу прихода имел право назначать проповедника, не назначил никого в течение полугода, то назначение осуществляла консистория соответствующего округа (§ 156).

Лютеранские приходы — не все, но подавляющее большинство — распределялись между 8 консисториальными округами. Пять округов были большими, так что приходы (не обязательно все приходы округа) объединялись в пробства, и возглавляли их генерал-суперинтенденты. Три округа были маленькими, в своём составе пробств не имели, а возглавляли их суперинтенденты. Все большие округа в Уставе именуются «провинциальными». Из трёх малых округов «провинциальным» был один (Эзель), а два других были «городскими», т. е. представляли собой города с ближайшими пригородами (Рига и Ревель), только без соборов: Св. Иакова и Домского. В 1890 г. три малых округа были упразднены, а их приходы присоединены к соседним большим.

Санкт-Петербургский провинциальный округ охватывал в общей сложности 20 губерний: весь Северо-Запад России и такие губернии центральной России и Украины, как Костромская, Ярославская, Смоленская, Киевская, Одесская, а также Бессарабская. В 1832 г. в этом округе было 87 приходов12. Приходы Ингерманландии были сгруппированы в 3 пробства.

Лифляндский провинциальный округ охватывал только Лифляндию, но в Риге к нему относился только приход собора св. Иакова. Лифляндские приходы объединялись в 8 пробств. В 1832 г. в этом округе было 113 приходов.

Эстляндский провинциальный округ, соответственно, охватывал Эстляндию, но без трёх островов (Эзель, Мона и Рюно) и без большей части Ревеля, в котором к этому округу принадлежал только приход Домского собора. Эстляндские приходы объединялись в 8 пробств. В 1832 г. в этом округе было 52 прихода.

Курляндский провинциальный округ охватывал Курляндскую губернию, но также губернии Витебскую, Могилёвскую, Виленскую, Гродненскую, Белостокскую. Приходы Курляндской губернии объединялись в 7 пробств; ещё одно пробство образовывали приходы Виленской губернии. В 1832 г. в этом округе было 120 приходов.

Московский провинциальный округ был самым крупным по охвату территории. К нему относились немногочисленные лютеранские приходы ряда губерний центральной России, Черноземья, Урала, Сибири и Закавказья: в частности, Симбирской, Казанской, Вятской, а также Харьковской. Компактные массивы приходов были только в немецких колониях Саратовской губ.: они объединялись в два пробства. В 1832 г. в этом округе было 65 приходов.

Провинциальный округ Эзель включал 14 приходов островов нынешней Эстонии: помимо крупнейшего (ныне Сааремаа), также Мона (чаще по-немецки назывался Моон, ныне Муху) и Рюно (ныне Рухну). Однако соседний крупный остров Даго (ныне Хийумаа) относился к Эстляндскому округу.

Городской округ Рига состоял в 1832 г. из 11 приходов, городской округ Ревель — из 5.

Императору предлагали на каждую должность генерал-суперинтендентов и «просто» суперинтендентов двух кандидатов и он назначал одного из них, по своему выбору. В округах Лифляндия, Курляндия, Эстляндия и Эзель двух кандидатов избирали дворяне через систему сословного самоуправления (§ 276). Кандидатов для Московского и Санкт-Петербургского округов предлагала Генеральная консистория. Для округов Рига и Ревель — магистраты этих городов.

Пробстов назначали консистории из числа пасторов того округа, где образовалась вакансия (§ 267). Пробст обязан был совершать визитацию в каждый приход не реже чем раз в 3 года. Визитация не могла быть внезапной: о ней в приходе должны были объявить заранее, и начало её обозначалось торжественным богослужением. Однако «деловая» её часть предусматривала процедуру, которая исключала давление проповедника на прихожан с целью сокрытия злоупотреблений. «Пробст спрашивает проповедника: не имеет ли он чего-либо объявить о состоянии своего прихода вообще. За сим проповедник выходит из церкви, а пробст обращается с таким же вопросом к прихожанам, записывает ответ, и распускает их, сделав им приличное по сему случаю увещание. Он оставляет тех, которые скажут, что должны нечто особенное объявить ему» (§ 270). В 1832 г. в Евангелическо-Лютеранской церкви в России служил 31 пробст (§ 264).

Церковь же в целом управлялась Генеральной евангелическо-лютеранской консисторией. В Санкт-Петербурге обе консистории — Санкт-Петербургская и Генеральная — размещались при церкви св. Анны13. Церковь возглавляли президент (лицо светское) и вице-президент (проповедник). В неё входили 8 генеральных суперинтендентов и ещё 4 заседателя: 2 проповедника и 2 мирянина. В подавляющем большинстве это были немцы. Немецкий язык преобладал в обиходе российских лютеран и был основным языком официальной документации; русский язык признавался официальным для входящих документов (§ 306).

Членов консистории утверждал министр внутренних дел. Они приносили присягу на верность монарху и считались государственными служащими.

