Крым - Керчь - Краснодарский край: общность судеб, единые интересы, трансформации, цели

Расположение по соседству названных субъектов г. Керчь, отличавшихся с давних времен в целом индустриальной направленностью экономики, в силу своего географического положения играло и играет заметную роль в развитии рыбной промышленности на Юге России как одного из направлений в первую очередь продовольственной программы государства. Эту миссию он выполняет на разных срезах исторического процесса.

Керчь как связующее начало выбрана не случайно. Опираясь на микроисторический метод исследования, предложенный Мишелем Фуко, а также положение его теории принудительной нормализации, мы имеем возможность «направить фокус исследования на конкретные группы исследования или институт и определить метод работы, который включает в себя максимально широкий анализ всего корпуса системных и устных источников» [2, c. 1]. В конкретном случае выступает город Керчь.

По имеющимся данным, с 1865 по 1897 г. население Крыма возросло со 194 до 547 тыс. чел., то есть почти в три раза. Наряду с переселенцами центральных губерний - русскими и украинцами - в составе населения Крыма были также немцы, крымские татары, болгары, греки, армяне, евреи, поляки, чехи и представители других этнических общностей. Наиболее заселенными были города Севастополь (только рабочих насчитывалось 5 тыс. чел.), Керчь (около 3,5 тыс. чел.), Симферополь (2,5 тыс. чел.), Феодосия (более 1 тыс. чел.) [3, c. 7]. Тенденция к возрастанию численности населения сохранялась. Это происходило за счет увеличения рабочего населения. На базе крупного месторождения железной руды, обнаруженного на Керченском полуострове, в 1845 г. начал работать чугуноплавильный завод, увеличилось количество рыболовных предприятий. К середине XIX в. население Керчи составило 13,6 тыс. человек.

Рис. 1. Керчь в прошлом.

Fig. 1. Kerch in the past.

Керчь как индустриальный и культурный центр имеет непосредственное отношение и к развитию морского пароходства, которое получило особо заметный рост после Великой Отечественной войны 1941 - 1945 гг.

Несомненно, большим подспорьем контактам служили и имевшиеся связи между портом г. Керчи и портами на побережье Азовского моря и Керченского (Таманского) залива, каковыми как раз и выступают Тамань, пос. Сенная, Темрюк, Ейск и другие.

Рис. 2. Темрюк в прошлом.

Fig. 2. Temryuk in the past.

Все это не могло не содействовать развитию прибрежных промышленных зон, начало которым закладывалось уже в 1920-е годы. Керчь способствовала развитию этой сферы как в прибрежных районах Кубани, так и районах, окружавших и примыкавших к городу. Предназначение их было очевидным - собственное обслуживание, обеспечение продовольствием рабочих и служащих Керчи, непосредственно продовольственное снабжение населения.

Прибрежные районы в связи со сложными климатическими условиями с трудом справлялись с поставленной перед ними задачей по достижению больших урожаев. Малоплодородная земля не содействовала этому, требовался большой вклад в улучшение ее структуры, повышение плодородия почвы. Слабым оставалось и техническое оснащение хозяйств.

Не хватало рабочей силы, квалифицированных кадров. Все это затрудняло реализацию мер, направленных на удовлетворение запросов населения г. Керчи. Уже в 1920 - 1930-е годы сказывалось в первую очередь отсутствие налаженной системы обеспечения населения продовольствием. В связи с этим на практике широко применялась такая форма организации труда, как отходничество, а также получила развитие и проводимая в ту пору программа вербовки рабочих разных специальностей для пополнения ресурсов отдаленных регионов страны, в частности Дальнего Востока, о. Сахалин, при которой рабочи совершали визиты в целях заработков друг к другу. Получила широкое распространение служба вербовки в портовых городах Юга России. Не были исключением в этом плане порты Керчь, Темрюк, Ейск и др.

Кстати, данная форма решения задач трудовой занятости в районах с переселенными рабочими ресурсами изучена недостаточно. Это в полной мере относится и к рассматриваемому региону страны. К интересной проблеме обратились исследователи О.В. Залесская и И.Г. Актамов - китайские мигранты в золотодобывающей промышленности на Дальнем Востоке в 1920-1930-е годы. В совместной публикации авторами были определены подходы к изучению реализации таких исходных мер, как организация вербовки трудовых ресурсов, а также оценка последствий подобных мер. В итоге авторы приходят к выводу, согласно которому подобные действия ведут к неутешительным результатам, сопровождавшимся ростом правонарушений, связанных с игнорированием миграционных нормативно-правовых актов, возрастанию коррупции, разбоев. Эти негативные явления были характерными и для рыбной промышленности на Дальнем Востоке.

Как замечают исследователи, сказывалась на состоянии этой стороны жизни мигрантов, в том числе завербованных, применительно к региону и ситуация в советско-китайских отношениях, что зачастую не могло не замедлять темпы роста экономики на Дальнем Востоке в изучаемый период. Выработанные подходы к исследованию столь сложной проблемы для экономических отраслей Дальнего Востока, анализу притока и оттока завербованной рабочей силы, состоявшей в 1920-1930-х годах из китайцев, корейцев (от двух до нескольких тысяч человек), широко использовала в своей монографии «Китайские мигранты на Дальнем Востоке (1917-1938 гг.)» О.В. Залесская [Владивосток: Дальнаука, 2009].

Рис. 3. Современный индустриальный г. Керчь.

Fig. 3. The modern industrial Kerch.

Индустриальная Керчь, несомненно, подпитывала село как Крымского полуострова, так и прибрежных районов Краснодарского края. Крестьяне излишки своей выращенной продукции реализовывали на рынках г. Керчи, а в последующем проникали они и в Феодосию, Симферополь, Евпаторию, Севастополь. Однако главным потребителем выступала все-таки Керчь. Так было до 1917 г., такой же оставалась ситуации и после победы революции в октябре 1917 года.

