Власть земли в сказках и очерках Н.К. Рериха: к проблеме энтелехии культуры

EDN: BHKKPV

Введение. Настоящий писатель всегда чуток ухом к тому, что наговаривает ему земля. Это метафорически и при этом культурологически точно выразил философ И.А. Ильин в размышлениях о И. Шмелеве: «у каждого народа есть своя подпочвенная глубина, которая влияет на судьбу этого народа» [Ильин И.А., с. 135]. Об этом писал также и О. Шпенглер в связи с климатом, географическими условиями, образующими скелет, облик и мышление народа, используя метафизическое понятие «таинственная сила почвы» [Шпенглер О.]. В русском космо-психо-логосе (диалектическое понятие отечественного культуролога Г.Д. Гачева [Гачев Г.Д.]) особым аксиологическим и онтологическим статусом наделяется мать сыра земля, живое духовное начало, с которым знакомимся еще в русских народных сказках. Формулу «власти земли» над русским человеком художественно вывел Г.И. Успенский (его главный цикл 1880-х гг.). С развитием культуры города, достижениями цивилизации человек, к сожалению, начал отпадать от природы и постепенно становится все больше метафизически глухим. Однако еще в начале некалендарного XX в. русский мыслитель, художник Н.К. Рерих в своих сказках и очерках разворачивает философию метафизического атавизма, настаивая на важности связи русского человека со своими корнями, со своей землей. В те годы об этом писал и С.А. Есенин в трактате «Ключи Марии», разрабатываю теорию об орнаменте в слове и русской вышивке, который связан с мировым древом [Дударева М.А., Арипова Д.А., с. 49].

Методы исследования. Проведем философско-искусствоведческий анализ очерков, сказок и этнографических заметок художника Н.К. Рериха с применением онтогерменевтики, которая позволит целостно подойти к явлению художественного текста и выявить онтологические вопросы творчества, связанные в данном исследовании с феноменом энтелехии культуры.

История вопроса. Мы интуитивно хотим быть к чему-либо большому причастными, прикоснуться мыслью к мировому древу, и только в этом случае, со -причастности Другому, мы можем восстановить Плерому, то есть Божественную целостность. В искусстве, в отечественной художественной культуре этот процесс можно понять через законы энтелехии . Остановимся подробнее на этом важном культур-философском понятии, которое в отечественной культурологии «реанимировал» Г.С. Кнабе. В трудах Аристотеля энтелехия понимается как душа культуры, но ведь душа окликает другую душу, и именно в этом моменте диалога осуществляется соборность и восстановление Плеромы. На качество диалогичности, присущее энтелехии, обратил внимание современный ученый Г. С. Кнабе: «В энтелехии осуществляется принцип диалога: более общее, исходное и как бы рассеянное начало обретает пластическую завершенность и самодостаточную самостоятельную данность таким образом, что исходное начало в акте энтелехии не исчерпывается, оно продолжает действовать, и между ними и его воплощением устанавливается определенное двуголосие» [Кнабе Г.С., с. 141]. Таким образом, под энтелехией мы понимаем духовный импульс в культуре, прежде всего реализуемый в художественной культуре, суть которого состоит в том, что одно произведение (музыкальное, литературное, архитектурное и т. д.) вбирает в себя смыслы, коды предшествующих эонов истории.

Результаты исследования. Этот закон культуры Н.К. Рерих художественно познал во время своего паломничества по землям Золотого кольца России, значение которого он отразил в очерке «По старине» (1903). Художник посетил село Шокшово (Шекшово) недалеко от Суздаля (принадлежало Московскому дворцовому ведомству), о чем сделал несколько философских и этнографических наблюдений относительно сохранения старины: «Во многих семьях еще носили старинные сарафаны, фаты и повязки. Но больно было видеть тайное желание продать все это, и не в силу нужды, а потому, что эта старинная мода прошла уже. Очень редко можно было найти семью, где бы был в употреблении весь старинный убор полностью» [Рерих Н.К. По старине…]. И далее он размышляет об утрате духа старины в наряде современной молодежи, у которой нет материальных возможностей сохранить свои костюмы в первозданном виде: «Нечем поновлять нашу ветшающую старину. Оторвались мы от нее, ушли куда-то, и все наши поновления кажутся на старине гнусными заплатами. Видел я попытки поновления старинных костюмов — в высшей степени неудачные. Если положить рядом прекрасную старинную парчу с дешевой современной церковной парчою, если попробуете к чудной набойке с ее ласковыми синими и бурыми тонами приставить ситец или коленкор, да еще из тех, которые специально делаются “для народа”, — можно легко представить, какое безобразие получается» [Рерих Н.К. По старине…]. Здесь Н.К. Рерих ставит вопрос о традиции, которая позволяет в народной культуре, в фольклоре сохранить древние духовные знания, передающиеся из поколения в поколение (так образуется вертикальная трансмиссия в культуре). Именно традиция «отвечает» за процессы энтелехии культуры. Отечественный филолог Д.С. Лихачев позднее в своей программной статье «Первые семьсот лет русской литературы» также будет обращаться именно к феномену русской вышивки как к некому канону в нашей художественной культуре, отвечающему за искусство традиции: «Мы восхищаемся изумительным шитьем народных мастериц, но искусство их — искусство великой традиции…» [Лихачев Д.С., с. 108].

