История развития и особенности русского меценатства

Меценатство, как вид благотворительности в области культуры, появляется в России довольно поздно – по мере того, как поддержание культуры становится не только делом государства и церкви, но и частных лиц. Главным условием меценатства в России можно считать стремление частных лиц поддерживать талантливых творцов [3, с. 65]. Для этого требуются не только деньги, но и желание потратить их на благо культуры.

Такое стремление может возникнуть лишь при условии соответствующего воспитания, которое формирует у человека вкус и тягу к культурным ценностям. До тех пор, пока дело русской культуры было сосредоточено в руках церкви и отчасти государства, его финансирование также шло через церковь и государство (точнее, государей). Поэтому древняя русская история донесла до нас главным образом свидетельства именно благотворительности, а не меценатства.

Но по мере того, как к культуре проявлялся не только государственный или церковный, но также общественный и частный интерес, начиналось и собственно меценатство [12, с. 48].

Первые ростки подлинно меценатской деятельности на Руси можно отнести к середине XVII века. В 1648–1649 годы на средства царского любимца Ф. М. Ртищева сначала был воздвигнут недалеко от Москвы (близ Воробьёвых гор) новый Андреевский монастырь, а затем построена при нём школа для вольнослушателей, учеником которой стал сам Ртищев. По тем временам школа эта давала новые для православной Руси «латинские» знания, в ней преподавали монахи – выходцы из Малороссии. Учащиеся при желании могли здесь обучиться не только «грамматике словенской и греческой», но и дойти «даже до риторики и философии» [9, с. 214], давно уже ставших широким достоянием западноевропейской духовной культуры, однако без восторга и подозрительно принимавшихся в православном мире.

На Руси это было явлением кардинально новым, и оно могло состояться только при частной инициативе и поддержке. Однако последствия его были очень значимыми для всего русского общества и его образования.

Это был первый, эпизодический случай меценатства в России. Система его стала складываться в XVIII веке, когда в русском обществе возник устойчивый интерес к светской культуре. Формируется он первоначально в дворянской среде, а затем уже распространяется на другие слои православного люда.

В истории русского меценатского движения можно выделить два наиболее значительных этапа. Первый определяется расцветом дворянского просветительства, коллекционирования и собирательства. Он приходится на вторую половину XVIII – первую половину XIX века, то есть на время правления Екатерины II и Александра I, и связан с таким широко известными именами, как И. И. Шувалов, П. Б. и Н. П. Шереметьевы, А. С. и С. Г. Строгановы, Н. Н. и П. Г. Демидовы, Н. П. Румянцев, А. И. Мусин-Пушкин, С. С. Уваров, а также с многими другими покровителями просвещения, литературы, искусства и науки.

Второй этап, ещё более значительный, чем первый, по своим масштабам и широте, занимает вторую половину XIX – начало ХХ века. В эту пору особенно значительный и безвозмездный вклад в развитие русской культуры стали вносить купцы. Современники называли этот период в русском меценатстве «медичевским». Он был исполнен небывалого размаха меценатской деятельности представителей российского предпринимательства. Имена «Московских Медичи» – П. М. Третьякова, К. Т. Солдатенкова, П. И. Щукина, С. И. Мамонтова, А. А. Бахрушина, С. Т. Морозова – были у многих на устах. Это было время удивительного по своей мощи ренес- санса отечественного искусства, по своему духовному и эстетическому взлёту созвучное эпохе итальянского Возрождения [5, с. 27]. Документы тех лет свидетельствуют об истинно глубинной, внутренней взаимосвязи между двумя деятельными творческими сторонами русского общества, органично нуждавшимися друг в друге: цивилизованной частью предпринимательства и творческой интеллигенцией [11, с. 106].

Следует заметить, что, несмотря на растущую концентрацию капиталов в купеческой и предпринимательской среде, не утратило своей значимости и дворянское меценатство. Можно назвать целый ряд бескорыстных покровителей культуры и искусства: М. К. Тенишева, князь С. А. Щербатов, графиня С. В. Панина и другие. К ним необходимо прибавить множество малоизвестных представителей дворянской интеллигенции в провинции, которые на собственные средства содержали библиотеки, школы, театры.