Важную роль играло и то, что Керчь получала определенную возможность пополнения рабочих ресурсов страны, в первую очередь за счет станиц Таманского полуострова - Старотитаровской, Вышестеблиевской, Ахтанизовской, пос. Сенной. Многие молодые парни и девушки убывали в Керчь, устраивались на работу на предприятиях города, трудились в коммунальной сфере, обслуживании населения города, его транспортной системе, пополняли персонал рабочих порта Керчь.

Разумеется, в разные периоды развития города эти связи носили неодинаковый характер, но тем не менее они никогда не прерывались. Более того, укреплялись и родственные связи, создавались новые молодые семьи.

Молодежь станиц также уезжала в города Крыма, в том числе в Керчь, на учебу по разным специальностям, пополняя в последующем отряд рабочих.

В связи с этим представляет определенный интерес то, каким образом менялся город Керчь, начиная с 1920-х годов, то есть по мере укрепления советской власти. Несомненно, самым сложным был период 1920-х годов. Ситуация постепенно обретала целенаправленный характер. Определялись и основные направления с выраженной ориентацией города - на развитие экономического сектора, возрождение культуры, которая приобретала ярко выраженные черты как культура местного населения Керчи, так и прибывавшего населения с территории Кубани, других регионов страны как на временное проживание, так и на постоянной основе.

Примечательно, что связи Керчи с Кубанью, особенно с ее Азовским побережьем, имели и свою особую историю отношений в прошлом и оберегали ее на всех последующих этапах.

Керчь как пролетарский центр сыграл огромную роль в распространении революционных идей в казачьих станицах, в первую очередь Таманского полуострова. Об этом свидетельствуют и многие исторические факты времен революционной поры Октября 1917 г., периода Гражданской войны, как и в последующее время.

Первые упоминания о деятельности революционных разночинцев на Кубани восходит к 1875 г., однако их работа проводилась, разумеется, значительно раньше, чем о ней становилось известно. Народнические кружки состояли в основном из переселенцев, прибывших из центральных губерний России, а также выселенных на Кавказ.

Непосредственно в Таманском казачьем отделе среди трудового люда вселял ненависть к правительству и духовенству, называя их грабителями и угнетателями, Е. Бондарев (он же Балакирев). Бондарев проживал в пос. Выше-Стеблиевском (сюда он прибыл из Керчи), а в станице Ахтанизовской содержал на имя купца Попова питейное заведение, где проходили многочисленные встречи с представителями трудового народа и проводились беседы крамольного содержания, направленные против самодержавного правительства. Слухи о содержании этих бесед распространялись и в станице Старо-Титаровской. Осведомлен об этом был и атаман станицы Апанасий Цокуренко.

Деятельность Бондарева (Балакирева) вскоре стала известной и в Третьем отделении царской охранки, и оно быстро откликнулось. Темрюкскому уездному начальнику было сделано строгое предписание «проверять деятельность Бондарева (Балакирева) в станицах отдела» и «не дозволять ему впредь дерзких суждений о правительственных лицах и духовенстве». Однако работа революционеров-разночинцев, несмотря на угрозы со стороны Третьего отделения, не прекращалась, а разрасталась еще с большей силой.

Народники своей работой способствовали пробуждению политической активности масс и сами постепенно, перейдя на позиции марксизма, становились истинными пропагандистами большевистских кружков. Еще в конце ХVIII в. распространение всяческих идей, брожение среди простых людей не могли не тревожить атамана станицы Тамань В.И. Толстопята (Товстопята).

В декабре 1905 г. и отдельский, и станичный атаманы получили заявки на командирование казаков в полицейскую стражу, в частности г. Керчь, населенный в ту пору главным образом русскими людьми. Здесь проживали также греки, болгары, итальянцы, армяне, караимы, крымчаки, группа крымских татар, евреи и др. После установления советской власти наряду с восстановлением экономического сектора в срочном порядке надо было заняться и решением таких задач, как налаживание культурно-просветительской работы среди населения, усиление межэтнических контактов, воспитание культуры межэтнического общения, возрождение родных языков, организация средств массовой информации и др. Были продолжены также тесные контакты между г. Керчь и станицами соседней казачьей области.

Для города оставалось характерным и наличие представителей разной веры, что также требовало повышенного внимания к церковникам, отношениям между конфессиями и внутри них, установлению диалога межу конфессиями. В ту пору решение этих задач протекало в сложнейших условиях, то есть в условиях отсутствия единства даже в такой конфессии, как православие. Об этом свидетельствуют и многие документы того времени.

В Симферополе была выявлена группа реакционного духовенства, ведущая переписку с принудительно высланным в Нижний Новгород бывшим епископом Таврической епархии, для которого этой группой проводились пожертвования. В некоторых церквах поминают при богослужении имя Тихона и Никодима.

В Феодосийском и Керченском1 округах развивается обновленческое движение2. В Ялте закрыты три церкви, не имеющие прихода. В Георгиевском и Херсонском монастырях (Севастопольский округ) были произведены операции по изъятию святых церковных ценностей. В связи с изъятием арестован ряд лиц. Отмечается оживление среди социал-демократов, стремящихся к сплочению и организации своих кадров.

Для рассматриваемого периода в Крыму была отмечена и деятельность движения тихоновцев, полагавших, что подрывом материального положения обновленцев они будут наносить вред обновлению, пытались также насильственно захватить церковь. Эти проявления со стороны тихоновцев происходили и в Керчи. [7, с. 57, 134], и на Кубани. Они сеяли рознь между казаками и иногородними. В это время была ликвидирована партия «Цэрие Сион». В ближайшем будущем предстояло слушание процесса [5, с. 749].

Привлекает внимание в этом плане и другая информация от 26 марта 1923 г. о ситуации в православной церкви [5, с. 815]. Среди верующих Керчи замечено волнение вследствие постановления окружного исполкома о закрытии церкви при монастыре. Толпа верующих не позволила закрыть церковь и стала призывать на помощь проходящих граждан. Раздавались выкрики по адресу представителя окружного исполкома. Возникло подозрение, что толпа «подогревается» контрреволюционными элементами. В деятельности крымского духовенства процветала злостная антисоветская агитация. Были приняты меры к изоляции неблагонадежного элемента из Крыма.

