Метапредметный потенциал дисциплины "История русского литературного языка"

Дисциплина «История русского литературного языка» занимает важное место в современном языкознании и в качестве базовой в профессиональном цикле входит в структуру основной профессиональной образовательной программы подготовки учителя русского языка и литературы. В современной системе преподавания предмета существуют две концепции курса. В фокусе первого (наиболее традиционного и освоенного) подхода (работы В.В. Виноградова [2], Г.О. Винокура [3], А.И. Горшкова [4], Е.Г. Ковалевской [6]) историческая стилистика, история русского языка рассматривается через призму литературных тестов, язык описывается как исторически сложившаяся система стилистических разновидностей (подсистем). Второй подход, именуемый исторической социолингвистикой (работы Б.А. Успенского [12], В.М. Живова [5], А.А. Алексеева [1]), характеризует историю русского литературного языка как специфическую область культуры, фокусируя внимание на социопрагматическом аспекте языковых изменений.

Несмотря на то, что существующие концепции эпистемологически конкурируют друг с другом в теоретическом аспекте [9], их можно успешно совмещать в практике преподавания дисциплины. Однако ведущей долж- на стать социопрагматическая интерпретация курса истории литературного языка. Это необходимо для успешной профессиональной ориентации студента-филолога в современном коммуникативном пространстве, перманентно расширяющемся вследствие глобализации, увеличения скорости информационного потока и плюрализма социокультурных парадигм.

Акцентирование детерминизма социокультурных факторов эволюционирования языка при осуществлении лингвостилистического анализа памятников письменности способствует формированию у будущего специалиста как профессиональных, так и общекультурных компетенций.

Социокультурный подход в сочетании с исследованием стилистических функций языковых единиц позволяет обучаемому:

• –    расширить концептуальные рамки представлений о коммуникации;

• –    осознать обусловленность эволюции русского литературного языка сменой цивилизационных парадигм взаимодействия с реальностью, определяющих этическое и эстетическое восприятие языковых изменений;

  – получить представление о ценности русского литературного языка как важнейшего механизма национальной и культурной самоидентификации и о влиянии иностранных языков и иноязычной культуры на развитие русского языка и социокультурные модели поведения.

Практическая реализация описанного подхода превращает «Историю русского литературного языка» в метапредмет, который отражает взаимосвязи «общество – история – язык». «Русский литературный язык, – писал академик А.А. Шахматов, – представляет явление глубокого культурно-исторического интереса. Едва ли какой другой язык в мире может быть сопоставлен с русским в том сложном историческом процессе, который он пережил» [14, с. 8].

Дисциплина интегрирует, развивает и обогащает знания, полученные в результате усвоения как практически всех филологических («Старославянский язык», «История языка», «Современный русский язык», «Стилистика», «История древнерусской литературы», «История русской литературы», «История зарубежной литературы», «Теория текста», «Филологический анализ текста», «Социолингвистика» и др.), так и общегуманитарных («История России», «Социология», «Культурология», «Ис-

тория религии» и др.) дисциплин, формируя целостное представление о языке как социокультурном конструкте, обусловливающем, в свою очередь, мировосприятие нации.

В рамках данной статьи на примере конкретной, сугубо утилитарной (на первый взгляд) темы «Русизмы и славянизмы Киевского периода истории русского литературного языка» продемонстрируем, как языковая единица – слово – встроена в сознание языкового коллектива и, разворачиваясь и эволюционируя на каждом этапе развития языка, отражает фильтры восприятия мира (историю, культуру, мифологию и религию).

Киевский период развития русского литературного языка наиболее сложен для изучения как из-за своей значительной временной удаленности (XI–XIV вв.), так и в силу того, что многие вопросы, касающиеся языковой ситуации Древней Руси, не имеют в науке однозначного решения, в частности вопрос о происхождении литературного языка. Как известно, в конце X в. (традиционно вслед за летописной хронологией событие принято относить к 988 г.) на территории Киевского государства начинается процесс распространения христианства. Его концептуальным ядром становится церковнославянский язык восточнославянской редакции, в основу которого лег славянский южно-македонский солунский диалект, подвергшийся на местной почве влиянию живой разговорной речи восточных славян. Церковнославянский язык продолжал традиции переведенных с греческого в IX в. богослужебных и канонических книг. Язык, созданный христианскими проповедниками Кириллом и Мефодием, получил статус Богоизбранного, ибо на нем никогда не говорили язычники (в отличие от латинского и греческого). Любые ошибки и искажения святого языка считались грехом. Именно эта мировоззренческая установка обусловила резкое неприятие никоновской книжной справы (редактирования текстов переводов богослужебных книг по греческому образцу в 1640–1660-е гг., связанного с развитием книгопечатания и необходимостью унификации рукописных вариантов) и послужила одной из причин церковного раскола XVII в. – драматического события для русского религиозного сознания. В частности, разница в написании и произношении имени Спасителя (Иисус вместо Исус) приводила к анафемам как старообрядцев, так и но-вообрядцев. Следует обратить внимание, что отношение к ошибкам на письме не только как к признаку неграмотности и отсутствия речевой культуры, но и как к проявлению неуважения к великому языку свойственно речевой русской практике по сей день.