Несомненно, в древности традиция благотворительности была присуща всему русскому народу, представителям всех сословий. Однако масштабно такая благотворительность стала утверждаться состоятельным дворянским сословием. Что касается меценатства, то у его истоков, в виде целенаправленной поддержки культуры, образования и искусства, стояло в первую очередь дворянство – как сословие, непосредственно предписанное государством к светскому образованию и просвещению. Его роль в меценатстве, которое сделалось особенно заметным и значащим в России в середине XVIII века, была преимущественной. Как отмечает С. Новикова, в то время «меценатство являлось дворянской привилегией. Им увлекались скорее ради эстетического наслаждения, но к утончённому милосердию через него вовсе не стремились» [8, с. 29].

Русское дворянство включилось в меценатскую деятельность в результате Петровских реформ, которые способствовали распространению масштабного и планомерного светского просвещения, новых форм служения царю и Отечеству, а также светской коммуникации, потребовавшей нетрадиционных для прежней русской жизни вариантов дворянского и межсословного общения. Ещё с времён Петра I государственным делом считалась всякая общественная деятельность, включавшая службу в городских и земских учреждениях, организацию и попечительство школ, приютов, музеев. Всё это активно поощрялось со стороны правительства чинами и многими другими отличиями. Чиновничье-бюрократический строй сделался основой Российской империи. «Ловля чинов» считалась обычным делом в дворянской среде; даже представителям иных сословий чины и ордена открывали путь в привилегированное дворянское сословие. «Нужно было только “попасть” на государственную службу, а там всё шло само собой. И в этой служебной рутине нередко сглаживались грани между купцами и людьми духовного звания» [4, с. 96].

У представителей российских сословий появился веский стимул стремиться на государственную службу и продвигаться по служебной лестнице. Этому порядку вещей подчинялась даже благотворительная деятельность, которая открывала дворянам и особенно богатому купечеству возможность повышения своего социального статуса за счёт облагороженного отношения к чинам. Чины определяли социальный статус, а также давали право на почётное гражданство, на личное и потомственное дворянство. Почётные звания «коммерции советник» и «мануфактур-советник» присуждались не только за отличия в торговле и промышленности, но и за благотворительную деятельность. Это повышало вес в предпринимательской среде, придавало ей респектабельность. Этим самым самодержавие создавало общественные институты, развивало общественную деятельность и через неё сводило до минимума государственное финансирование в этой области.

При такой системе поощрений можно было получить орден, генеральский чин и потомственное дворянство, пожертвовав свои коллекции государственному музею или Академии наук. Примером может служить А. А. Бахрушин, получивший чин действительного статского советника за переделку и реконструкцию музея Академии наук [6, с. 137]; П. И. Щукин, удостоившийся этой чести за передачу коллекции документов и предметов старины Историческому музею [6, с. 19].

Однако дворянство занималось меценатством не столько ради чинов, сколько в угоду российским государям, ратовавшим за просвещение страны. Театры Шереметьева и его усадьба-музей, Румянцевская библиотека, Уваровская обсерватория и археологические экспедиции, Строгановские картинные галереи и рисовальная школа – всё это творения дворянского национального сознания, дворянского меценатства, оставившие неизгладимые следы в русской культуре. В городских дворцах и загородных родовых усадьбах на протяжении нескольких поколений устанавливались изысканные скульптуры, собирались живописные полотна, коллекционировались музыкальные инструменты, оружие, высокохудожественные предметы декоративно-прикладного искусства, формировались обширные библиотеки. Коллекции Шереметьевых, Барятинских, Юсуповых, Мещерских, Тенишевых и других дворянских родов насчитывали огромное количество предметов материальной и духовной культуры [2, с. 70].

Особое место в этом списке занимает Иван Иванович Шувалов, которого «с полным правом можно назвать русским меценатом» [9, с. 51]. Он получил известность как фаворит императрицы Елизаветы Петровны, первый министр просвещения, проводник идей М. В. Ломоносова, куратор Московского университета, куратор Сухопутного шляхетского кадетского корпуса и руководимого Сумароковым театра. И. И. Шувалов – дворянин и царедворец, однако личность для своей среды нетипичная. Его характер сложился в послепетровское время, но в среде, которую обычно называют допетровской стариной. «Он вынес из родительского дома безусловную покорность уставам церкви, благоразумное, не похожее на раболепство, уважение к власти, горячую любовь к Родине и то желание быть ей полезным, которое увековечило его имя в истории. Видимо, по этим причинам европейское образование, усвоенное им впоследствии, принесло такие блестящие плоды» [7, с. 52].

