Конвенциональность дружеского письма как жанровый признак

Характерной жанровой чертой эпистолярных текстов является их специфическая структура, включающая в себя обращение, приветствие, формулу прощания и подпись. Эта точка зрения хорошо известна в науке и до сих пор не являлась спорной. Однако необходимо отметить, что эпистолярий как речевой феномен неоднороден: это официально-деловые и профессионально-ориентированные письма, публицистические и художественные письма и, наконец, частное письмо, включающее в себя дружескую и любовную переписку (Белунова 2000). Наше внимание привлекли дружеские письма первой трети XIX в., эпохи А.С. Пушкина, эпохи рождения современного русского языка и дружеского письма как жанра, существовавшего последние два столетия.

Нами были проанализированы дружеские письма А.С. Пушкина, А.А. Дельвига, И.И. Пущина, А.С. Грибоедова, П.А. Вяземского и др. Всего 1102 русскоязычных текста. В большей их части (848 писем, 77%) не используется этикетная формула приветствия.

Выбор формулы приветствия или ее отсутствие определяются несколькими фак- торами, и прежде всего – ситуацией бытового общения. К числу универсальных признаков речевой бытовой ситуации этикетного общения относятся социальный статус коммуникантов, их гендерные и возрастные характеристики, личностно-эмоциональное отношение друг к другу, место и время коммуникации (Тупикова 2003). В жанре дружеского письма все эти признаки обязательно учитываются автором при выборе формулы приветствия.

Помимо приветствия, как показывает проведенный анализ, письма могут начинаться с обращения, обсуждения важной проблемы, послужившей причиной создания текста, описания эмоций, которыми автор стремится поделиться с адресатом: Я рано нынче отделался и в пять часов увижу Александру Дмитриевну (А.А. Дельвиг С.М.Салтыковой, июль 1825 г.); Спасибо тебе, друг Иван, за отчет обо всех, с кем ты дорогой повидался (…) (И.И. Пущин И.В. Малиновскому, 2 марта 1839 г.). Вы у меня просили, любезный друг Евгений Иванович, поручений, вот вам целый короб (И.И. Пущин Е.И. Якушкину, 8 октября 1854 г.); Вот тебе ответ Готовцовой (…) (А.С. Пушкин А.А. Дельвигу, 26 ноября 1828 г.); Не знаю, что будет «Онегин» далее: быть может, в следующих песнях он будет одного достоинства с «Дон Жуаном» (…) (К.Ф. Рылеев А.С. Пушкину, 10 марта 1825 г.); Чего Вы ждете от моих писем, Любезнейший Николай Иванович (…)? (П.А. Катенин Н.И. Бахтину, 20 августа 1826 г.). Любезный друг, очень, очень благодарен тебе за присылку денег (А.С. Грибоедов Ф.В. Булгарину, 1826 г.).

Нередко авторы писем используют обращение как средство выражения отношения к адресату, распространяя его зависимыми словами, а иногда и вовсе заменяя имя на описательный оборот или наименование мифологического героя. Как отмечает Н.Д. Арутюнова, «обращение в функциональном отношении двойственно. Оно – с одной стороны – позволяет адресату идентифицировать себя как получателя речи. С другой стороны, в апелляти-ве часто выражается отношение к адресату говорящего. Функциональная двойственность ведет к тому, что в апеллятивах сочетаются идентифицирующие компоненты значения с элементами субъективной

НОВОЕ В НАУКЕ О ЯЗЫКЕ оценки» (Арутюнова 2005: 355 – 356). Ярким доказательством этого могут служить тексты дружеских писем, демонстрирующие различные формы обращений, чаще всего, с дополнительной коннотацией: Ангел мой Вяземский или пряник мой Вяземский, получил я письмо твоей жены и твою приписку, обоих вас благодарю и еду к вам не доеду (А.С. Пушкин П.А. Вяземскому, 1 декабря 1826 г.). Извините, любезный наш Аристарх, если опять беспокою вас письмами и просьбами (А.С. Пушкин Н.И.Гречу, 21 сентября 1821 г.); Великий Пушкин, маленькое дитя! Иди, как шел, т.е. делай, что хочешь (А.А. Дельвиг А.С. Пушкину, 28 сентября 1824 г.); Спасибо тебе, любезный Александр Петрович, за твое письмо (И.И. Пущин А.П. Барятинскому, 13 марта 1841 г.). Отмечены примеры деформирования формулы обращения в абсолютном начале письма. В письмах А.А. Дельвига именительный падеж обращений иногда заменяется на косвенный (дательный или творительный), например: Скучно только во сне говорить с Вильгельмом; поговорю на бумаге (А.А. Дельвиг В.К. Кюхельбекеру, март – май 1823 г.); Здравия желаю Александру милому…(А .А. Дельвиг А.С. Пушкину, январь 1827 г.). Такая форма обращения не типична для письма. Этот способ отстранить от себя собеседника, возможно, связан с тем, что автор пытается подчеркнуть то расстояние, которое разделяет его и адресата. А.С. Пушкин формами косвенного падежа подчеркивает степень знакомства с адресатом (точнее, заочное знакомство): Александр Пушкин сердечно благодарит Игнатия Семеновича Зеновича за заочное гостеприимство (А.С. Пушкин И.С. Деспоту-Зеновичу, 8 августа 1824 г.).