С культурным и религиозным византийским влиянием, осуществлявшимся, прежде всего, посредством церковнославянского языка, в Киевскую Русь пришло новое христианское понимание мира, в корне изменившее русское национальное сознание. Однако прежде чем стать важнейшей частью русской национальной культуры, христианство должно было изменить языческий мифологический габитус восточных славян, что предполагало коренную ломку сознания, ценностей и приоритетов. Семиотическая система язычества Киевской Руси включала в себя разнообразные элементы: от фольклорных текстов (большинство из которых до сих пор остаются прецедентными – приметы, заговоры, поверья, детский фольклор) до многообразных символов (оберегов, обрядов и прочего), отразившихся в архитектуре и прикладном декоративном искусстве.

В наше время широкого распространения субкультур и разного рода сект многие студенты и, разумеется, школьники благодаря продвижению среди молодежи учений и духовных практик так называемого неоязычества (типа «Родноверие», «Традиции», «Современное Язычество», «Неоведизм») имеют о язычестве весьма смутные представления. Знакомство с исследованиями академиков Д.С. Лихачева [8] и Б.А. Рыбакова [10] позволяет восполнить этот пробел и объяснить обучаемым, что язычники-славяне никогда не были вегетарианцами или сыроедами и не имели ничего общего ни с «ведическими культурами», ни с современными изотерическими группами. Для реконструкции мировоззрения, концептуализированного в лексической системе восточнославянского языка, следует обратить внимание студентов на гедонистическую составляющую язычества: сосредоточенность на материальной стороне человеческого существования во всех проявлениях, приоритет жизни «здесь и сейчас».

Двум языковым системам – церковнославянской и восточнославянской, двум картинам мира – византийской христианской и славянской языческой – предстояло долго и сложно взаимодействовать между собой, чтобы через века породить русский литературный язык и сформировать русский менталитет. Все противоречия и сложности российского национального миросознания в полной мере отражены в истории языка и его современном состоянии. Процесс взаимодействия двух языковых систем как двух способов толкования мира наглядно эксплицируют особенности функционирования русизмов и славянизмов в русском литературном языке.

Поскольку церковнославянский и восточнославянский языки были генетически родственными, большая часть словарного состава (не маркированная принадлежностью к той или иной системе мировосприятия, типа быти, брат, муж, жена, нога, рука ), как и грамматических форм (все глагольные формы: аорист, перфект, плюсквамперфект и т.п.; звательная форма; общие формы с палатализацией; формы двойственного числа и др.), в этих языках совпали.

Несовпавшая (специфическая) часть лексики соответственно делится на славянизмы и русизмы, которые семантически коррелировали между собой. Выделяются четыре типа семантических отношений между русизмами и славянизмами.

Первый тип – понятийные славянизмы и русизмы, демонстрирующие явление лингвокультурной лакунарности рассматриваемых языковых систем (см. табл. 1 на с. 71)*.

Второй тип – синонимы, имеющие схожие фонетические оболочки (ставшие стилистическими в Киевский период) (см. табл. 2)**.

Лексические понятийные русизмы / славянизмы и стилистические синонимы первого типа конструируют концептосферу различных дискурсов – религиозного абстрактного и бытового житейского, маркируют зону лингвокультурного напряжения. Переход из одного дискурса в другой предполагает смену языка и, как следствие, «ментальных настроек».

Третий тип – лексемы, вступающие в синонимические отношения друг с другом, но имеющие разные звуковые оболочки (собственно стилистические). Следует заметить, что многие слова данной категории являются по происхождению общеславянскими, подвергавшимися постепенной стилистической дифференциации, начавшейся именно в Киевский период истории языка (см. табл. 3).

Синонимы, обозначающие части человеческого тела, особенно показательны в линг- вокультурологическом отношении, поскольку демонстрируют отношение к телесности и сексуальности в языческом и христианском мирах. Одним из основных культов язычества является культ плодородия. «Плодородная сила» ценилась во всех появлениях: добрачные связи молодежи не осуждались, напротив, девушка с ребенком считалась хорошей партией, т.к. репродуктивные возможности в период высокой детской и материнской смертности ценились высоко. Примечательно, что первое значение славянского слова дева – «кормящая мать» [7]. Плодородную силу вызывали ритуальным воздействием на природные космические силы рождения всего сущего: были распространены оргии обрядового характера в ночь на Ивана Купала, перед посевными работами, в период засухи и т.п. Следует отметить, что сакральная сексуальная сфера акцентировалась у язычников не в силу «распущенности» и «греховности», а в силу мифологичности миропонимания. С приходом христианства меняются аксиологические ориентиры: семантическая оппозиция «здоровое, молодое, плодородное тело / больное, старое, немощное тело» вытесняется оппозицией «(тленное) тело / (вечная) душа». Во главу угла ставится духовное совершенствование, а не материальные ценности, физическая сила, красота и ловкость. Предпочтение отдается аскезе, чрезмерность «радостей жизни» считается грехом: чревоугодие, многостяжание, прелюбодеяние, пьянство, буйство и пр. Табуирование сферы сексуальной телесности и физиологии, во-первых, навсегда вытесняет наиболее маркированную часть соответствующей лексики за пределы литературного языка и нормы, в том числе – в фольклор сниженного и непристойного характера, во-вторых, способствует постепенному формированию ряда стилистических синонимов, т.к. для описания жизненных процессов библейских героев и людей, приобщающихся к таинствам христианства, требовалась коннотация «одухотворенности плоти». В период сентиментализма и романтизма именно славянизмы, описывающие человеческое тело, как стилистическая категория трансформируются в пиитизмы и поэтизмы, поскольку для русской (генетически аскетичной) литературы западноевропейский культ телесности и эротизма окажется неприемлемым.

