Вопросы культуры русской речи и аспекты российской языковой политики

Постановка проблемы. Национальный язык пронизывает и обеспечивает жизнь этносоциума во всех многообразных видах его деятельности. Фактор общего языка является одним из главных, связывающих воедино население разных территорий страны. Обильная информация, сохраняемая и транслируемая с помощью языка его носителями, поддерживает важнейшее ощущение общности между обитателями даже значительно удаленных друг от друга местностей и представителями разных поколений, не только сосуществующих в одно и то же время, но и разделенных естественным ходом истории. Язык, выступая как средство созидания культуры, является при этом и совершенно неотъемлемой ее частью. Таким образом, национальный язык фактически выполняет функцию фундаментальной духовной скрепы, важность которой для этноса невозможно переоценить.

Для поддержания успешного речевого общения необходима официальная и четкая языковая политика, гармонирующая с другими реализациями политической воли государства, – особенно если оно постоянно декларирует свою суверенность.

Обзор научной литературы . Само понятие «языковая политика» трактуется иногда по-разному. Ср.: « языковая политика – совокупность идеологических принципов и практических мероприятий по решению языковых проблем в социуме, государстве» [Дешериев, 1990, с. 616] – и: « языковая политика представляет собой сознательное воздействие государства на функционирование языка в обществе, находящемся в пределах той или иной государственной или административной территории» [Герд, 1995, с. 6].

Языковая политика ведется всегда и везде, и «даже если ее нет в целенаправленном виде, стихийно она как-то проводится» [Алпатов, 2003, с. 26]. Иначе говоря, для операций в сфере регламентации речевого общения вовсе не обязательно наличие нормоустанавливающих документов1.

Кроме того, эта политика неизменно основывается на неких идеологических принципах, пусть и «не обязательно осознанно» [Алпатов, 2003, с. 20], в том числе и тогда, когда «никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной» (Конституция РФ) – ср., однако, эрзац-заменитель идеологии в виде пакета традиционных духовно-нравственных ценностей .

Между тем любому квалифицированному лингвисту хорошо известно: «Всякий язык выполняет ту или иную идеологическую функцию» [Герд, 2009, с. 6]; слово каждого национального языка идеологично – такова природа лексического значения.

Наряду с этим идеология пропитывает, по существу, все сферы бытования человека и общества. Она совсем не обязательно должна формализоваться в лозунгах, декретах и т.п. Ведь «идеология <…> сказывается во всем. И ее нельзя уловить ни в чем» [Зиновьев, 1990, 1, с. 226].

Среди функций языка чрезвычайно редко называют функцию обеспечения и сохранения национальных (этнических, этносоциальных) ментальных кодов. « Мент альность – это миро созерцание в категориях и ф о р м ах р од н о г о я з ы к а , в процессе познания соединяющее интеллектуальные, духовные и волевые качества национального характера в типичных его проявлениях» [Колесов, 2004, с. 15]. Язык, прежде всего его словарный состав, консервирует с предполагаемой реализацией в настоящий момент или в перспективе некие долговременно устойчивые этноментальные черты носителей данного

СИБИРСКИЙ ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ФОРУМ ^{2025. № 3} (³²)

языка и служит регулятором их поведения. Именно лексика фиксирует участки аксиологической шкалы – от абсолютно ‘хорошего’ до безусловно ‘плохого’, разграничивая ‘свое’ и ‘чужое’. Именно лексика формирует языковую картину мира: выраженную словами совокупность знаний, приобретенных человеком в процессе освоения окружающего мира, – и, конечно, понимания самого себя.

Если же заполонить повседневную речь чужеязычными заимствованиями (синхронно – и элементами чуждой культуры), то национальная картина мира неизбежно трансформируется, и чем большее количество заимствованных слов находится в активном обороте, тем радикальнее перекраивается мировидение по иноземным лекалам. Это происходит совсем не в интересах большинства коренного населения (ср. истории колоний, в которых насаждались языки метрополий). А «момент заимствования вполне определенно оказывается моментом утраты национального концепта, причем обедняется русская ментальность и оскопляется ментальный ряд» [Колесов, 2004, с. 122].

Результаты исследования . Бурный и мутный приток англицизмов в русскую лексику, сопровождавшийся псевдонаучными измышлениями о высочайших достоинствах английского языка и, соответственно, глубокой ущербности русского, широко тиражировался российскими СМИ².

