Ценность духовного обновления общества как благо, производимое нравственным учителем

Претворение в жизнь национальных интересов современной России объединяет общество и личность тогда, когда все люди осуществляют действия по воплощению интересов, а их усилия в этом направлении «находятся не в памяти одного человека, но в памяти всей духовной общности» [1, с. 42].

Решать задачу организации усилий всех людей или, по крайней мере, большинства людей по претворению национальных интересов России призван учитель. В интересе учителя к духовному обновлению общества зафиксировано его отношение к сохранению и созиданию нравственных ценностей, к утверждению в обществе идеалов нравственности.

Своим возникновением интерес учителя к духовному обновлению общества обязан потребности социума в сохранении и созидании своих нравственных ценностей, в утверждении в обществе идеалов нравственности. Данная потребность, будучи опредмеченной, становится мотивом деятельности учителя по воспитанию нравственного, добродетельного учащегося.

Осмыслим понятие «интерес учителя к духовному обновлению общества» на этическом уровне. На этом уровне анализа раскрывается соотношение между личным и общественным интересом [2, с. 144–146].

Анализ научной литературы показывает, что проблема соотношения личного и общественного интереса далеко не нова. Данная проблема ставилась и решалась этической наукой в доперестроечный период, ставится и решается она и в настоящее время.

Можно выделить две группы исследований, проводившихся в доперестроечный период и посвященных проблеме соотношения личного и общественного интереса. Одни ученые (Л. М. Архангельский, Н. В. Рыбакова) осмысливали данную проблему в русле доминирующей роли общественных интересов над личными, другие (С. Ангелов, А. А. Гусейнов) — в рамках диалектики личного и общественного интереса.

Анализ научной литературы выявил, что в зависимости от того, как данная проблема была вписана в круг научных интересов иссле- дователей, аспекты ее изучения даже в рамках той или иной группы исследований различны. Основные различия в воззрениях Н. В. Рыбаковой и Л. М. Архангельского относительно соотношения личного и общественного интереса, которые (воззрения), заметим, не противоречат идее доминирующей роли общественных интересов над личными, заключаются в том, что если Н. В. Рыбакова ставит и решает данную проблему в контексте соотношения общественного и индивидуального сознания [3, с. 80–82], то Л. М. Архангельский — в контексте представлений о коллективистском типе личности, которому «присуща заинтересованность в общем благе, способность к самоотречению и самопожертвованию во имя общих интересов» [4, с. 51].

Н. В. Рыбакова, обосновав, что общественное моральное сознание обращено к индивиду, к сознанию личности как системе обязательных предписаний, выраженных в виде нормы, формирующей у личности определенные одобряемые в данном обществе, в данной социальной среде ценностные ориентации, подчеркивает, что все предписания общественной морали осознаются личностью как должное. Знание должного связано с овладением теми нормами и правилами, которые составляют моральные ценности общества [3, с. 81–82].

Одной из таких моральных ценностей общества является ценность его духовного обновления, которая, если она признается всеми или большинством людей, приобретает значение должного. Любая ценность, в том числе и ценность духовного обновления общества, относится не только к сфере сущего, но и к сфере должного.

Ценность духовного обновления общества как должное обеспечивает сочетание личных и общественных интересов тогда, когда они объективно совпадают друг с другом. Естественно, их совпадение в целом далеко не всегда бывает полным.

Дальнейший анализ идей Н. В. Рыбаковой о соотношении личного и общественного интереса показывает, что ученый, признавая факт разрыва между общественным и индивидуальным моральным сознанием и, как следствие, между общественным и личным интересом, приходит к мысли, что такой разрыв не может быть доказан только доминирующей ролью общественных интересов над личными. Нельзя недооценивать, как подчеркивает Н. В. Рыбакова, важность многозначности индивидуальных нравственных ориентаций в рамках сложившейся общественной морали [3, с. 80]. Более того, «целостность, прочность моральных отношений в обществе достигается отнюдь не статистическим соответствием индивидуального и общественного сознания, тем более не равнозначностью тех решений моральных проблем, которые дают отдельные личности. <…> Реальная жизнь, моральные ситуации столь богаты по формам проявления, по заключенному в них содержанию, что бездумное, механическое, несвободное следование общественным нормам на деле в конкретной ситуации может вылиться в асоциальный результат» [3, с. 78–79].