Свои требования сформулировали и мусульмане Крыма. Еще 1 июля 1922 г. состоялся Всероссийский съезд мусульманского духовенства. Делегаты съезда отметили быстрый рост религиозного движения в деревне. Было направлено обращение в СНК, в котором говорилось об угнетенном положении мусульман, духовенства и излагалась просьба разрешить преподавание Корана в школах для мусульман, передать духовенству ЗАГСы [5, с. 904].

Применительно к Крыму обо всей ситуации в целом в Спецсводке от 23 марта 1923 г. констатировалось: «За отчетный период в деятельности крымского духовенства имела место усиленная злостная антисоветская агитация. Приняты меры к изоляции неблагонадежных элементов из Крыма...» [5, с. 815].

Трудности заключались и в том, что на практике зачастую духовенство работало повсеместно с группами националистов. Деятельность их усиливалась в июне-июле 1923 г., что было связано и со склоками среди татар-коммунистов. Милли-фирка (националисты) действовали открыто. Только в условиях деникинского режима переходили к работе в подпольной обстановке.

На работе сказались позитивно созданные ХII съездом партии коммунистов установки по национальному вопросу. Была запрещена деятельность меньшевиков среди рабочих.

Отношения с церковью оставались натянутыми. В феврале 1928 г. было заметным сильное давление на население со стороны баптистов, входивших в основной Союз в центре. В связи с этим, а также по причине отказа ими в признании военной службы как обязательной общину в Керчи пришлось закрыть [10, c. 141].

Несомненно, возникает интерес, каким образом менялся г. Керчь начиная с 1920-х годов, то есть по мере упрочения советской власти. Надо признать, что самым сложным, как свидетельствуют об этом и документы, был период 1920-1930-х годов. Ситуация постепенно обретала целенаправленный характер. Определялись и основные ориентиры города в развитии экономики, возрождении культур народов, населяющих город. Все это приобретало ярко выраженные черты и у местного населения Керчи, а также прибывающих жителей с территории Кубани как на временное проживание, так и на постоянной основе.

Наряду с решением политических проблем остро стояли вопросы чисто социально порядка, связанные с улучшением жизни города и района, а также организацией экономического сектора, включавшего и промышленное производство, и аграрный сектор.

На апрель 1928 г. государственные рыбоорганизации Владивостока планировали завербовать недостающий производственный ресурс - 72 016 рабочих для рыбзаводов и рыбных промыслов. Однако к этому времени прибыли только 32 532 рабочих. Дисциплина этих контингентов оставалась не на высоте. Поэтому не случайно во Владивостоке были изолированы и размещены в бухте Диомид 200 рабочих. Среди них на этот раз было 58 представителей рабочих г. Керчь. Зачастую буйство этой группы доходило до вызова нарядов милиции [14, с. 756-758].

9 августа 1930 г. под грифом «совершенно секретно» появилась информация о бытовом положении рабочих, завербованных для промколонизации Дальневосточного края (данные на июль). Проходила акция по вербовке для предприятий рыбной промышленности о. Сахалин и Камчатки. Конечно, вопрос имеет свою историю. Вообще для 1920-1930-х годов характерным было для многих морских портов на западе СССР отправлять группами рабочих на заработки в восточные регионы страны, в частности в Камчатскую область, Дальневосточный край, о. Сахалин, которые постоянно испытывали острый недостаток рабочих ресурсов. Не была исключением в этом плане и Керчь. Из ее производственных коллективов отправлялись по линии вербовки группы рабочих почти ежегодно.

В 1930 г. очередная группа рабочих Керчи отправлялась на о. Сахалин с установленным размером заработной платы, определенными нормами обеспечения продовольствием на период переезда к месту назначения. Однако обещания были четко определены на бумаге, что же касается реального положения дел, то они фактически игнорировались (несвоевременное предоставление суточных, скученность в вагонах, несоблюдение санитарных норм, неналаженность питания рабочих, некачественные продукты питания и пр.).

И по месту прибытия обстановка оставалась аналогичной (отсутствие подготовленных помещений во Владивостоке (перевалочный пункт)), так же и в Александровске (о. Сахалин).

Во Владивостоке агенты по вербовке не справились с задачами обустройства рабочих, что не могло не вызвать справедливого возмущения. Не был продуман вопрос организации питания рабочих на пароходах, следовавших к острову Сахалин. Все это приводило к вспышке различных заболеваний.

Не лучшим оставалось и положение завербованных рабочих г. Керчи. Помещения для их проживания также не были подготовлены. Вместо жилого помещения семьям рабочих предоставлялись склады. Неудовлетворительные условия для проживания обусловили высокую смертность. Только из прибывших в мае 1930 г. в Аннинск умерло 32 человека (преимущественно дети и подростки).

Не была продумана культурно-просветительская работа, что нисколько не способствовало стабилизации ситуации, а, наоборот, создавало «нездоровое настроение среди значительной части рабочих-переселенцев» [12, c. 440-441], порождало антисоветские выпады. Итоги подобных кампаний, в которые были втянуты и керченские рабочие, оказались мало результативными. Из отправлявшихся 4 мая 1930 г.750 рабочих возвратились во Владивосток. Из них из Керчи и из порта Темрюк было 400 человек. Уже в июне 1930 г. в названные порты возвратились более 300 рабочих [12, с. 440-441].

Даже в условиях острой нехватки рабочей силы отношение к мерам по обеспечению рабочих ресурсов со стороны соответствующих органов власти, курировавших данное направление, отличалось особым безразличием. Итоги не заставляли себя ждать.

Проблема с состоянием рабочих ресурсов в 1920-1930-е годы вызывала озабоченность и в Керчи, и в Керченском округе (районе). Несомненно, актуальным по-прежнему оставался вопрос об организации промышленной базы в городе, а тем самым, о создании дополнительных рабочих мест. Безработица непосредственно в Керчи была ощутимой. Такая ситуация содействовала проявлению бесконечных забастовок рабочих коллективов, и не только в Керчи. В Госинфорсводке ОГПУ от 5 апреля 1922 г. сообщалось о недовольстве в среде рабочих. Так, в Севастополе в этот период забастовали рабочие портового завода. Вспыхнула забастовка в Феодосии. Бастовали грузчики, занятые на разгрузке американских судов с продовольствием. Рабочие были недовольны формой оплаты труда.

