Идеал и модель «нового человека» 1920-х гг.: педагогические феномены в социокультурном контексте

Автор: Новиков Сергей Геннадьевич, Кузнецов Максим Сергеевич

Журнал: Известия Волгоградского государственного педагогического университета @izvestia-vspu

Рубрика: Педагогические науки

Статья в выпуске: 4 (167), 2022 года.

Бесплатный доступ

Рассматриваются социокультурные условия, при которых в 1920-х гг. разрабатывались идеал и модель «нового человека». Утверждается, что необходимость разработки названных теоретических конструктов детерминировалась, прежде всего, аномией и социокультурным расколом как продуктами догоняющей, неорганичной модернизации общества, а сам педагогический проект явился подсистемой Глобального проекта социального переустройства мир-системы.

«новый человек», идеал, модель, модернизация общества, аномия, маргинализация, социокультурный раскол

Короткий адрес: https://sciup.org/148324467

IDR: 148324467

Текст научной статьи Идеал и модель «нового человека» 1920-х гг.: педагогические феномены в социокультурном контексте

Введение . Явление миру Глобального проекта (христианского, либерального, марксистского и пр.) неизменно сопровождалось разработкой идеала, а то и модели того субъекта, который мог и должен был его реализовывать. Иными словами, как только человечеству предлагалось определенное видение социального универсума (желаемого будущего), ему предъявлялся также теоретический конструкт, фиксирующий качества творца этого «нового мира» [6; 7]. Характерно, что, как правило, идеал воспитания и модель субъекта перемен разрабатывались в переломные моменты истории. Так, Христианский проект возник в пору духовного кризиса античной цивилизации, который был порожден нараставшим социальным расслоением, непредсказуемостью завтрашнего дня и неспособностью традиционных культов отвечать на смысложизненные вопросы. Либеральный проект обосновывался в условиях кризиса феодальной системы, прокламировав идею индивидуальной свободы всякого человека независимо от его социального происхождения. Ну а Марксистский проект стал ответом уже на кризи- сы капитализма XIX в., на растущее отчуждение человека и потерю им привычного социального статуса. Сегодня, когда планетарное сообщество оказалось на очередном витке социокультурной эволюции (переход к постиндустриализму), в педагогическом сознании просыпается интерес к опыту педагогического проектирования прошлых транзитивных эпох. Особое внимание вызывает проект «нового человека», разработанный советской общественно-педагогической мыслью в 1920-е гг. Ведь он, во-первых, оказался ценностно-идеологическим ориентиром для отечественного воспитания на протяжении многих десятилетий и, во-вторых, стал предметом жарких дискуссий постсоветского времени. Примечательно, что самые разные, подчас полярные, суждения ныне высказываются не только по вопросу о сущности воспитательного проекта 1920-х гг. Не меньшие споры вызывает то, насколько последний вытекал из культурно-исторических особенностей страны, ее педагогической культуры. Ученые стремятся понять, был ли данный проект ответом на запросы российского общества или же стал продуктом интеллектуальных усилий ин-доктринированных фанатиков.

Цель статьи. Исходя из вышесказанного, опишем и концептуально представим тот социокультурный контекст, в котором осуществлялось в 1920-е гг. проектирование субъекта трансформации отечественного общества.

Методология исследования. Для достижения данной цели прибегнем к помощи следующих исследовательских инструментов: 1) концепций модернизации общества и образования (А.С. Ахиезер, М.В. Богуславский, И. Валлерстайн и др.), 2) культурноисторической генетики (К.М. Кантор, В.С. Степин, О.М. Фрейденберг и др.). Их сопряжение дает возможность обнаружить социокультурные корни теоретических конструктов, созданных отечественной общественно-педагогической мыслью в постреволюционной России, взглянуть на педагогическое проектирование 1920-х гг. сквозь призму социокультурной транзиции, осуществлявшейся на протяжении столетий.

Результаты исследования. Применение упомянутого инструментария к анализу исторического нарратива показывает, что разработка педагогами и политическими лидерами идеала и модели «нового человека» в 1920-е гг. происходила под влиянием процессов и феноменов, продуцированных имперской модернизации России XVIII – начала XX в. Еще «революция сверху» Петра Великого привела к социокультурному расколу страны на вестернизированную элиту и традиционалистски мыслящие социальные низы. Соответственно, педагогическая культура России также оказалась расколотой. Она разделила наших соотечественников на носителей ан-тропоцентристской (западной по происхождению) культуры (помещавших на вершину пирамиды ценностей интересы индивида) и приверженцев «почвенной» социоцентристской культуры (структурировавших систему ценностей вокруг интересов социальной целостности). Вследствие этого в стране исчезло единое воспитательное пространство, сегментированное на модернистское (для элиты) и традиционалистское (для основной массы населения Империи) [8].