Конечно, эти пропагандистские процессы не были случайными: ведь «всегда есть какие-то словесно выраженные ведущие идеи “властителей дум” данной эпохи» [Бахтин, 1986, с. 283]. Таковыми оказались, по крайней мере, два известных речения. Первое – пафосный призыв первого российского президента, произнесенный в американском конгрессе: «God, bless America!» (17.06.1992); второе принадлежит его преемнику, несколько запоздало признавшему наконец публично: «Мы считали, что мы свои, “буржуинские”»3. Таким образом были выражены светлые чаяния российско-компрадорской «элиты».

Начался многолетний период подобострастия перед Западом: эпоха противостояния якобы закончилась, вспыхнула демонстративная дружба, российские энергоносители благосклонно принимались странами НАТО и т.п.4 В свою очередь, языковая картина мира обитателей России, особенно их молодого поколения, была решительно изменена с помощью массированного внедрения в речевую практику англоязычной лексики.

Процессы заимствования с точки зрения лингвистической науки вполне объективны. Как правило, они имеют социальную базу5, в которой находят своих инициаторов и трансляторов. Современные явления в этой сфере отличаются определенным своеобразием: их насаждение с самого начала российских великих реформ было пропагандистски обусловлено, по крайней мере, двумя причинами, впрочем, взаимосвязанными.

Во-первых, заимствования не обладают внутренней формой6, внятной носителям автохтонного языка: их присутствие разрушает семантическую непрерывность словаря (Ю.Н. Караулов), то есть автоматически лишает языковую картину мира ее цельности и непротиворечивости (пусть даже относительной) и делает ее дискретной. Вследствие этого атомизируется этносоциум.3

Во-вторых, обработка массового сознания заведомо непонятными словами («бомбардировка, подобная метеоритному дождю» [Лотман, 1996, с. 22]) делает общество податливым и/или безучастным к обозначаемым ими нововведениям, вряд ли для него благотворным [Ильс, Янченко, 2007].

Политические катаклизмы нередко получают выражение и в межъязыковых контактах/конфликтах. Так, свифтовские лилипуты-триумфаторы принуждают побежденных ими блефусканцев вести переговоры о капитуляции на лилипутском языке. Известно: «принять язык противника – значит незаметно для себя стать его пленником» [Кара-Мурза, 2002, с. 425]. – «…Заставить информационную систему [то есть человека или социум] “с м отр е ть н а м ир чужими глазами”, глазами той информационной системы, на которую данная система должна стать похожей, то есть гл аз ам и э т ал о н а» [Расторгуев, 2003, с. 136] – это и есть важнейший результат информационно-психологической войны.

Многочисленные общеизвестные факты сегодняшней российской речевой коммуникации дают основания утверждать, что вследствие чрезмерного насыщения англоязычными лексическими элементами возникает некое подобие псевдорусской смеси – новоявленного пиджина (см. [Бондалетов, 1987, с. 58]).

Массированные атаки именно на русский язык объясняются тем, что он является языком государствообразующего народа. Справедливы суждения: «Язык – единственная сила, которая еще осталась у нас как возможность развития культуры» [Колесов, 1999, с. 226] – и: «Язык снова выступает как знак, как символ⁷ и знамя борьб ы за спасение своего народа» [Герд, 2009, с. 2].⁴

СИБИРСКИЙ ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ФОРУМ ^{2025. № 3} (³²)

Но язык – еще и средство передачи от поколения к поколению его коренных носителей своеобразно сакральных знаний: словесных обозначений национально-ментальных концептов, то есть той суммы информации, которая и определяет национальную самобытность и естественные достоинства собственно народа (а не населения ). Язык является и орудием воспитания: «практически все же удается желанные [при воспитании] идеалы более или менее точно охватить языковыми выражениями» [Комлев, 2003, с. 174]. Ведь «основной принцип воспитания – это формирование творчески ориентированного гражданина своего Отечества» [Колесов, 1999, с. 138]; то есть подготовка полноценного тв ор ц а-с озид ателя , а вовсе не «квалифицированного потребителя» (А. Фурсенко). Понятно, что макароническая речь отнюдь не помогает становлению патриотизма, который вдруг оказался чрезвычайно востребованным государством после февраля 2022 г.⁸

Однако насколько возможно еще исправить российскую речекоммуникативную ситуацию хотя бы в отношении словоупотребления, сказать довольно затруднительно. Результаты недавних исследований говорят о том, что в речи групповой языковой личности студенчества «новейшая ксенолексика, представленная англо-американской составляющей, весьма значительна. Речь представленной социальной группы состоит из комбинации русских и англо-американских слов и выражений. Эти явления свидетельствуют: 1) о космополитичности студенчества <…>, ориентации на западноевропейскую культуру; 2) о приоритете владения английским языком по отношению к другим языкам»9, – отмечает исследователь Л.С. Савилова10.