Даже те предприятия в городе, которым можно было бы дать «вторую жизнь», простаивали по причине нехватки сырья. Не было и речи не только о полной загрузке предприятия, но и о частичной. Поэтому работа носила исключительно временный характер. В значительной мере это касалось сезонных полевых работ, в которых были задействованы и рабочие предприятия. В масштабе же области в 1923 г. безработица составляла 8 тыс. рабочих [5, с. 866].

В Керченском округе не удавалось наладить работу на полную мощь даже на соляных приисках. Условия работы были тяжелыми, оснащенность прииска - крайне низкой [5, с. 694].

Постоянные возмущения со стороны рабочих по причинам невыплаты заработной платы становились нормой жизни. Все это выступало повсеместно основой недовольства социального характера.

Одним словом, в послевоенных условиях 1920-х годов постепенно восстанавливалась и отстраивалась новая промышленная база в регионе. В этой ситуации и сами рабочие коллективы занимались поиском механизмов улучшения условий труда и повышения производительности. Не случайно рабочие ратовали за введение в производственный процесс социалистического соревнования. Дело в том, что на предприятиях Керчи, по сравнению с другими городами СССР, очень слабо внедрялась система соревнования, сказывалось недостаточное внимание к организации соцсоревнования среди рабочих коллективов города. С одной стороны, это был итог слабой постановки разъяснительной работы, а с другой - наличие в рабочей среде антисоветских настроений, особенно бытующих на сезонных работах.

От этого испытывали определенные неудобства рабочие коллективы. Такая ситуация оставалась характерной для Керчи. Именно об этих фактах поведал Обзор о политическом состоянии в СССР, подготовленный в июне 1929 г. за подписью председателя ОГПУ Генриха Ягоды. Содержание документа позволяет сделать вывод, что рабочие города не были подготовлены к участию в социалистическом соревновании [11, c. 322, 280-332].

Конечно, лучшей организацией труда отличался в конце 1920-х - 1930-е годы Керченский госметзавод. Рабочие всех предприятий активно участвовали в проведении продовольственных кампаний, в осуществлении подписки на государственный заем в целях улучшения обстановки на промышленных предприятиях.

Особенность продкампаний применительно к Крыму состояла в том, что почти во всех округах она неорганизованно проводились кулацкими элементами. Правда, она «не имела особого влияния и на крестьян». Выигрывали в этом плане только продинспекторы, которые «за взятки освобождали кулаков от налогов, перекладывая их на бедноту». Поэтому не случайно появление здесь множества обвинений во взяточничестве. Об этом же говорится и в ряде спецсводок ОГПУ за 1922 г. [5, c. 883].

Все-таки в рассматриваемый период в Керченской зоне аграрный сектор реально находился в бедственном состоянии, хотя и составлял экономическую основу Керченского округа (района), и в нем была занята значительная часть населения. Одновременно округ испытывал острую потребность в воде в силу специфических природных условий полуострова. Большой ущерб несло поливное хозяйство. Подспорьем в аграрной зоне были частично и приусадебное хозяйство, и владение огородами вне городской черты.

Коллективные хозяйства отличались бедностью и скудостью технической базы. Постоянно ощущалась нехватка продовольствия. Как известно, зачастую к решению этого вопроса привлекались и рабочие города, участвовавшие в продовольственных кампаниях по заготовке хлеба. В Обзоре о политико-экономическом состоянии в СССР (июль-август 1923 г.) констатировалось, что в этих условиях «экономически сильное кулачество стремилось к полной власти в деревне. Слабость местных органов власти, а также влияние духовенства, особенно мусульманского, создали почву для стремления этих слоев к восстанию этой деревни против советской власти» в Крыму [5, с. 895].

По причине разного рола происков против Советов высылали наряду с кулаками и помещиков-татар. Принудительному переселению подвергалась в этот период и группа членов кооператива «Шаркет», проявлявшая активную заботу об оставлении высылаемых с территории Крыма помещиков-татар. Тем не менее влияние кооператива на татарские массы заметно ослабевало. В информации по национальному вопросу Постановления ХII съезда партии по национальному вопросу проводились успешно в жизнь, «особенно в направлении открытия школ 1-й ступени». Об этом дается подробная информация и в Обзоре политико-экономического состоянии СССР (ноябрь - декабрь 1923 г.) [5, с. 974].

Поставкой натуральной продукции на рынки города занимались и крестьяне ближайше расположенных районов Северо-Кавказского края. Это сектор расширялся заметно в последующее время.

Острые баталии возникали и на почве недопоставок на рынок морепродуктов, особенно неналаженности торговли рыбой по государственной линии («Союзрыба»). Зачастую это вызывало недовольство населения. Эти факты также имеют подтверждение в источниках. В митингах по этому поводу участвовало до 300 человек.

Решение продовольственной проблемы было сложной задачей и для других округов Крыма. Наряду с Керченским округом неурожаи были и в других местах. Так, урожай в Евпаторийском районе (Крым) составлял: обмолот ржи - 9.3 пуд., овса - 8.7 пуд., пшеницы - 11 пуд. (яровой); в Севастопольском районе: овес - 7 пуд., ячмень - 6 пуд. с десятины, остальные культуры - свыше 30 пуд. с дес.; в Бахчисарайском районе: яровой ячмень - 6,3 пуд., овес - 13 пуд., остальные культуры - 18-28 пуд. с десятины. [6, c. 187].

На состоянии аграрного сектора сказались и последующие неурожаи, и падеж рогатого скота, что повлекло острую нехватку в первую очередь хлеба. Все это было следствием отсутствия урожая во многих деревнях, включая и Керченский район. Так, в деревне Атап-Альчи урожай собрали только 3-4 хозяйства. Многие отправлялись в соседние губернии в поисках хлеба. В городах, в том числе и Керчи, у магазинов выстраивались длинные очереди [10, c. 236, 492, 540].