Результатом процесса лингвокультурной дифференциации рассматриваемых лексических средств является существование в современном языке трех групп стилистических синонимов со значением «части человеческого тела». Данные языковые единицы градуирова-

Таблица 1

Понятийные славянизмы и русизмы

Лексические понятийные
славянизмы	русизмы
Понятийные славянизмы – это лесемы, не имеющие синонимов в восточнославянском языке. Обозначения новых реалий, связанных с религиозной сферой: -    отвлеченная лексика с суффиксами -ость-, -ств-(-еств-),- ений- и др. ( избавление, пришествие, благость, воскресение и т.п.); -    сложные слова с корнями зло-, добро-, лже-, любо-, благо- и т. п. ( доброзрачный, злодеяние, прелюбодей, благодать и т.п.); -    слова с приставками вос- / воз- , из- / низ- и др. ( низвергнуть, воссоздать , воздвигнуть и т.п.); -    заимствования из греческого ( Библия, Евангелие, ангел, игумен и т.д.). Следует отличать понятийные славянизмы от лексем, возникших по церковнославянским словообразовательным моделям в последующие периоды развития языка. Это сделать несложно, критерием является религиозная семантика славянизмов.	Понятийные русизмы – это лексемы, не имеющие синонимов в церковнославянском языке. Обозначения реалий, связанных с бытовой сферой ( горох, торг, гумно, двор, корова, копна и т.п.); термины, относящиеся к юридической и деловой сфере ( видокъ , послухъ – свидетели, вира – штраф за убийство, добытокъ – имущество, голова – убитый, головник – убийца, изгой – человек, потерявший социальную нишу и т.д.).

Таблица 2

Синонимы, имеющие схожие фонетические оболочки (новые стилистические)

Славянизмы	Русизмы
– слова с неполногласием ( брегъ, злато, млеко, шлемъ, глава и др.); –    слова с начальным ра и ла ( ладия, разумъ, рабъ и др.); –    слова с начальным е ( елень, езеро, един, есень и др.); –    слова с начальным ю ( югъ, юноша и др.); –    слова с начальным а ( агньцъ, азъ и др.); –    слова со звуками жд, щ / шт ( свеща, нощь, прежде, вижду и др.).	– слова с полногласием ( берегъ, золото, молоко, шелом, голова и др.); –    слова с начальным ро и ло ( лодья, розумъ , робъ и др.); –    слова с начальным о ( олень, озеро, один, осень и др.); –    слова с начальным у ( угъ, уноша и др.); –    слова с начальным я ( ягня, язъ и др.); –    слова со звуками ж, ч ( свеча, ночь, переже, вижу и др.).

Таблица 3

Синонимы, имеющие разные фонетические оболочки (собственно стилистические)

Славянизмы ланиты персты очи перси выя длань десница шуйца чресла рамо – рамена лоно брак

Русизмы щеки пальцы глаза грудь шея ладонь правая рука левая рука бедра плечо – плечи утроба свадьба ны по стилистической шкале и контекстуально обусловлены: «высокие» книжные – нейтральные – грубые, просторечные, непристойные (глава – голова – башка и пр.; власы – волосы – волосенки, пакли и пр.; очи – глаза – гляделки, буркалы, шары и пр.). Кроме того, лингвокультурное несоответствие церковнославянской и восточнославянской языковых систем до сих

Таблица 4

Омонимы

Русизмы	Славянизмы
целовати («приветствовать», «приносить присягу», «преклоняться»); живот («жизнь»); буй («глупый», «грешный»).	целовати («прикасаться губами»); живот («имущество», «пожитки»); буй («смелый», «храбрый»).

пор ограничивает сочетаемость отдельных лексем. Так, обозначения «женитьбы» – славянизм брак и русизм свадьба – в современном русском языке не взаимозаменяемы ( свадьба пела и плясала, собачья свадьба и др.).

Четвертым типом семантического соотношения лексических славянизмов и русизмов является омонимия. Приведенные примеры в свете вышесказанного не нуждаются в комментариях (см. табл. 4).

Предложенный в данной статье подход к изучению темы «Русизмы и славянизмы Киевского периода истории русского литературного языка» демонстрирует метапредметный потенциал дисциплины «История русского литературного языка» в формировании общекультурных компетенций и профессиональной ориентации будущих филологов в современном гетерогенном коммуникативном пространстве.