Анализ идей Л. М. Архангельского относительно соотношения между личным и общественным интересом, осмысливаемым им в контексте представлений о коллективистском типе личности, показывает, что, в отличие от Н. В. Рыбаковой, ученый ведет речь не просто о доминирующей роли общественных интересов над личными, но о господстве первых над вторыми. Благодаря этому господству становится возможной гармония личного и общественного блага, которая, как подчеркивает Л. М. Архангельский, на базе господства общественных интересов обуславливает преобладание в сознании личности социально значимых ценностей, организующих структуру жизненных устремлений и ориентаций [4, с. 83].

Мы полагаем, что никакой гармонии между общественным и личным интересом, если первый интерес господствует над вторым, быть не может. Господство одних интересов над другими приводит к подчинению личного интереса общественному.

Для нашего исследования важной является мысль Л. М. Архангельского о том, что личность, ориентированная на общественный интерес, объективна в моральных требованиях, в требованиях к окружающим [4, с. 51].

Действительно, если учитель ориентирован на воспитание нравственного, добродетельного учащегося, то он по определению воплощает в жизнь и общественный интерес — духовное обновление общества. В сфере морали, как подчеркивает Л. М. Архангельский, такой интерес облекается в форму моральных требований, повелений, получивших обобщенное наименование императивов [5, с. 55–56]. Учитель, если он реально ориентирован на воплощение в жизнь такого интереса, предъявляет к себе и к другим моральные требования, выполняет их и требует их выполнения учащимися.

Соглашаясь с Л. М. Архангельским в том, что благородство помыслов и мотивов личности сочетается с гуманностью средств, избираемых для достижения цели [4, с. 51], заметим, что такое благородство заключается не «в способности к самоотречению и самопожертвованию во имя общих интересов» [4, с. 51], но в том, что, как подчеркивает Н. Гартман, в большом масштабе благородство — это совершенствование жизни исторического этоса, в малом, в отдельном человеке, — особая тенденция идущего вперед. Оно направлено всегда только к группе единомышленников. В благородстве заключена тенденция к непрерывному открытию ценностей. Постоянной же эта тенденция является именно потому, что группа благородных всегда увлекает за собой массы. Все непосредственно постигаемые ценности имеют тенденцию становиться общими [6, с. 384–387].

Такой общей ценностью, объединяющей людей на пути сохранения и созидания нравственных ценностей общества, является ценность духовного общества, которая, если она уже реально воплощена в жизнь, отходит на второй план, помещается в «утаенный план сознания».

Обратимся к идеям С. Ангелова и А. А. Гусейнова, которые осмысливали проблему соотношения личного интереса и общественного в рамках их диалектики, а не в русле доминирующей роли общественных интересов над личными. Анализ показывает, что аспекты изучения данной проблемы у С. Ангелова и А. А. Гусейнова различные. Если С. Ангелов выявляет данное соотношение в зависимости от того, как диалектика личного и общественного интереса отражается в нравственном сознании людей [2, с. 144], то А. А. Гусейнов акцентирует внимание на противоречии между интересом отдельного человека и общим интересом [7, с. 50]. Ученые едины в том, что они осмысливают данную проблему в контексте общественной морали, являющейся продуктом социума со свойственными ему противоречиями.

С. Ангелов отмечает, что на основе диалектики личного и общественного интереса, которая отражается в нравственном сознании, формируются принципы и нормы поведения людей, извлеченные из их опыта, которые затем определяют нравственную практику человека. Мораль является средством социальной ориентации личности и общества, а нравственность отдельного человека есть субъективный момент, но сам этот момент есть не что иное, как осознание личностью своего интереса и сопоставление его с интересами других членов общества, с общественным интересом. Сложность связи этих форм морального сознания объясняется тем, что общественная мораль отражается в сознании индивида. Мораль по отношению к индивиду является не только объектом отражения, но в известном смысле и критерием моральности самого индивида. Последняя форма весьма своеобразна, потому что общественная мораль — продукт общества со свойственными ему противоречиями [2, с. 144].