Хозяйственный государственный сектор находился в таком состоянии: на октябрь 1931 г. в Крыму коллективизация достигла 84%.

Очередной этап развития отношений между Крымской АССР и прибрежными районами Краснодарского края приходится на вторую половину 1920-х годов. В данном случае конкретно был задействован Темрюкский район. Проблема касалась горских евреев.

Одним из важнейших принципов решения национального вопроса в тот период партия коммунистов считала создание национальной государственности многих этнических общностей на территории страны. Касалось это и еврейской общности в Союзе ССР, поселения которой в дореволюционной России ограничивалось «чертой оседлости».

Воплощением идеи переселения евреев в более «удобные» регионы страны и созданием автономии этнической общности занимались начиная с 1920-х годов специально создаваемые Государственный комитет по земельному устройству еврейских трудящихся при Президиуме Советов национальностей ЦИК СССР (КомЗЕТ), возглавлял который П.Г. Смидович, и Общественный комитет по земельному устройству еврейских трудящихся (ОЗЕТ) во главе с Ю. Лариным (М.А. Лурье).

Именно Ю. Лариным разрабатывалась идея организации Еврейской республики в Крыму и поселения на ее территории для создания большинства в этом районе 280 тыс. евреев. В тот период подобных проектов было множество. В ноябре 1923 г. появился проект руководителя еврейской секции РКП(б) А. Брагина, предложившего образовать автономную область евреев на территории Северного Крыма, степной и южной полосы Украины и Черноморского побережья Кавказа вплоть до границ Абхазии. Как отмечается в сводках Европейского телеграфного агентства (ЕТА) за 20 февраля 1924 г., тогдашние лидеры партии Л. Троцкий и Л. Каменев, Н. Бухарин и А. Цюрупа одобрили этот проект.

Однако против проекта выступил Нарком земледелия А. Смирнов, усмотревший в таком решении вопроса угрозу обострения межнациональных отношений в регионе предполагаемого расселения. Проект о создании автономии еврейского народа на землях юга был отклонен, однако миграция евреев как в Крым, так и на юг Украины уже шла. Для 80 тыс. новоселов из евреев, прибывших из западных районов страны, из-за так называемой «черты оседлости», было выделено из земельных фондов Украины и Крыма 320 тыс. дес. земли.

В 1924 г. в целях расселения евреев было отведено 386 тыс. дес. земли в Херсонском, 7200 тыс. дес. в Криворожском округах. В письме, направленном в Наркомзем Украинской ССР за подписью председателя КОМЗЕТ П. Смидовича, читаем: «КомЗЕТ просит Наркомзем Украины для дальнейшего землеустройства трудящихся евреев выделить еще 126 тыс. дес. удобной для пользования земли, чтобы эти земли могли быть заселенными трудящимися евреями в 1925-1927 гг. План постепенно выполнялся.

Вероятно, что КомЗЕТ планировал в случае недостатка земель для переселявшихся на юг евреев иметь и запасные варианты. Главная роль в этом запасном варианте отводилась Темрюкскому району Северо-Кавказского края.

Наркомземом по согласованию с КомЗЕТОм намечалось выделить на Черноморском побережье (район Сочи) 10 тыс. десятин, а также земельные массивы у г. Туапсе, Геленджика и переселить туда горских евреев (из Грозного, Куба Азербайджанской ССР и др. мест) - около 60 тыс. человек еврейского земледельческого населения. Евреи имели опыт ведения сельского хозяйства в горных районах. В первой половине февраля 1926 г. этими вопросами занималась специальная комиссия Политбюро ЦК ВКП(б). Главной ее задачей было как выявление районов для расселения еврейского населения на территории Союза ССР, так и его землеустройство.

Однако в не совсем нормальной обстановке протекали подобные задумки центра. Переселение в Крым евреев вызвало недовольство коренного крымского населения

(русских, крымских татар). «Кулацкие и зажиточные элементы, а местами и представители национальной интеллигенции, - читаем в «Обзоре политического состояния Союза ССР» за апрель 1927 г. (по данным ОГПУ), - еще больше разжигают неприязнь коренного населения к евреям-переселенцам, распространяя слухи о том, что Крым скоро станет Еврейской республикой (Джанкойский, Симферопольский и другие районы). Антисемитизм имел место также среди советских работников, особенно татар (Джанкойский район)» [9, c. 330].

В регионах проживания еврейских переселенцев и в 1928 г. обстановка оставалась напряженной. Из «Обзора политического состояния Союза ССР» за март 1928 г. (по данным ОГПУ) узнаем: выходцы из местных кулаков и зажиточных крестьян совершали нападения на еврейские переселенческие участки в Джанкое и других городах, создавали экстремальную ситуацию, разрешение которой не обходилось без привлечения сил правоохранительных органов власти.

Несомненно, эти обстоятельства ослабили стремление к переезду евреев в Крым, как и на Таманской полуостров. Постепенно отпала сама идея создания в Крыму, с предполагавшимся «прихватом» Темрюкского района, Еврейской автономной республики. Во второй половине 1920-х годов также был представлен план создания республики на базе Сальского округа Северо-Кавказского края и, наконец, на территории районов Дальнего Востока. Именно последним проектом завершилась кампания по расселению евреев и созданию государственности этой этнической общности на территории Союза ССР.

По согласованию с представителями созданных обществ по переселению евреев, спонсорами, в частности с американским бизнесменом Вильямсом, во второй половине 1920-х годов была определена территория для образования Еврейской автономии - в районе станции Тихонькая (Биробиджан), хотя до 1928 г. здесь не проживало ни одного еврея. Создание автономии еврейского народа пришлось на период утверждения тоталитарных методов в проведении национальной политики в Союзе ССР, когда был взят курс на «великие переселения». Пропаганда объясняла необходимость переселений исключительно гуманитарными целями, а также потребностью разгрузки отдельных районов от избыточной рабочей силы, задачами освоения новых экономических регионов. В 1934 г. была образована Еврейская автономная область. Население ее составило 7 тыс. человек. За два года численность его возросла до 23 тыс. человек.

