О начальных событиях кризиса на Боспоре III века нашей эры

Работа выполнена в рамках задания Минобрнауки РФ № 2014/389 (НИР № 1799)

The paper was executed within the assignment from Russian Federation Ministry of Education and Science № 2014/389 (research work’ lot № 1799)

Наступление периода дестабилизации на Боспоре в III в. н.э. неразрывно связано с разразившимся в это время социально-экономическим и политическим кризисом империи. Так же как и в Риме, на Боспоре негативные явления были обусловлены рядом причин внешнего и внутреннего характера. Из последних отчетливо просматриваются довольно острые внутриполитические коллизии, которые, в значительной мере и подорвали стабильность Боспорского государства.

Тема кризисной эпохи на Боспоре III в. н.э. всегда интересовала исследователей. При этом, если одни ученые тщательно изучали миграционные процессы и варварские нашествия, изменившие этническую карту Северного Причерноморья в III в. н.э. [14, с. 85; 19, c. 523], то другие старались более обращать внимание на борьбу в среде правящей элиты, обострившуюся в данное время на Боспоре [5, c. 451; 13, c. 169–182]. Однако, очевидно, что все указанные процессы были взаимосвязаны, и без учета этой особенности вряд ли будет возможным представить целостную картину произошедших событий.

Известно, что кризисные явления на Боспоре стали отчетливо проявляться уже в конце правления Котиса III (227/228 – 233/234 гг.), когда на короткое время (229/230 – 231/232 гг.) его соправителем стал Савромат III (КБН, 1230). Однако этому претенденту на высшую власть так и не удалось стать самостоятельным правителем. Довольно быстро царский трон перешел к Рескупориду III (233/234 – 234/235 гг.), тамга которого продолжала сохранять свой традиционный тип царских знаков боспорских правителей [26, c. 55].

Напомним, что данные знаки, скорее всего, отражали родственные связи и союз правящей боспорской элиты с могущественными сарматскими племенами. Посредниками между ними выступали так называемые танаиты, организованные в восстановленном Танаисе в самостоятельную и равноправную с эллинами общину во главе с архонтами. Именно они контроли-- 72 - ровали сарматские орды, выходцами из которых они, скорее всего, и являлись. Главной задачей кочевников в данном регионе, по-видимому, являлось перекрытие аланам путей, ведущих в степи Северного Причерноморья [24, c. 494–503].

Вот почему довольно странным выглядит то, что тамга пришедшего к власти боспорско-го царя Ининфимея (234/235 – 238/239 гг.) вдруг стала резко отличаться от знаков своих предшественников с их традиционными «триденсами». При этом она явно принадлежала к типу тамг сарматских царей I в. н.э. Фарзоя и Инисмея. Более того, созвучие имен боспорского и сарматского правителей (Ининфимей-Инисмей), также свидетельствует, что все это не случайно. Наличие в титулатуре «друга цезаря и друга римлян» Ининфимея родового имени Тиберия Юлия (КБН, 1249), означает, что перед нами законный представитель правящей династии, хотя, возможно, и являющийся выходцем из нижнедонской группировки поздних сарматов [26, c. 56], тесно связанной с теми же танаитами. Следовательно, причина изменения уже устоявшегося типа царской тамги заключалась в чем-то другом. Возможно, что отсутствие «триденса» в тамге указанного царя свидетельствует о произошедшем разрыве союзных отношений Боспора с могущественными сарматскими кланами. Это могло произойти, например, в связи с усилением аланского союза и переориентацией сармат на алан.

О том, что в годы правления Ининфимея произошли серьезные изменения в геополитической расстановке сил в Северном Причерноморье, свидетельствует и установление союзных отношений империи с готами именно в это время. Римляне вынуждены были инициировать с ними договор, по-видимому, в связи с острой необходимостью срочного перемещения части восточных германцев на пустующие земли Днепровской Луки. Дело в том, что расселение здесь еще на самом раннем этапе формирования черняховской культуры [11, c. 325, рис. 2] вельбарк-ского населения, шедшего, скорее всего, через Волынь [22, c. 163; 10, c. 152; 16, c. 157, 167; 12, c. 40–41], полностью перекрывало аланам степные пути, ведущие к античным городам и к границам империи. Никакими другими причинами появление на указанных землях достаточно оторванной от основного готского массива локальной группы переселенцев объяснить невозможно. Разумеется, необходимость в таких действиях могла возникнуть у римлян только в связи с ухудшением военно-политической обстановки на востоке, скорее всего, из-за отпадения от Рима и Боспора сарматских орд, ранее сдерживающих аланский натиск в западном направлении [24, c. 62–63].

