В. Петерсен о зависимости прп. Романа Сладкопевца от прп. Ефрема Сирина

далее, еврейские имена собственные, встречающиеся в кондаках, вписываются в метрические схемы произведений романа как раз в еврейском, а не греческом их произношении2. кроме того, у романа цитаты из ветхого завета следуют еврейскому тексту или сирийской Пешитте, а не греческому переводу LXX.

Жанр кондака, который прославил прп. романа (или, наоборот: который прославил прп. роман?), представлял собой исполнявшуюся нараспев метризованную проповедь3. в отличие от квантитативной метрики классического греческого стиха, в которой метр основывался на долготе и краткости слогов, кондак ввёл в греческую поэзию тоническую метрику, в основе которой лежало противопоставление слогов по принципу ударности — безударности4, что характерно и для современной поэзии. однако, новизна кондака заключалась не только в метрическом своеобразии, но и в привнесении в повествование драматического начала, подчёркнутого диалогизма, обращении пристального внимания на психологию (душевные переживания) персонажей.

начало научному изучению творчества романа Мелода положил карл крумбахер, обративший, в частности, внимание на существующие параллели в текстах романа и произведениях свт. василия великого, свт. Григория нисского, а также т. н. «греческого ефрема»⁵. После смерти крумбахера его ученик П. Маас продолжил работу над критическим изданием произведений романа. в 1963 году Маас вместе со своим учеником трипанисом опубликовал первую часть творений прп. романа, считающихся подлинными: Sancti Romani Melodi Cantica. Cantica Genuina , но не дожил до выхода в свет второй части этого издания Cantica dubia , содержащей предполагаемые произведения романа.

именно Поль Маас сформулировал в наиболее отчётливой форме теорию о сирийских корнях поэтической формы кондака. опираясь на работы исследователей конца ΧΙΧ – начала XX веков, обнаруживших определённые метрические и морфологические соответствия между кондаками романа и сирийской поэзией, Маас отметил семь особенностей, так или иначе роднящих кондак с тремя главными жанрами сирийской поэзии: мадраша , согита и мемра :

1) акростих является семитским изобретением и обязательно присутствует в согите ; 2) рефрен обязателен в мадраше ; 3) диалог является неотъемлемой частью согиты ; 4) в согите библейские темы раскрываются в драматической манере; 5) мемра является метрической проповедью; 6) сирийские размеры основаны на принципе словесного ударения; 7) мадраша отличается сложным метрическим строением⁶.

однако, другой исследоватеь творчества прп. романа⁷, издатель и переводчик его произведений⁸, Гродидье де Матон, вопреки гипотезе о сирийских корнях жанра кондака, настаивал на независимости творчества романа от сирийского влияния, утверждая, что кондак является порождением «греческого гения»⁹. сравнив несколько кондаков романа с соответствующими им по темам гимнами прп. ефрема сирина, он пришёл к выводу об отсутствии связи между ними. По его мнению, отмеченные предшествовавшими учёными параллели между произведениями романа и корпусом греческого ефрема вполне допустимы, поскольку роман писал на греческом языке, но зависимость от сирийских текстов ефрема или любого другого сирийского источника Гродидье де Матон отрицал.

несколько работ в. Петерсена на эту тему позволили подкрепить новыми данными теорию о сирийском влиянии, которое мог испытывать прп. роман в своём творчестве. в статье Dependence of Roman the Melodist upon the Syriac Ephrem этот учёный, во-первых, уличает Гродидье де Матона в некоторой противоречивости высказываний, приводя цитаты, в которых тот фактически признаёт близость кондака к вышеуказанным жанрам сирийской христианской литературы. во-вторых, он указывает на следующую логическую ошибку де Матона: признак литературной зависимости от какого-либо автора, вообще говоря, не является автоматическим свидетельством о происхождении поэтической формы из того же источника10. Петерсен указывает, что французский исследователь не привёл каких-либо убедительных примеров связи кондака с греческой поэзией11, а также не опроверг семь признаков их сходства с сирийскими поэтическими формами, выявленных Маасом, так что выводы последнего в полной мере сохраняют свою силу.

в этой ситуации доказательство существования литературной зависимости романа от сирийских источников обеспечило бы подтверждение наблюдений Мааса о сирийских истоках поэтической формы кондака, делает заключение Петерсен и далее приводит некоторые обнаруженные им примеры текстуальных совпадений у прп. романа и прп. ефрема сирина. все эти случаи свидетельствуют о близком знакомстве прп. романа с комментарием прп. ефрема на диатессарон, который является главным экзегетическим произведением ефрема12.

Пример 1

... immo insuper impossibile erat illi [Joseph] ut non crederet Mariae, quae multa testimonia habebat, nempe silentium Zachariae, et conceptionem Elisabeth ...

Ефрем Сирин комментарий на диатессарон II.4 (армянская версия)¹³

из-за лакуны в сирийском тексте в этом месте толкования автор статьи опирается на армянскую версию, которая является переводом с сирийского. Прп. ефрем объясняет, почему иосиф не мог не поверить словам Марии о сверхъестественном зачатии: всякое сомнение с его стороны должны были исключить немота захарии и чудесное зачатие, происшедшее у неплодной елисаветы.