Таким образом, Темрюкский район составил одну из страниц в истории Еврейской автономной области и еврейской общности на территории Союза ССР, а Крым в этой ситуации выполнял роль связующего элемента.

В конце 1920-х годов большей активностью отличалась работа бедноты и середнячества Керченского района. Бедняки с чувством ответственности относились к проводимым кампаниям по хлебозаготовкам. «Сейчас (1929 г.) нам необходимо сдать государству, - заявляли середняки и бедняки деревни Булганак Керченского района, - как можно больше хлеба ввиду того, что китайские бандиты готовят наступление на СССР» [11, c. 360].

Крестьяне Булганак на своем сходе постановили «к 15 августа 1929 г. сдать все излишки хлеба, доставить их в Керчь красным обозом» [11, c. 360].

Аналогичные резолюции принимались и в других деревнях района. Разумеется, эти действия со стороны крестьянства встречало энергичное противодействие со стороны местного кулачества, на вооружении которого оставались лозунги и распространение разных провокационных слухов о войне, скором поражении советской власти. Повсеместно звучал призыв кулачества «не давать хлеба государству» [11, c. 350].

На местах сказывалась низкая активность советских органов власти, действовавших кооперативов.

Тормозом успешности хлебозаготовок выступало и бездействие местного аппарата, выражавшееся в несвоевременной заготовке необходимых сельхозмашин (Керченский район), и запаздывание с распределением норм подлежащих к сдаче хлебных излишков по деревням (Карасубазарский район).

Наряду с агитацией в отдельных населенных пунктах (Керченский и Севастопольский районы) кулачество учиняло срывы собраний, запугивание бедноты, которая поддерживала мероприятия власти по землеформе, а также отказывалась от уплаты причитающихся с них средств на землеустройство. Крестьянство призывалось к отказу от контрактации и продажи хлеба на частном рынке (Евпаторийский и Феодосийский районы).

Сказывались на ситуации землеустройства и межэтнические претензии и противоречия, выражавшиеся в нападках на земельную комиссию и требовавшие от нее не наделять землей немцев, татар и обратно русских (Джанкойский, Севастопольский и Керченский районы) [11, c. 401-402].

Тем не менее в сентябре 1929 г. в Крыму было заготовлено 2300,2 тыс. пуд. зерна. По Керченскому району заготовки составили 23,5 тыс. пуд. Председатель сельского Либкнехтского совета Керченского района в отношении 13 «лишенцев», не выполнивших самообязательства, «никаких мер к ним не принял» [12, c. 457].

Следует отметить, что замечание по поводу безынициативности на местах в Крыму в проведении заготовок делалось и Центром. По этому поводу в «Обзоре о политическом состоянии СССР» весной 1929 г. читаем: «Недовольство безработных на почве производственных затруднений (приравнивание хлебоснабжения к служащим, неурегулированность порядка выдачи хлебопродуктов и пр.) имели место в Грузии, в городах Крымской АССР, Костроме и Семипалатинске» [12, c. 181].

Судя по всему, сказывалось и то, что только в феврале 1929 г. было утверждено ВЦИК и СНК «Положение о земельной реформе и сплошном обязательном землеустройстве в Крымской АССР в целях устранения документально в пределах Крымской АССР неправильного применения начал трудового землепользования, вследствие которого оказались значительные излишки земель у верхушечных слоев кулацкой части деревни» [12, c. 618].

Крестьянство все больше смыкалось с рабочими и занималось поиском путей сближения в решении первоочередных задач поднятия экономики государства, улучшения своего положения. В марте крестьянин от имени колхозников обратился к секретарю рабочего комитета Госморзавода г. Керчи с письмом и просьбой протестовать против раскулаченных.

Беднота выражала доверие рабочим. «Вы рабочие - основа всего строительства, к вам просьба - обратиться с воззванием к другим заводам и рабочим, а также во ЦИК, чтобы потушить этот огонь в скором времени, дабы не дать начатое нами дело молодой республики на посмешище иностранной буржуазии и нашим врагам» [12, с. 160].

Вероятно, обращение было связано с проводимой коллективизацией и раскулачиванием. Ликвидация во многих случаях кулачества проводилась через низовой советский аппарат без привлечения бедняцко-середняцких масс. Находил широкое применение метод голого администрирования. В дерене Марфовка Керченского района в момент выселения кулаков из деревни у сельпо собралась толпа около 600 человек, провожавшая арестованных с плачем и криками [13, c. 1314-1315].

Важным событием политической жизни в 1927-1928 гг. явилась подготовка в масштабе области к выборам в Советы. Это мероприятие было своеобразной лакмусовой бумажкой на проверку сознательности граждан, их отношения к власти, к тем преобразованиям, которые происходили во всех сферах хозяйствования. На территории области разворачивалась острая политическая борьба за право иметь место в органах власти. В Керченском районе получает распространение движение лишенных избирательских прав - кулаков, зажиточных элементов. Все свои усилия они сосредоточивали для продвижения своих представителей в Советы. Подобные акции характерны для Симферопольского, Феодосийского и других районов. Ситуация была проанализирована и нашла отражение в «Обзоре о политическом состоянии в СССР» за февраль 1927 г., подготовленный ОГПУ.

Зачастую итоги этих акций для кулаков носили положительный характер. В ходе избирательной кампании было выявлено более 20 случаев проникновения через выборы в Совет кулаков и представителей других зажиточных слоев [10, c. 586, 644]

В ходе выборной кампании в с. Апукское Керченского района кулаки входили в блок с мусульманством и активно включались в агитационную кампанию за выборы своего представителя в местном Совете. Вели в связи с этим агитацию и в среде бедноты.

Не были в стороне и кулаки дер. Марфовки, выступившие на предвыборном сходе против списка фракции коммунистов. Этому влиянию поддалась группа середняков, покинувшая собрание.

Кулаки деревни Кипчак также занимались агитацией, уверяя население в том, что якобы уже проходит мобилизация, призывников отправляют на Польский фронт [9, c. 548, 598]. Этим же были заняты и кулаки деревни Ленинское.