Социокультурный раскол страны беспокоил многих отечественных философов и педагогов. Н.А. Бердяев, В.Я. Стоюнин, К.Д. Ушинский, некоторые другие мыслители, по сути, стремились предложить отечественному педагогическому сообществу идеал воспитания, позволяющий соединить на общей ценностной основе обе части расколотого российского социума. Такую же попытку предприняли и руководители страны, пришедшие к власти в результате социальных катаклизмов 1917– 1920 гг. Лидеры партии-государства (Н.И. Бухарин, Н.К. Крупская, А.В. Луначарский, Е.А. Преображенский, Л.Д. Троцкий) полагали необходимым, чтобы субъект строительства «нового мира» руководствовался дуалистическим идеалом (синтезирующим социо- и антропоцентризм). Этот «новый человек», по замыслу вождей большевизма, должен быть мотивирован к деятельности общими интересами и одновременно открытым новшествам , готовым проявлять личную инициативу .

Конкретизацию этого идеала в виде модели «нового человека» большевистские теоретики доверили отечественным педагогам. М.В. Крупенина, А.С. Макаренко, В.Н. Шульгин, С.Т. Шацкий, другие педагоги-ученые и педагоги-практики, разделявшие марксистские взгляды, включились в данную работу. Указанная модель в отличие от идеала носи- ла практико-ориентированный характер, поскольку четко и системно фиксировала базовые ценности «идеальной личности».

Какие социокультурные факторы влияли на проектировщиков «нового человека» в Советской России – СССР? Кроме уже упомянутого социокультурного раскола в их число следует включить маргинализацию населения и аномию . Дело в том, что ускоренная и неорганичная имперская модернизация, вырывая широкие слои населения из привычной им социальной среды («выбрасывая» множество крестьян, преимущественно молодых возрастов, в город, оставляя их без социального контроля старших родственников и общины), ставила под сомнение многовековые устои жизни, самоочевидные («природные», «вечные») нравственные нормы и образцы поведения. Маргинальные слои россиян, утрачивая прежний (одобряемый традицией) социальный статус, не приобретали нового, более высокого. Они оказывались на периферии социальных групп, утрачивая исходные жизненные ориентиры. Эти слои не укоренялись в новой субкультурной среде и оказывались в ситуации морального вакуума, порождавшей нравственный релятивизм и цинизм (см. подробнее: [5]).

Кризисные явления в нравственной сфере жизни развивались в условиях падения авторитета православной церкви. Тесно связав себя с государством, она оказалась в глазах общества ответственной за его политику, пороки власти. По замечанию историка (эмигранта первой волны), церковь воспринималась как не просто консервативная, но реакционная сила [9, с. 34]. Такому отношению способствовал и характер преподавания Закона Божия в школах и религиозных учебных дисциплин в духовных учебных заведениях. Священник Г. Петров в следующих словах описывал результаты такого обучения: «Я знаю случаи, когда семинаристы, окончившие курс, с ненавистью разрывали на клочки Библию и, как дикие, топтали ногами святые страницы. Все близко знакомые с внутреннею жизнью семинарии могут привести сотни таких кощунств, от которых у свежего человека волосы станут дыбом» (цит. по: [5, с. 243]).

Неудивительно, что в стране наблюдалось снижение уровня религиозности среди россиян младших возрастов. Так, из 250 чел., учившихся в 18 мужских и 14 женских средних учебных заведениях Одессы в 1912 г., только 38 чел. ответили в анкете, что они «верны своей религии», в то время как 155 учащихся (62%) вообще заявили, что к религии «не

ИЗВЕСТИЯ ВГПУ имеют никакого отношения» [4, № 6, с. 189]. Понятно, что место традиционной религиозности занимала «новая религиозность» – приверженность модернистским учениям, намеревавшимся построить Царство Божие на Земле (марксизму, прежде всего).

Показателем того, что в подростковой и молодежной среде существовал запрос на трансформацию общества, говорят социологические опросы. Так, в 1905–1907 гг. количество подростков и юношей, участвовавших в революционных волнениях, в отдельных классах средней школы колебалось от 50 до 90% [2, с. 33]. Школьники, манифестируя свои чаяния, устраивали на занятиях пение революционных песен: «Ученики отказывались заниматься гимнастикой; во время урока гимнастики старшие пели “Марсельезу”, а младшие маршировали, чтобы подготовиться к вооруженному восстанию» (цит. по: [1, с. 43]). Конечно, приведенные факты относятся ко времени первой русской революции и потому их надо рассматривать как проявление чувств и планов детей в чрезвычайных социально-политических условиях. Но и в «спокойные» годы старшие школьники мечтали о мире, устроенном на новых началах. Так, в 1913 г. гимназистки заявляли о стремлении «совершать подвиги», жаждали «чего-то великого», желали «“отдать всю свою жизнь” на благое дело», мечтали о ком-то, кто «поведет их смело на борьбу» [10, c. 182]. А годом ранее 79,3% респондентов (учащихся гимназий и реальных училищ Одессы) назвали своими идеалами не семейное счастье или материальное благополучие, а «общественные идеалы альтруистического характера». Среди последних: «помогать бедному, страждущему люду»; «делать добро другим людям»; «творить, строить лучшую жизнь людям без различия национальностей»; «служить ближнему вплоть до пожертвования жизнью» [4, № 6, с. 197–198].