Как видим, С. Ангелов в отличие от Л. М. Архангельского ведет речь о сопоставлении личного и общественного интереса, а не о подчинении первого второму. Сопоставление личного интереса с общественным осуществляется в сознании человека, отражающем связь этих интересов, которая, естественно, может порождать противоречия сознания. Эти противоречия в своем развитии, как подчеркивает В. Н. Сагатовский, порождают проблему сохранения культуры, а ее нерешенность чревата культурной катастрофой [8, с. 26].

Такое противоречие, как мы полагаем, возникает тогда, когда учитель или любой другой человек при сопоставлении общественного интереса к духовному обновлению общества с аналогичным личным интересом не в полной мере осознает или совсем не осознает значения такого обновления. Главное же заключается в том, что противоречие между личным и общественным интересом к духовному обновлению общества не является непреодолимым, поскольку каждый из интересов предполагает наличие другого интереса. Таким другим интересом может быть и общественный интерес, и интерес другого человека. В обществе личный и общественный интерес друг без друга не существуют.

Разрешение же учителем противоречий сознания, возникающих в результате сопоставления личного и общественного интереса к духовному обновлению общества, является условием сохранения и созидания нравственных ценностей общества, утверждения в нем идеалов нравственности. Через сопоставление личного интереса с общественным учитель «осознает свою соразмерность с масштабами мира [общества] <…> и одновременно несоответствие между этими масштабами» [8, с. 25], между масштабами общества и личными масштабами. Понимание учителем своей соразмерности с масштабами общества выводит его на осознание и принятие общественного интереса, ибо интерес к духовному обновлению общества не противоречит идее человечности, «без которой отношения людей никогда бы не приобрели человеческого (общественного) характера» [9, с. 23].

Перефразируя мысль А. А. Гусейнова о том, что «социальные интересы врываются в человека бесцеремонно и основательно, навязывают себя ему» [7, с. 52], скажем, что общий, или общественный, интерес к духовному обновлению общества, если он осознается учителем, навязывает себя ему. Такое навязывание представляет собой, с нашей точки зрения, императив, с которым «должна быть сообразована максима поступка, и, собственно говоря, одну только эту сообразность императив и представляет необходимой» [10, с. 83].

Понимание А. А. Гусейновым того, что общественный интерес навязывает себя человеку, не имеет ничего общего с господством общественного интереса над личным. Господство одного интереса над другим не императив. Господство общественного интереса над личным не позволяет человеку осуществлять свободный, сознательный моральный выбор поступков и ценностей, между тем как «свобода — это сознательный выбор из ряда возможных вариантов поведения» [11, с. 123].

Господство одного интереса над другим в рамках морали не идентично навязыванию интересом себя человеку. Когда речь идет о навязывании интересом себя учителю, то следует иметь в виду, что духовное обновлении общества есть своего рода ориентир, указывающий путь по созиданию ценностей, по утверждению нравственных идеалов. Навязывание не диктат, а побуждение. В рамках морали навязывание есть своего рода тирания, которую «человек должен осуществить в отношении себя самого» [9, с. 277]. Навязывание в морали есть предписание, каким быть учителю, учащемуся, есть повеление, содержащее в себе «такие элементы, которыми люди могут руководствоваться во многих своих действиях» [12, с. 75].

Навязывание общественным интересом к духовному обновлению общества себя учителю предписывает ему быть нравственным, добродетельным.