Конечно, было бы несправедливо утверждать, что всевидящее государство совсем не обращает внимание на речевое поведение своих подданных. После 1991 г. был принят ряд законов о языке11.5Был учрежден Совет по русскому языку, правда, ставший известным лишь по телетрансляции одного из его заседаний [Васильев, 2021]. Затем по непонятным публике причинам вместо него возник другой орган.

Название новоучрежденного Совета по реализации госполитики в сфере поддержки русского языка и языков народов России семантически предельно прозрачно: союз и указывает, что русский более не является одним из языков Российской Федерации12. Весьма пестрый, как и его предшественника, персональный состав этого органа, включающего в том числе широкий диапазон администраторов – от директоров музеев писателей до никому неведомых предводителей многодетных семей и выпускниц иняза13 – и актеров под председательством театральной критикессы, готовит эпохальные лингвополитические свершения. В частности, предполагается сотворение Основ государственной языковой политики, внесение изменений в закон «О государственном языке Российской Федерации»14.

Видимо, для придания усилиям совета дополнительной энергии в его заседании 5 июня 2025 г. принял участие президент, в частности, посетовавший на «кашу из латиницы и других символов» (газета.ru). Конечно, это совершенно верное замечание. Но что будет предпринято р е ал ь н о в целях исключения из языковой картины мира «уважаемых россиян» тех избыточных экзогенных элементов, которые уже успели в ней укрепиться, – пока совершенно непонятно.

Тем более что проблема не ограничивается лишь засильем псевдопрестиж-ной латиницы. Чуть ли не любое массовое мероприятие в России именуется по-английски; почти всякое предприятие, заведомо не имеющее международных связей, называется по-английски либо с использованием англоязычных компонентов [Васильев, 2020, с. 171–179]; в широком речевом общении укоренились бук-кроссинг , избинг и маминг , а также мастхэв и мастрид и т.д. и т.п. Вероятно, президенту еще не раз придется участвовать в заседаниях совета по реализации его собственных предложений. Ведь сегодняшняя обыденная россиянская речь все более уподобляется описанной ранее речи русских американцев образца 1925 г., которые называли «трамвай – стриткарой, угол – корнером, квартал – блоком, квартиранта – бордером, билет – тикетом»¹⁵.⁶

Последним зримым свидетельством государственного интереса к проблемам языковой политики стало внесение изменений в некоторые акты РФ, утвержденные президентом 24.04.2025 (№ 168-ФЗ) и активно одобренные в СМИ. Но ничего направленного на какие-то радикальные изменения культурно-речевой ситуации здесь нет. Более того, пропагандистская невнятица рискует быть умноженной за счет фигурирующего в документе мифогена общероссийская культурная идентичность , семантически совершенно неопределенного, но, видимо, гармонирующего с запущенным ранее мифогеном общероссийский патриотизм¹⁶ .

СИБИРСКИЙ ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ФОРУМ ^{2025. № 3} (³²)

Не очень понятно, как эти два политтехнологических изобретения будут сочетаться с фантомным русским миром [Васильев, 2024, с. 194–196]. Таким образом, пока что результатом усилий в рассматриваемой области становится наращиваемая эклектичность малоубедительной пропаганды.

Выводы. Некоторые особенности российской культурно-речевой ситуации позволяют говорить о том, что русский язык, перенасыщенный лексическими англицизмами, превращается в разновидность пиджина, языка-мутанта, гибридный артефакт. В языковом плане суверенитет РФ может быть взят под сомнение. Острота проблемы подчеркивается тем серьезным обстоятельством, что наплыв заимствованных слов ведет к деформации языковой картины мира в интересах зарубежных «партнеров»-распорядителей и утрате национальной ментальности, которой у «россиян», в отличие от собственно русских, нет и быть не может. В конечном счете это исчезновение государствообразующего народа: понятно, что_́ в таком случае произойдет с самим государством (надо учитывать и демографические реалии – тоже следствие послесоветских социально-экономических преобразований). Спорадические попытки власти реагировать на очевидные тенденции и их промежуточные итоги воплощаются иногда в документах паллиативного характера, поэтому затруднительно считать российскую языковую политику осмысленной и благотворной для большинства населения.

P.S. Текст этой статьи был уже готов к публикации, когда появился указ № 474 «Об утверждении основ государственной языковой политики Российской Федерации». Конечно, документ заслуживает глубокого анализа. Выскажем здесь лишь наиболее общее впечатление от него. С одной стороны, в данном указе есть много логичных положений; с другой – имеются пункты, формулировки которых либо недостаточно продуманы, либо явно нуждаются в более тщательном и недвусмысленном словесном выражении.