Таким образом, разработка идеала и модели «нового человека» в постреволюционные 1920-е гг. проистекала не только из программных установок большевизма (создание «нового мира», творцом которого является «новый человек»). Этот интеллектуальный процесс был ответом на потребности лучшей части российского общества в обретении смысла жизни, не связанного с накопительством, частными эгоистическими интересами. Иными словами, идеал воспитания, проектировавшийся Н.И. Бухариным, А.В. Луначарским, Л.Д. Троцким, другими вождями большевизма, и соответствующая ему модель, констру- ировавшаяся педагогами-марксистами, закономерно вызревали на отечественной культурной почве. Они были обусловлены стремлением создать человека, которому окажется по силам реализовать многовековые чаяния русского народа о мире без богатых и бедных, господ и рабов. Марксистские теоретики и педагоги-ученые инкорпорировали эту древнюю «почвенную» идею в научный, с их точки зрения, Глобальный проект трансформации социума. Данный замысел был грандиозен, а «решимость осуществить его – дерзновенна» [3, с. 847]. Как дерзновенно было и намерение авторов воспитательного проекта в исторически короткие сроки воспитать субъекта, противостоящего процессу «дегуманизации и овеществления человека» [Там же, с. 641].

Заключение. Резюмируем сказанное. Первое. Проектирование «нового человека» происходило в рамках Глобального Красного проекта, предполагавшего трансформацию России и всего планетарного сообщества на базе идей социального равенства и свободы. Второе. Авторы этого проекта (лидеры большевизма), исходя из российских реалий, соединили в идеале воспитания черты «традиционного русского человека» и качества носителя культуры Модерна. Соответственно, в проектируемом субъекте «нового мира» ими было синтезировано социоцентристское мировиде-ние, рассматривающее в качестве высших интересы общины, с отношением к человеку как самоценности. Третье. Необходимость разработки идеала и модели «нового человека» обусловливалась феноменами, генерированными догоняющей, неорганичной модернизацией. А именно: аномией (утратой идентификации личности с какой-то культурой, девальвированием традиционных ценностей вследствие маргинализации широких слоев населения, в особенности младших возрастов) и социокультурным расколом (разломом страны на два «культурных этажа», чьи «жители» руководствовались несхожими культурными образцами). Четвертое. Болезненные социокультурные процессы требовали от интеллектуальной элиты (общественных и политических деятелей, мыслителей и ученых-педагогов и пр.) скорейшего предложения обществу теоретического конструкта, в соответствии с которым можно и должно было воспитывать субъекта поступательного развития российского общества. Пятое. Указанный конструкт проектировался на двух уровнях: идеала (искусственно созданного образца личности, чьи качества воспринимались в качестве нравствен- но оправданных и образцовых) и модели (преломления идеала в реальную педагогическую цель). Идеал «нового человека» разрабатывался властной элитой (чья аналитика являлась единственно возможным генератором стратегии в той социокультурной и социально-политической конструкции, которая возникла после 1917 г.). А модель уже оказалась продуктом совместных усилий иерархов большевизма и педагогов (чьи взгляды и практика были сочтены отвечающими интересам социального прогресса).

Список литературы Идеал и модель «нового человека» 1920-х гг.: педагогические феномены в социокультурном контексте

  • Балашов Е.М. Школа в российском обществе 1917-1927 гг.: становление «нового человека». СПб., 2003.
  • Знаменский С.Ф. Средняя школа за последние годы: ученические волнения 1905-1906 г. и их значение: общ. очерк и материалы. СПб., 1909.
  • Кантор К.М. Двойная спираль истории: Историософия проектизма. Т. 1: Общие проблемы. М., 2002.
  • Марков О школьной молодежи (по данным одной анкеты) // Вестн. воспитания. 1913. № 5. С. 178-206; 1913. № 6. С. 162-199.
  • Новиков С.Г. Воспитание рабочей молодежи в условиях форсированной модернизации России (1917-1930-е годы). Волгоград, 2005.
  • Новиков С.Г. «…Переиначьте конструкцию рода человечьего!»: проект воспитания «нового человека» в условиях российской модернизации 1920-1930-х годов // Изв. Волгогр. гос. пед. ун-та. 2019. №3(136). С. 4-10.
  • Новиков С.Г. Проектирование «нового человека» в Советской России 1920-х годов // Отечественная и зарубежная педагогика. 2019. Т. 1. № 1(57). С. 161-174.
  • Новиков С.Г. Российское воспитание XVIII-XX веков в зеркале трансдисциплинарной методологии // Пространство и время в диалоге педагогических культур: интерсубъективность историко-педагогического понимания: сб. науч. тр. Международн. научн.-практ. конф. XXХIV сессии Научн. совета по проблемам истории образования и педагогической науки при отделении философии образования и теоретической педагогики Российской академии образования. Волгоград, 2021. С. 217-220.
  • Смолич И.К. История Русской церкви. [Кн. 8]. Ч. 1: 1700-1917. М., 1996.
  • Ф. Идеалы гимназисток // Вестн. воспитания. 1914. № 8. С. 157-182.
Еще
Статья научная