Одновременно велась активная агитация и за создание Крестьянского союза в деревне Узун-Айя Керченского района (где проживало болгарское население). Крестьян призывали объединиться в союз и вести борьбу за свои права. Союз должен был отстаивать интересы рабочих и крестьян. Несомненно, для органов власти было характерным свое отношение к крестьянским союзам, которые выступали некоторой помехой проведению более упрощенного управления процессами развития государственности.

Тем не менее вопрос о создании крестьянских союзов находил поддержку у болгарского и немецкого населения [9, c. 479].

Крестьянские союзы получили частичную поддержку и на территории Крыма. Близ станции Сетлер была попытка организации крестьянского союза, ставившего цель сплотить крестьянство [10, c. 458].

В России болгары пережили и Великий Октябрь 1917 г., и Гражданскую войну 1918-1920-х годов. Местами их расселения становились Бессарабия, Украина, Крымский полуостров и регионы Северного Кавказа. Одним словом, селились болгары главным образом на территориях родственных им по менталитету славянских народов.

С деревней Марфовка Керченского уезда во многом связана судьба болгар, которые проживали в Крыму, затем также подвергались коллективизации в 1920-е годы, принудительному переселению в 1940-е, возвращению некоторых из них в бывшее родным село.

Очередное поколение болгар среди многих представляли на территории Крыма в 1920-е годы Иван Георгиевич Арабаджиев и его супруга Акулина Афанасьевна Пеева, проживавшие в селе Марфовке, что расположено близ Керчи. В селе болгары проживали в 500 дворах. Отец с тремя сыновьями еще до революции, получив земельные участки, выделились из села, построили свою огромную усадьбу. Одним словом, семья Арабаджиевых особо материально не страдала и не была ущемлена.

В 1918 г. в их семье родился очередной ребенок, нареченный Марфой, то ли в честь названия села Марфовка, то ли в честь родственницы, которую, кроме родителей, мало кто помнил. К сожалению, время было сложным, и даже по исполнении Марфе семи лет ее так и не отправили в школу. «Отношения в кулацкой семье, - вспоминала Марфа Ивановна, - были жесткими. Отец постоянно боролся за приумножение богатства своей семьи». Накопление богатства становилось нормой и правилом жизни болгарских семей, остальное было не в счет. Детство Марфы прошло в труде, а фактически этого детства-то как такового и не было…

Однако курс, взятый Советами на коллективизацию, объявленный в Советском Союзе во второй половине 1920-х годов в качестве магистральной хозяйственной политики на селе, привел к тому, что семья Арабаджиева была причислена к зажиточным кулакам, хотя они и не эксплуатировали чьего-либо труда, а в своем хозяйстве работы выполняли собственными силами. Тем не менее были конфискованы 250 голов овец, 4 лошади, а также много зерна. В усадьбе, по словам Марфы, имелся двухэтажный амбар.

Под статус зажиточных кулаков подпадали и многие другие граждане в Крымской области, например болгарин Демьян Палаев и др., пробывшие долгие годы в ссылке в

Архангельской области. Они отправлялись в ссылку из сел. Туйгуч (Маяксалинский район), а болгары в этом селе проживали в 80 дворах.

Конец 1930-х годов не привел к каким-либо послаблениям в жизни сельчан. Первая половина 1930-х годов была вплотную связана с колхозным строительством. И там, в Марфовке, пришлось пережить новую настоящую беду - жесточайший голод 1933 года. «Мне уже было 15 лет, я хорошо помню это время. Трудились все, от мала до велика, на прополке хлопка, а затем и сборке урожая. Работали с усердием и даже перевыполняли установленные для нас трудовые задания».

Трудились в колхозе, который возглавлял председатель Хортополь, имевший богатый опыт организаторской работы, а в последующем один из участников партизанского движения на полуострове. В колхозе трудились и все члены семьи председателя.

В 1930-е годы осложнилась обстановка в Крымской области. «"Черный ворон", - констатировала Марфа Ивановна, - все чаще стал появляться на улицах нашего села, но все больше предъявлялись претензии к интеллигенции, нас, простых людей, не трогали». По всей стране борьба с врагами социализма набирала силу и принимала ожесточенный характер.

В селе появились слухи о том, что всем болгарам предстоит переселение. Марфа Ивановна считает, что утверждение в литературе о якобы «тайной подготовке к переселению болгар и о незнании этих планов правительства населением» не соответствует действительности. Население задолго до реализации этих коварных планов было осведомлено. Каким образом? «Что касается нашей семьи, - замечает Марфа Ивановна, - то у моей сестры свекровь была подпольщицей, она и проинформировала нас о предстоящем переселении» [1, c. 21-23].

Определенные неудобства для рабочих, как и жителей деревни, создавали проводимые кампании по подписке на заем. Об одной из таких политических кампаний, проходившей под лозунгом «Пятилетка в четыре года!», от 2 сентября 1930 г. применительно к Керчи отмечается, что в городе кампания разворачивалась при низком уровне разъяснительной работы (с 15 августа 1930 г.). Поэтому в ходе ее проведения были подписаны на заем только 2 - 3% рабочих цехов Керченского госметзавода [12, c. 476].

Все это было итогом подмены разъяснительной работы мерами административного воздействия. При этом полностью отрицается принцип добровольности.

Коренные изменения и меры, связанные с переводом экономики на рельсы нового хозяйствования, несомненно, сопровождались разнузданной борьбой несогласных с преобразованиями советской власти. Эти события охватывали как город, так и село. Движение выливалось в открытую форму бандитизма, формирование вооруженных соединений, готовых в любое время выступить против Советов.

Необходимо было противопоставить этим силам альтернативу. И эта задача решалась, в том числе и на территории Крыма, вплоть до конца 1920-х годов, как частично и в последующем.

Одним словом, бандитизм не обошел Крымскую АССР стороной. Разумеется, контингента воинских частей не хватало, да и с той организацией военного дела, в каком виде оно было представлено в начале 1920-х годов, вряд ли можно было справиться в короткие сроки с этим негативным явлением. Советские воинские части в реальности отличались отсутствием подготовленных политических и мусульманских работников, слабо поставленной культурно-просветительской работой ячеек, низким уровнем материального обеспечения.