теперь обратимся к диалогу Марии и архангела Гавриила в кондаке прп. романа на Благовещение (кондак IX, икос 8). дева сомневается в предсказанном ей архангелом чудесном зачатии, поскольку никогда не знала мужа. Прп. роман передаёт мысли Гавриила в этот момент такими словами:

Ἰδοὺ κωφὸς ὁ ἱερεὺς καὶ κυοφόρος ἡ στεῖρα, καὶ Μαρία ἀπιστεῖ μοι14 вот, священник нем и неплодная беременна, а Мария не верит мне...

здесь три совпадения: немота захарии, беременность елисаветы и опора на эти два чудесных явления как средство убеждения в истинности слов ангела.

Пример 2

ܡܛܠ ܓܝܪ ܕܢܘܪܐ ܕܩܕܚܬ ܒܐܕܡ

ܡܢ ܐܠܥܗ ܗܘ ܩܕܚܬ ܒܗ

ܡܛܘܠ ܗܢܐ ܐܬܬܪܥܬ ܕܦܢܗ ܕܐܕܡ ܬܢܝܢܐ

ܘܢܦܩ ܡܢ ܿܗ ܪܕܝܐ ܕ ̈ܡܝܐ

ܠܕܘܥܟ

ܢܘܪܗ ܕܐܕܡ ܩܕܡܝܐ܂

Quia enim ignis qui arsit in Adamo e costa sua arsit in eo, ideo perfossum est latus Adami Secundi , et exiit ex eo fluvius aquarum ad exstinguendum ignem Adami primi.

Ефрем Сирин комментарий на диатессарон XXI.10 (сирийская версия)¹⁵

а в пятом пасхальном кондаке (кондак XLIV, икос 5) прп. роман Мелод влагает в уста адама такие слова:

δεύτερος Ἀδάμ δι’ ἐμὲ γενήσεταί μου ὁ Σωτήρ·

ὃν Χερουβίμ οὐχ ὁρᾷ τούτου νύξουσι πλευράν καὶ ὕδωρ ἀναβλύσει καὶ τὸν καύσωνά μου σβέσει.16

вторым адамом ради меня станет мой спаситель;

тому, кого не видит херувим, пронзят ребро, и вода ударит ключом и жар мой угасит.17

Этот отрывок исключителен по длине и количеству совпадений между текстами ефрема и романа. кроме двух небольших различий (первое: у ефрема огонь ܢܘܪܐ , а у романа жар, зной καύσων; второе: у ефрема нейтральное изойдёт поток воды ܡܝܐ^̈ ܢܦܩ ܪܕܝܐ ܕ , у романа – экспрессивное хлынет вода ὕδωρ ἀναβλύσει) используемый образ в двух фрагментах полностью одинаков.

Пример 3

ܐܘ ܕܚܝܒܗ ܗܘܐ ܦܘܡ ܐܢܫܘܬܐ

ܩܥܐ ܘܙܟܝܗ ܦܘܡ ܒܪ̈ܝܬܐ

ܫܬܩܘ ܓܝܪ ܗܢܘܢ ܘܩܥܝ ܟ ̈ܐܦܐ ܐܝܟ ܕܐܡܪ

ܘܐܦ ̈ܐܦܝ ܬܪܥܐ ܣܕܩ ܐܕܢ ̈ܝܗܘܢ ܕܐܛܝܡܢ ܗܘܝ

Aut quia damnaverat Eum os hominum, clamavit et iustificavit Eum os (aliarum) creaturarum.

Tacuerunt enim isti, et clamaverunt lapides, sicut dixerat.

Et velum scidit aures eorum, quae occlusae erant.

Ефрем Сирин комментарий на диатессарон XXI.5 (сирийская версия)¹⁸

здесь мы видим, как прп. ефрем сирин связывает слова спасителя о том, что «камни возопиют» (Лк 19:40) с моментом его смерти и распятия, что является характерным именно для него. Подобное сопоставление прп. ефрем делает ещё раз в другом месте толкования (XVII,2).

аналогичное сопоставление мы находим и у прп. романа Мелода во втором пасхальном кондаке (XLI, икос 19):

Εἰ καὶ οἱ τηροῦντες τὸ μνῆμα ἀργύριον ἔλαβον

ἵνα σιγήσωσι θέλοντες, οἱ λίθοι μᾶλλον κράξουσιν19

если стерегущие гроб возьмут серебро, дабы молчать добровольно, тогда камни (ещё) более возопиют.

конечно, у ефрема «вопиющие камни» связываются со смертью спасителя, а у романа — с воскресением, но сама идея такой связи слов из Лк 19:40 со смертью/воскресе нием является уникальной.

Поскольку обнаруживается взаимосвязь между текстами прп. ефрема, насколько нам известно, не переводившимися на греческий язык, и сочинениями прп. романа, можно сделать уверенный вывод о влиянии на него сирийской литературной традиции, что вполне естественно, учитывая его сирийское происхождение. таким образом, если более ранние исследователи в основном изучали связь между прп. романом и греческими авторами, то в. Петерсен обратил внимание также на существование многочисленных параллелей между текстами прп. романа и его великого предшественника, прп. ефрема, что, не умаляя таланта и заслуг творца кондаков, служит подтверждением существования преемственности между выдающимися христианскими гимнографами.