В числе проанализированных нами писем обнаружены такие, в тексте которых отсутствуют и приветствие, и обращение (432 эпистолярных текста, 39%). Приведем некоторые примеры: Нашла за что браниться!.. за Летний сад и за Соболевского. Да ведь Летний сад – мой огород (А.С. Пушкин Н.Н.Пушкиной, 11 июня 1834 г.); Посылаю вам журнал нашей девицы (А.А. Дельвиг Ф.Н. Глинке, 1 июля 1824 г.); У нас все благополучно. Нового ничего нет особенного (И.И. Пущин неизвестному, апрель 1856 г.); Начинаю письмо мое пенями на тебя, а у меня их набралось нарочитое количество (П.А. Вяземский И.В. Киреевскому, 22 февраля 1832 г.).

Таким образом, мы можем убедиться, что в абсолютном большинстве исследованных нами эпистолярных текстов обозначенного периода постоянно нарушаются речевые стереотипы начала письма.

Другой компонент этикетной рамки – формула прощания – отсутствует всего в 122 эпистолярных текстах (74 из которых принадлежат перу А.С. Грибоедова). Формула прощания, как и формула приветствия, зависит от речевой ситуации, от выхода на первый план реализации коммуникативно-прагматической оси Я – ТЫ автора и адресата, от специфики иллокутивной функции письменного акта, поэтому в текстах писем прощание представлено различными вариантами: одиночное прощание, многократное повторение формулы прощания, развернутое прощание, формула прощания в сочетании с обращением, например : До свидания! (И.И. Пущин Н.Д. Фонвизиной, 24 сентября 1836 г.); Прощай, прощай, прощай (А.С. Грибоедов В.Ф. Одоевскому, август 1824 г.); Прощай, Верный друг (А.С. Грибоедов В.Ф. Одоевскому, 30 августа 1824 г.); Засвидетельствуйте мое почтение княгине и верьте всегдашней моей преданности (П.А. Вяземский И.В. Киреевскому, 30 мая 1832 г.).

Что же касается подписи в финале эпистолярного текста, она часто просто отсутствует (683 текста, 62%). Подпись – знак формального завершения эпистолярного общения. Однако помимо организующей структурной функции, данный компонент, безусловно, как и все предыдущие, зависит от особенностей взаимодействия адресанта и адресата, от той коммуникативной цели, которую ставит перед собой автор письма, от его эмоционального состояния, например: Весь твой А.С. (А.С. Пушкин А.С. Норову, 10 – 15 ноября 1833 г.); Преданный тебе Боратынский (Е.А. Боратынский А.С. Пушкину, первая половина декабря 1825 г.). Иногда автор письма использует в качестве подписи псевдоним, известный только в определенном узком кругу и служащий, как правило, для сохранения конфиденциальности авторства текста: Вам преданная А. Розен (И.И. Пущин Е.А. Энгельгардту, 29 ноября 1830 г.). Чаще всего подпись традиционна и представляет собой либо аббревиатуру, либо просто имя автора.

Все перечисленное свидетельствует о том, что ситуация создания письма, цель адресанта, особенности личности адресата и близость отношений между ними оказываются более значимыми, нежели требования этикетной традиции. Поэтому при определении жанровых признаков дружеских писем, к числу которых исследователи относят «этикетную рамку» (Белунова 2000), нельзя не вспомнить об условиях воспроизведения адресантами описанных выше речевых этикетных формул. Данный жанровый признак не является определяющим для дружеского эпистолярия, а, скорее, носит второстепенный, факультативный характер. В связи с этим мы считаем возможным говорить о конвен-циональности дружеского письма XIX в. Понятие конвенциональности гораздо шире понятия речевого этикета и предполагает не столько его соблюдение, сколько учет сформированных речевых стереотипов дружеского письма в процессе его создания. Отсутствие или модификации того или иного речевого штампа, наполняющего этикетную рамку, позволяют автору более ярко отразить свою позицию, взгляды, чувства, успешнее реализовать различные функции эпистолярного текста: интерактивную, императивную, коммуникативную и т.д.