Современным исследователям жизни и деятельности И. И. Шувалова неизвестны объём и уровень полученного им образования. Скорее всего, первоначально они не были особенно высокими. Однако И. И. Шувалов, как и многие государственные люди того времени, остро чувствовал необходимость образования и на всём протяжении своей жизни старался его пополнять.

Такое уважительное отношение к образованию постепенно переросло в бескорыстное покровительство, которое он оказывал наукам и просвещению вообще. В этом и состоит главная заслуга И. И. Шувалова перед потомством. «Он не только радовался новым приобретениям науки и русского слова, но внимательно следил за трудами Ломоносова, тщательно их читал, поощрял учёного к дальнейшей работе, оказывал ему всяческую помощь, постоянно ободряя, поддерживая и в то же время требуя отчёта» [8, с. 54].

И. И. Шувалова по праву считают зачинателем систематического образования в России. Из его бесед с М. В. Ломоносовым о распространении образования в России родился проект создания в центре государства Московского университета и двух гимназий для подготовки юношества к поступлению в университет. В целях распространения знаний И. И. Шувалов учредил университетскую типографию.

В 1757 году И. И. Шувалов разработал проект и добился согласия Сената на создание «трёх знатнейших художеств Академии» – Российской Академии художеств. Цель создания этого учебного заведения – слава , которую Академия должна была принести России в Европе, и экономия , поскольку до тех пор в Россию приглашались дорогостоящие художники и мастера из Европы. Однако «главная заслуга Шувалова в том и состоит, что он первым заговорил о необходимости создания самостоятельной академии, способной решать задачи профессионального обучения на уровне лучших академий Европы» [7, с. 61].

Также И. И. Шувалов проявил себя как собиратель и коллекционер. В его личном собрании находились сотни картин и скульптур западноевропейского и античного искусства. Среди них – картины Рубенса, Рембрандта, Тинторетто, П. Веронезе, Л. Джордано, Гверчино, Ла Гренье. Во время своего пребывания в Италии И. И. Шувалов добился от Римского

Папы разрешения копировать лучшие римские, флорентийские и неаполитанские статуи, а также сделать слепки антиков. Всё это на корабле было доставлено в Россию и стало достоянием Академии художеств, государственных и частных собраний. Важно и другое: И. И. Шувалов собирал книги, окружал себя картинами и произведениями искусства не столько для собственного удовольствия, сколько в целях распространения знаний среди людей своего времени. Именно такое отношение к науке, образованию, искусству, культуре сделало его меценатом в самом широком смысле этого слова.

Особый интерес в этом отношении вызывает также и культурная деятельность графа А. И. Мусина-Пушкина. Первоначально он получил домашнее образование, но с тринадцати лет был определён на учёбу в Артиллерийское училище, которое вскоре было объединено с Инженерной школой и преобразовано в Артиллерийский и Инженерный шляхетский кадетский корпус. Примечательно, что программа обучения в этом корпусе была составлена М. В. Ломоносовым и, кроме военных наук, предполагала изучение истории, философии, географии и иностранных языков. «Всё это, разумеется, не могло не сказаться на воспитании учеников, росте их общеобразовательного уровня и национального духа – до осознания себя представителем нации, имеющей богатую историю» [1, с. 14].

После сравнительно недолгой службы в армии А. И. Мусин-Пушкин вышел в отставку и предпринял длительное путешествие по Германии, Франции, Голландии и Италии. Во время своих зарубежных поездок он вёл дневник, в котором особенно обращал внимание на «художества». Сохранились свидетельства современников А. И. Мусина-Пушкина о том, что из поездки он привёз подлинники «Божией матери» Рафаэля и Рубенса, «Спасителя» Леонардо да Винчи, «Голову» Корреджо и другие шедевры западноевропейского искусства. Уже по одному этому можно судить, что увлечения «художествами» не пропали для собирателя даром.

Разумеется, дворянское меценатство было делом элитным, немассовым, как и дворянская культура в целом [10, с. 39]. Дворянские усадьбы становились очагами европейски ориентированной культуры и просвещения, сосредоточием «для себя» коллекций произведений искусства, мастерства и быта, литературы. Но семейные и родовые коллекции дворянства были, как правило, недоступны широкой публике. Очень немногие люди из дворянства смогли подняться до уровня подлинного, социально значимого меценатства.