Однако художнику не только этим запомнилось село Шокшово. Там же он обнаружил храм, который привлек его внимание несоответствием архитектурного стиля духу времени: «В том же Шокшове меня поразила церковь чистотою своих форм: совершенный XVII век. Между тем узнаю, что только недавно справляли ее столетие. Удивляюсь и нахожу разгадку. Оказывается, церковь строили крестьяне всем миром и нарочно хотели строить под старину. Сохраняется и приятная окраска церкви, белая с охрой, как на храмах Романова-Борисоглебска» (фото 1).

Фото 1 . Троицкая церковь в селе Шекшово Ивановской области (Trinity Church in the village of Shekshovo, Ivanovo region)

С одной стороны, мы наблюдаем процесс разрушения старины в костюме русских крестьян, у которых нет денег для его «поновления», с другой стороны, мы становимся свидетелями уникального воссоздания старины в зодчестве. И дело здесь не в простой стилизации и заимствовании, а в имагина-тивном проживании и переживании предшествующей культурной традиции. Под имагинативным в искусстве подразумеваем, вслед за философом Я.Э. Голосовкером, абсолют в культуре, который на уровне инстинкта культуры проявляется в творчестве: «Бытие есть понятие имагинативное и при этом этизированное: оно насквозь пропитано абсолютностью и постоянством, характеризующими имаги-нативный побуд или высший инстинкт человека — инстинкт культуры» [Голосовкер Я.Э., с. 23].

Н.К. Рерих, пребывая в Шокшове, удивляется художественной выдумке крестьян, желающих воссоздать старину в облике храма, но также указывает на их некоторые ошибки: «Верные дети своего времени, крестьяне уже думают поновлять свою церковь, и внутренность ее уже переписывается невероятными картинами в духе Дорэ. И нет мощного голоса, чтобы сказать им, какую несообразность они творят. При такой росписи странно было думать, что еще деды этих самых крестьян мыслили настолько иначе, что могли желать строить именно под старину» [Рерих Н.К. По старине…]. Отсюда можно сделать вывод: процессы энтелехии протекают как системно, осознанно осуществляются в лаборатории художника, поэта, музыканта, так и бессистемно. В своем литературном творчестве, особенно в сказках, философ через размышления о тайне русской земли показал процессы энтелехии. Так, в сказке «Великому народу русскому», написанной в форме эпического очерка за год до Второй мировой войны, художник слова «воскрешает» всех русских богатырей, деяния которых он имагина-тивно видит, и таким образом прошлое, настоящее и будущее в один художественный узел сплетаются: «Илья Муромец встал. Добрыня побывал в Галиче. Микула зачал новую пашню. А Настасья Ми-кулична многих перегнала. По поднебесью летает на страх злым. А зависти-то сколько за морями!» [Рерих Н.К., с. 77–78]. В этом случае мы и говорим об энтелехии культуры, когда осуществляется соединение времен в одной художественной плоскости. Интересно то, что фоновую основу сказки составила ранняя работа художника «Гонец» (1897), которая была дипломной. Показателен с точки зрения проявления энтелехии в творчестве процесс работы над полотном: «во время работы над картиной Рерих неоднократно советовался со Стасовым о типе древней славянской избы, плетне городка, форме лодки, посылал ему свои зарисовки и, только когда получал полное одобрение со стороны Стасова, вводил их в картину» [Николай Рерих. Русское]. В то время труды А.Н. Афанасьева, Ф.И. Буслаева, В.В. Стасова изучал подробно и С.А. Есенин, когда разрабатывал в трактате «Ключи Марии» теорию орнамента, проявившегося в Логосе, музыке и русской вышивке. Но энтелехия иногда апофатична, то есть непостижима по своей природе. Иногда художник слова к «инстинкту культуры» приобщается интуитивно, гумилевским шестым чувством его воспринимает (Н. Гумилев, «Шестое чувство», 1920).

Апофатику понимаем культурологически широко, подразумевая под ней сакральную реальность , которая приоткрывается художнику слова в определенный час. В русском космо-психо-логосе апофа-тичны равнина, она бескрайняя и потенциально опасна для путника (Космос); в обрядности свадебной и погребальной апофатична Смерть (для Психеи, души русской, она тайна, знаменующая порог , переход на тот свет ); самым высоким градусом апофатичности в искусстве наделена поэзия (Логос), поскольку, по меткому наблюдению литературоведа В.В. Кожинова соединяет этот и тот свет , феноменальное и ноуменальное, «схватывает то органическое единство внешнего и внутреннего, в котором и осуществлены живая жизнь и живой смысл явления, уходящие корнями в бесконечность Вселенной [Кожинов В.В., с. 83].