Анализ исследований Р. Г. Апресяна показывает, что проблема соотношения личного и общественного интереса в настоящее время ставится и решается им в русле качества морали в конкретном обществе, которое (качество) проявляется в ряде показателей: «Первое, обеспечение стабильности и развития общества, гармоничного развития способностей граждан, их готовности содействовать общественному благу и стремлений к личному благу. Второе, насколько успешное стремление каждого к реализации частного интереса оказывается основой для развития блага целого. Третье, насколько общее благо обеспечивается методами, соответству- ющими смыслу самой идеи общего блага, — справедливыми, то есть не ущемляющими неоправданно ничьих интересов, и гуманными, то есть способствующими развитию частных интересов. Четвертое, насколько она благотворна для реализации индивидами Золотого правила» [13, с. 12–13].

Как видим, Р. Г. Апресян осмысливает проблему соотношения общего и частного интереса в более широком, чем его предшественники, контексте, а именно в контексте того, как стремление каждого реализовать частный интерес оказывается основой для развития блага целого, не ущемляя интересов других. В своих размышлениях Р. Г. Апресян идет не от личного (в терминологии ученого — частного) интереса к благу общего, не от общественного интереса к личному, а от интереса, который содействует общему благу.

Признавая факт наличия противоречий между личным и общественным интересом, Р. Г. Апресян полагает, что главным является не частный или общественный интерес, не их соотносимость друг с другом, а такой интерес, который содействует общему благу. «По логике общественной морали, — пишет Р. Г. Апресян, — благо общего приоритетнее блага частного, и при конфликте различных частных интересов предпочтение следует отдавать тому, что в большей мере содействует общему благу» [13, с. 15].

Возникают вопросы: «Что является благом общего?» и «Что такое благо?». Попытаемся ответить на них. Вначале мы отвечаем на второй вопрос, ибо без понимания того, что есть благо, невозможно ответить на вопрос, что есть благо общего или, в нашем представлении, общее, общественное благо. Ответ на эти вопросы позволит нам впоследствии выявить нравственный феномен, который соответствует смыслу идеи блага общего, общественного блага.

Методологической основой для определения блага в нашей работе являются положения Аристотеля о том, что благо есть то, к чему человек стремится, есть цель, которая, будучи желанна сама по себе, есть собственно благо, и положения Н. Гартмана о том, что благо есть нравственная ценность.

При определении блага, общего (общественного) блага, следует иметь в виду не абстрактные стремления людей и не абстрактные цели, но конкретные стремления и цели, достижение которых обеспечит жизнь сообща в меняющемся мире. Стремление человека к жизни среди себе подобных есть его стремление к жизни сообща. Одним из ориентиров такой жизни является ценность духовного обновления общества, а духовно обновленное общество есть желанная для человека и для общества цель, которая и есть, говоря словами Аристотеля, «собственно благо».

Данная ценность в настоящее время представляет значение для современного общества и современного человека. Нравственное благо, в нашем случае ценность духовного обновления общества, как подчеркивает Н. Гартман, фундировано ценностью ситуации [6, с. 376]. Такой ценностью ситуации, которая намечается как цель, является ситуация духовно обновленного общества. Ценность ситуации «дает интенции [учителя] направление» [6, с. 376] деятельности. В качестве же цели акта как такового полагается ценность духовного обновления общества. Учитель, сохраняющий и созидающий духовные ценности общества, утверждающий в нем идеалы морали, воспитывает нравственного, добродетельного учащегося. Тем самым педагог делает благо для учащегося, для общества. Такой учитель является нравственным человеком. «Если сказать, — пишет Н. Гартман, — “кто-то делает благо”, то в этом у-же двойственность: 1) он производит благо и 2) он в этом производстве является благим. Речь объективирует благо личности и одновременно субъективирует предмет» [6, с. 376].

Ценность духовного обновления общества, занимающая свое место на ценностной шкале, является мотивом деятельности учителя по воспитанию нравственного, добродетельного учащегося. Воспитывая такого учащегося, учитель тем самым изменяет сложившуюся в обществе социально-нравственную ситуацию. Говоря о том, что ценность духовного обновления общества занимает свое место на ценностной шкале, мы имеем в виду не ее место в иерархии