Наносился вред и действиями разного рода политических партий, которые прежде всего преследовали свои цели. Поэтому обращалось внимание и на эту сторону жизни многонационального сообщества на территории республики. Постепенно уходила в небытие партия меньшевиков (ее остатки в республике составили 59 человек) [5, c. 875-878]. Эта же судьба постигла партию левых эсеров в Крыму, а также другие партии.

Экономические трудности пополняли арсенал альтернативных сил революционным преобразованиям. Попытки укомплектовать свои ряды не увенчались успехом. Тактика, выраженная в некоторых схемах, включавших и трудное состояние экономики в 1922-1923 гг., не удалась [5, c. 115].

По имеющимся сведениям, весной 1923 г. в Крыму и на Украине действовали 47 соединений бандитствующих элементов, насчитывавших 460 штыков [5, c. 979].

На территории Керченского округа в этот период (февраль 1923 г.) оставалась банда Альберта, действовавшая в дер. Баксан в 15 верстах юго-западнее Караш-Бакер, в составе 12 человек [4, c. 115]

Борьба с бандитизмом продолжалась и в середине 1920-х годов. В «Обзоре о политическом состоянии в СССР» ОГПУ от 18 июля 1924 г. констатировалось, что в июне 1924 г. в Крыму была ликвидирована монархическая организация, ориентировавшаяся на князя Николая Николаевича и включавшая в состав кулаков, бывших унтер-офицеров [6, c. 131]. Целью организации была подготовка восстания для содействия силам, выступавшим против революционных преобразований.

По мере улучшения обстановки на местах бандитизм в республике заметно сокращался. В этой связи было бы целесообразным обратиться и к политическим силам, созидавшим новое общество, ставивших своей программой возрождение государственности, консолидацию народов, осуществление преобразований. Конечно, в республике партийная организация РКП(б) пока еще не представляла внушительную силу, тем не менее влияние коммунистов было ощутимым.

Численность их рядов в 1920-1930-х годах постепенно увеличивалась. Аппарат партии в республике (городское население составляло 380,5 тыс. чел.; сельское - 410 тыс. чел.) на середину 1935 г. включал 4 горкома, 35 райкомов c общим числом коммунистов в области - 7830 человек. [Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 7. Д. 187. Л. 86].

Итак, число коммунистов возрастало. По имеющимся данным, в республике на январь 1936 г. всего в организациях было 15 056 коммунистов и кандидатов в члены партии, из них: коммунистов - 10 936 человек, а кандидатов в члены партии - 4120 человек. По национальному составу было: крымских татар - 2877 человек, из них коммунистов - 1311, кандидатов в члены партии – 858, сочувствовавших ВКП(б) – 608; немцев - 4295, из них коммунистов - 3104, кандидатов в члены партии - 1191 человек [РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 7. Д. 190. Л. 45].

К 1937 г. в организации как коммунистов, так и кандидатов в члены партии, по данным Статуправления ЦК ВКП(б), было представлено: русских - 620 человек, из них коммунистов - 594 чел., кандидатов в члены партии - 26; татар крымских - 3592 чел., из них коммунистов - 2206, кандидатов в члены партии - 1386; немцев: 194 - 70 - 124; греков: 220 -56 - 164; болгар: 83 - 21 - 62; евреев: 1504 - 340 -1164; крымчаков: 84 - 33 - 51; караимов: 38, из них коммунистов - 19 и кандидатов в члены парии - 19 [РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 7. Д. 1314. Л. 46]

В 1938 г. статистика выглядела несколько иначе. Вероятно, политически вихри 1937 г. содействовали сокращению республиканской партийной организации. В рядах партии было представлено: русских - 739 человек, из них - 623 коммуниста, 106 - кандидатов в члены партии; евреев соответственно: 118 - 94 -24; немцев: 165 - 62 - 213; крымских татар: 1262 - 836 - 326 человек [РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 7. Д. 190. Л. 45].

Обращение к истории Керчи в 1920-1930-е годы позволяет сделать выводы, прежде всего, о народах, населяющих этот город с его давними традициями, высокой степенью патриотизма, бережным отношением к прошлой истории, накопленному опыту поколений. Все это было продемонстрировано в реальности как в годы революционной борьбы и Гражданской войны, так и в годы Великой Отечественной войны особенно.

По нашему глубокому убеждению, Городу-герою Керчи не повезло. За четверть века под «мудрым» руководством режима Украины он приобрел удручающий вид, 600метровой длины главный проспект не раскрывает его героической сущности.

Город нуждается в инвестициях, ему нужны спонсоры. Неплохо было бы Москве взять над ним шефство, хотя бы лет на десять, и помочь восстановить лицо Города-героя России.

Несомненно, важная роль отводится и человеческому фактору. Многое зависит от тех, кто проживает в городе. Необходим их вклад и старания, любовь к своему городу. Пока же мы видим неухоженные скверы и парки, запустение во дворах, неудобные пешеходные тротуары, а в целом их отсутствие (р-н ул. Пошивальникова и др.). Все это требует особого внимания. Город заслуживает того, чтобы в нем дышалось легко, чтобы каждый путник желал снова и снова возвратиться в этот южный, теплый и приветливый Город-герой - Керчь.

ПРИЛОЖЕНИЕ:

УКАЗ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР О ПРИСВОЕНИИ ГОРОДУ КЕРЧИ ПОЧЕТНОГО ЗВАНИЯ «ГОРОД-ГЕРОЙ»:

«За выдающиеся заслуги перед Родиной, массовый героизм, мужество и стойкость, проявленные трудящимися Керчи и воинами Советской Армии, Военно-Морского Флота и авиации в годы Великой Отечественной войны, и в ознаменование 30-летия разгрома фашистских войск при освобождении Крыма присвоить городу Керчи почетное звание «Город-герой» с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

Председатель Президиума Верховного Совета СССР Н. ПОДГОРНЫЙ Секретарь Президиума Верховного Совета СССР М. ГЕОРГАДЗЕ Москва, Кремль, 14 сентября 1973 г.».