Генеральная консистория подчинялась структуре, которая до 1832 г. называлась Главное управление духовных дел иностранных исповеданий в составе Министерства народного просвещения, а в 1832 г. была переименована в Департамент духовных дел иностранных исповеданий и передана в ведение Министерства внутренних дел. Генеральная консистория была духовным судом для мирян и духовных лиц и апелляционной инстанцией по всем делам, которыми ведали церковные суды. Заседания (сессии) Генеральной консистории проходили дважды в год, длились от месяца до двух месяцев и назывались юридиками.

Своя консистория была и в каждом из консисториальных округов. Президентом консистории был мирянин, но вице-президентом — клирик-суперинтендент.

Устав 1832 г. предусматривал участие в управлении Церковью Синодов, т. е. собраний всех проповедников соответствующего объединения приходов по территориальному принципу. Участие проповедников в Синодах было обязательным. Ежегодные Синоды проводились под председательством окружного суперинтендента, в 7 консисториальных округах (§ 438); не проводились в Московском — учитывая величину этого округа, проповедникам пришлось бы слишком много времени проводить в разъездах. Протоколы Синодов направлялись в МВД. Публикация их в печати была запрещена14.

Синоды проводились также в некоторых пробствах (§ 444). Пробства колоний Саратовских, Новороссийских и Бессарабских объединялись в специальный синодальный округ, и тамошние проповедники обязаны были посещать этот единый окружной Синод (§ 445). В перспективе предполагался созыв Генерального Синода, с тем чтобы его председателя назначал император (§ 447). По Уставу, в него входили генеральные суперинтенденты консисториальных округов, пробсты, депутаты от провинциальных синодов и лица, назначаемые царём или правительством. Однако в царское время ни один Генеральный Синод так и не был созван: только в 1924 г. лютеране осуществили эту демократическую процедуру, чтобы попытаться легализовать свою Церковь в СССР15.

Согласно Уставу 1832 г., в Евангелическо-Лютеранской Церкви в Российской империи были епископы. Однако это был не сан и не должность единоличного главы церкви, а почётное звание, не связанное жёстко с какой-либо должностью (§ 288) и, разумеется, не предполагавшее хиротонии с апостольской сукцессией. Званием епископа император мог наградить суперинтендента за многолетнее служение16.

Устав 1832 г. успешно справился с задачей осуществления гибкой и разумной унификации лютеранства в пределах Российской империи. Лютеранство с самого начала существовало в двух разновидностях: в Германии оно возникло как вероисповедное течение, выделившееся из Римско-Католической Церкви (1521–1522 гг.), но в Скандинавии было принято в модифицированном виде монархами, создававшими национальные Церкви: одну в Швеции и Финляндии (1527), другую в Дании и Норвегии (1534). В России лютеранство было представлено обеими традициями: как немецкой, так и скандинавской. Объединить их — каждую полностью — в рамках одной структуры было невозможно из-за несовместимости принципов церковного устройства: скандинавская традиция предполагает монархический епископат с претензиями на непрерывную апостольскую сукцессию, немецкая — прямой контроль светской власти над ходом дел в Церкви. Поэтому Церковь Финляндии — основной носитель скандинавской традиции в российском лютеранстве — осталась самостоятельной, вне действия Устава 1832 г. За основу же общецерковного устройства лютеранства в Российской империи была принята немецкая консисториальная модель, «обкатанная» в течение трёх веков в Остзейских провинциях. Финские приходы Ингерманландии — исконные носители скандинавской традиции — безболезненно вписались в эту модель, поскольку с 1721 г. не имели традиционного епископата, а на использование ими в литургии финского языка, практиковавшееся ещё со времён шведского господства, консистории не покушались.

Другой проблемой было крайне неравномерное распределение лютеранских приходов по территории империи: «плотное ядро» в Остзейских провинциях, небольшие компактные зоны в Ингерманландии, Поволжье и Новороссии, и множество небольших приходов, рассеянных по остальному пространству. Как мы видели, приходы, расположенные вдали от других, обычно подчинялись прямо консистории, тогда как расположенные кучно объединялись в пробства.

Устав идеально вписывался в самодержавную систему управления и чисто полицейских представлений о порядке: домашние молитвенные собрания, если в них участвовал кто-то кроме домочадцев, допускались для чтения только Библии (без толкований) или других официально одобренных книг. Однако осмысленное усвоение санкционированного свыше вероучения власти поощряли: катехизация молодёжи (по достижении 15 лет, но до того, как исполнится 18), с публичным экзаменом, должна была сохраняться во всех приходах, где она к тому времени практиковалась, и постепенно вводиться повсюду (§ 14).

Устав 1832 г. несомненно содержал элементы церковной демократии: за прихожанами закреплялось право не допускать к должности кандидата, проповедующего лжеучения или чуждого им по духу, а также возможность оспаривать действия проповедника перед пробстом. Долговечность Устава, даже в условиях роста численности лютеран в России и стремительных социальных перемен после 1861 г. — лучшее свидетельство высокого качества проделанной в 1828–1832 гг. лютеранскими канонистами работы.