Стоит отметить, что подобный процесс энтелехии описывал и наблюдал в то время поэт-символист А. Белый: «То действительно новое, что пленяет нас в символизме, есть попытка осветить глубочайшие противоречия современной культуры цветными лучами многообразных культур; мы ныне как бы переживаем все прошлое: Индия, Персия, Египет, как и Греция, как и Средневековье, — оживают, проносятся мимо нас, как проносятся мимо нас эпохи, нам более близкие» [Белый А., с. 57-58]. Конечно, подлинная поэзия и мышление поэта всегда энтелехийны [Дударева М.А., Морозова С.М.] и апофа-тичны [Дударева М.А., Кольцова Н.З.] (творческий процесс наделен качеством непостижимого), поскольку литература создается не в вакууме, художник слова живет и творит в пространстве большого времени и диалога культур , и в его творчестве срабатывает «инстинкт культуры» (эксплицитно и имплицитно), о котором писал Я.Э. Голосовкер. Задача литературоведа сегодня в цифровом эоне истории состоит в раскрытии культурфилософского потенциала художественного произведения для нашего времени, узнавании этого «инстинкта культуры». И в этом отношении метод, который воспроизводит наше сознание, иногда может «подводить» исследователя. Об этом много размышлял отечественный философ В.В. Бибихин в 1990-е гг. в контексте философии «леса», апофатичности и потенциальности этого «леса» для человека (лес — сад в потенции [Бибихин В.В., с. 100]). Логос — рождение и смерть одновременно, дуал, поскольку «мысль изреченная есть ложь» (Ф.И. Тютчев). И исследователь, с одной стороны, понимает часть смыслов, заложенных в Слово, с другой стороны, на рациональном уровне в целокупности их не видит. Однако на дорациональном апофатическом и поэтическом уровне он должен распознать «инстинкт культуры», сработавший в художественном космосе писателя, музыканта, творца. Именно об этом метафорически писал Н.К. Рерих в юношеской сказке «Детская сказка» (1893), воплотившей высокий модус любви.

В «Детской сказке», по мнению комментаторов литературного наследия мыслителя, изложены «представления о назначении художника в обществе, об отношении искусства к действительности» [Рерих Н.К., с. 182]. Сюжет таков: молодой певец вместе с разными вельможами пришел свататься к царевне, и каждый из гостей должен был рассказать о себе, проявить свои лучшие качества и преподнести дары. Вельможи похвалялись богатствами и властью, а певец в качестве дара предложил молодой царевне «веру в себя»: «Царевна! Ты красива, и много я слышал об уме твоем, но где же дела твои? Нет их, ибо нет в тебе веры в себя. Выходи, царевна, замуж за князя древнего рода и каждый день читай в его алой книге имя свое и верь в алую книгу! Выходи же, царевна, замуж за именитого гостя торгового, засыпь палаты свои сверкающим золотом и верь в это золото! В покое спи на золотом ложе и верь в этот покой! Покоем, золотом, алыми книгами закрывайся, царевна, от самой себя! Моего имени нет в алой книге, не мог я засыпать эту палату золотом и куда иду я — там не читают алой книги и золото там не ценно. И не знаю, куда иду я, и не знаю, где путь мой, и не знаю, куда приду я, и нет мне границ, ибо я верю в себя!..» [Рерих Н.К., с. 20]. Обратим внимание на последнюю фразу певца, которая восходит к начальным формулам русского фольклора, сказки и былины. Лингвист М.Ю. Михайлова, анализируя апофатические элементы русского языка, обратила внимание на речения «иду туда, не знаю куда», «ищу то, не знаю что» [Михайлова М.Ю.], которые потенциальны по своей природе, связаны с поиском «того света» в русской волшебной сказке. И на дорациональном уровне девушка выбирает себе в женихи певца, умеющего слышать голос природы, земли, деревьев, что символически проявилось в завершающем абзаце сказки: «И шумел за окном ветер и гнул деревья, и гнал на сухую землю дожденосные тучи — он верил в себя» [Рерих Н.К., с. 22]. Вера в себя понимается Н.К. Рерихом как любовь к себе и к миру (мирозданию), которая проявляется в умении понимать натурфилософский язык.

Выводы. Н.К. Рерих как философ и писатель увидел в зодчестве села Шокшова на границе Ивановской и Владимирской областей произвольно сработавший «инстинкт культуры», желание воскресить старину. Сам же он в своих сказках сознательно обращается к энтелехии и профетически заглядывает в будущее России: «Великому народу русскому ничто не страшно. Все победит: и лед, и жару, и глад, и грозу. И будет строить на диво» [Рерих Н.К., с. 78].