Вероятно, именно эти кризисные события и повлияли на спешное укрепление границ своего государства Ининфимеем. В данный период варварскими союзниками Боспора, по-видимому, оставались лишь сарматы нижнедонской группы вместе с танаитами (КБН, 1251, 1251а) и подразделения германских наемников, расквартированные по городским гарнизонам [4, c. 343–349]. Такое ослабление положения Ининфимея просто не могло не спровоцировать очередного претендента на трон, которых, судя по предыдущим событиям, было немало, на попытку захвата власти на Боспоре. Судя по резкому прекращению чеканки монет Ининфимея в 238–242 гг. [18, c. 200], ситуация на Боспоре в данный период была в значительной степени дестабилизирована. Похоже, что в это время здесь развернулась ожесточенная борьба за власть. Пока нам известны только два претендента на власть после Ининфимея – Рескупорид V и Фар-санз. Если исходить из факта жесткого противостояния между ними в 253/254 – 254/255 гг. [17, c. 58–76; 2, c. 122–126], не исключено, что борьба за власть этих двух претендентов на трон могла начаться гораздо раньше указанного времени. В этой связи обращает на себя внимание схожесть имен Фарсанза и Фарзоя. При всем скепсисе к такому роду созвучиям, оно сразу же вызывает ассоциации другого подобного примера: Ининфимей-Инисмей. По-видимому, имена боспорских царей Ининфимей и Фарсанз являлись производными от имен знаменитых сарматских правителей I в. н.э. и поэтому их необходимо рассматривать как единый феномен. Косвенно это свидетельствует о том, что Фарсанз вполне мог принадлежать к той же самой группировке нижнедонских сармат и танаитов, откуда происходил и его возможный родственник Ининфи-мей. Данное обстоятельство также позволяет допустить появление Фарсанза на исторической сцене еще в конце 30-х – 40-х гг. III в. н.э., когда он, вероятно, впервые попытался занять царский трон после Ининфимея.

Исходя из всего вышесказанного, трудно не прийти к мнению, что, хотя нам и не известна тамга Фарсанза, ее наличие более чем вероятно. В отличие от этого варварского ставленника, у его противника – Рескупорида V, правившего достаточно длительное время, царский знак бесспорно отсутствовал. Его нет ни на монетах, ни на строительных или посвятительных надписях [26, c. 57]. Это позволяет предположить, что основная линия раскола боспорской знати в интересующее нас время проходила по двум хорошо известным группировкам боспор-ской знати: римско-фракийской и сармато-иранской, причем напомним, что царские знаки-тамги являлись особенностью исключительно последней группы претендентов на трон [21, c. 18–23]. Учитывая, что в 242/243 году чеканка боспорских монет была возобновлена Рескупоридом V, можно сделать вывод о победе на Боспоре римско-фракийской партии. Это хорошо согласуется с тем, что пострадали в этой борьбе только Горгиппия и Танаис – города, которые и ранее активнее других выступали в поддержку своих сармато-иранских ставленников.

Первой разгрому подверглась Горгиппия. Источники не сохранили нам подробности этих событий, поэтому самое простое – это предположить о нападении на город внешних врагов, например аланов [9, c. 13] или готов [8, c. 136–137]. Однако по уточненным данным город погиб вскоре после 239 г. [1, c. 75], что сразу же наводит на мысли о внутренней борьбе как о главной причине этого разгрома. По-другому трудно будет объяснить, почему кроме района Горгиппии другие поселения Боспора в данный период не пострадали [8, c. 136]. Нападение на город было предпринято внезапно, так как, судя по археологическим данным, имущество из домов жители вынести не успели, хотя сами благополучно ушли или же были уведены в плен [1, c. 75]. Несмотря на то, что жизнь здесь впоследствии возобновилась, к своему прежнему расцвету Гор-гиппия уже не вернулась [1, c. 75–76; 3, c. 60]. Принципиальное нежелание пришедшего к власти Рескупорида V восстанавливать разрушенный город также, безусловно, свидетельствует в пользу карательного характера похода боспорского царя против своих противников. Если же исходить из внешнеполитической ситуации, сложившейся на восточных рубежах Боспора, то, вероятнее всего, нападение на Горгиппию было предпринято боспорским царем с опорой на военную мощь алан [9, c. 13]. Очевидно, что только установлением в это время союзных отношений Рескупорида V со своими могущественными соседями можно будет объяснить появление в первой половине III в. н.э. аланского типа склепов на западных рубежах Европейского Боспора (некрополь городища Белинское) [7, c. 175–181] и в Предгорном Крыму, на бывших территориях Крымской Скифии (могильник Нейзац) [20, c. 140]. Вероятно, с помощью алан Рескупорид V пытался восстановить власть Боспора на отпавших от него территориях.

Но если Горгиппия действительно погибла в ходе ожесточенной внутренней борьбы за власть, то трудно предположить, чтобы Танаис, теснейшим образом связанный с сарматоиранской партией власти, в то же самое время остался в стороне от произошедших событий. Поэтому вряд ли случайным выглядит отсутствие надписей с упоминанием архонта танаитов при Рескупориде V. Вызывает большое сомнение и присутствие при этом царе в Танаисе отряда северных наемников. Об этом свидетельствуют находки в слоях разрушения Танаиса, погибшего в начале 50-х гг. III в. н.э., умбонов центрально-европейского происхождения типов «Конин» и «Хорула» [29, abb. 18, 1,2; 30, fig. 5, 9-12]. В связи с данными находками обычно спорят, кому принадлежали указанные щиты: нападавшим или защитникам Танаиса [25, c. 157]. По хронологии К. Годловского для пшеворских погребений с оружием, умбоны типа «Конин» принадлежат горизонту 2, в целом соответствующему периоду С1а (150/180 – 220/230 гг.), а умбо-ны типа «Хорула» – горизонту 2а, соответственно периоду С1d (220-230 – 260/270 гг.) [27, S. 12, 13, pl. II, 21, 44, 46; XI, 27; XVIII, 29; XXII, 26, 29 b]. Еще один умбон, найденный в Танаисе с высокой конической каллотой, хоть и известен в Центральной Европе в период С1а, но более типичен для предшествующего времени [29, abb. 18, 2; 27, pl. II, 24; X, 17; XII, 8; 23, c. 174]. Другими словами, взаимовстречаемость указанных типов умбонов однозначно приходится на 20-е – 30-е гг. III в. н.э. [4, c. 346]. И это при том, что умбоны как типа «Конин», так и типа «Хорула» происходят из одного слоя разрушения Танаиса середины III в. н.э. [23, c. 174]. На указанный феномен справедливо обратил внимание еще К. Годловский, заметивший, что в Танаисе почему-то преобладают умбоны, практически вышедшие из употребления [28, s. 175]. По нашему мнению, данное обстоятельство не позволяет относить людей, которым принадлежали данные щиты, к участникам событий гибели города. Скорее всего, варварский отряд Танаиса ко времени разгрома города уже не существовал. Он, как и другие подобные подразделения, был расформирован Рескупоридом V еще в самом начале правления. При этом некоторые из предметов вооружения бывших наемников могли по каким-то причинам сохраниться в городе. Впоследствии во время пожара и гибели помещений они оказались в завале вместе с другими вещами, вследствие чего и стали плохо соответствовать слоям разрушений.

Обращают на себя внимание и другие археологические свидетельства, проливающие свет на события середины III в. н.э. на Боспоре. Так, на территории Нижнего Подунавья в рамках развития и без того сложной сарматской культуры региона, в которой фиксируется несколько волн проникновения военного характера [6, c. 176–199], приблизительно в середине III в. н.э. неожиданно появляются погребальные сооружения в виде катакомб II типа по К.Ф. Смирнову [15, c. 79, 89]. Это может указывать на территорию нижнедонских сарматов, как исходный регион, откуда была вынуждена продвинутся на запад группировка неизвестного нам сарматского клана. В пользу этого предположения свидетельствует и идентичность деталей обряда и материального комплекса указанных сарматских погребений Нижнего Дона и Нижнего Дуная [15, c. 79, 89].

Очевидно, что такой уход потерпевшей поражение группы варваров к границам империи (сарматского клана Фарзанса?) во многом стал возможен благодаря частичному ослаблению римского контроля над регионом. Скорее всего, это произошло в ходе разрыва мирных отношений с готами и началом экспансии последних в Северо-Западное Причерноморье в 40-х гг. III в. н.э.

Таким образом, все указанные свидетельства о сложившейся сложной ситуации на Нижнем Дунае, по нашему мнению, необходимо рассматривать во взаимосвязи с разгромом Горгиппии, исчезновением городской общины танаитов и вероятным прекращением службы на Боспоре отрядов северных наемников. В основе же всех этих внутриполитических коллизий лежала схватка за боспорский трон Рескупорида V и Фарсанза, которая привела к поражению последнего и отступлению его в Буджакскую степь. По сути дела, именно указанная борьба за власть на Боспоре стала своеобразным катализатором целой цепи трагических событий, поставивших в конечном итоге Боспорское царство на грань катастрофы.