О первой русской грамматике на итальянском языке

Проблема преподавания русского языка в Италии в ХIХ веке – вопрос, который еще не был поставлен в специальной научной литературе. До сих пор распространена точка зрения, что русскому как иностранному обучались в итальянских учебных заведениях только начиная с XX века. Об этом, например, пишет преподаватель РКИ Миланского государственного университета Оксана Беженарь в своей недавней статье «Как сделать изучение русского языка интересным в условиях современных вузов Италии» [1]. Так же считают и крупные итальянские слависты ХХ века – Этторе Ло Гатто [12], Енрико Дамиани [10], Артуро Крониа [9] и др. Тем не менее такая официальная история, кажется, не совпадает с реальной историей преподавания русского языка в итальянских университетах.

Первые свидетельства о курсах по русскому языку и русской литературе относятся к шестидесятым годам XIX века (Королевский университет в Неаполе). Курсы тогда читал занимающий кафедру филологии пьемонтский профессор Джакомо Линьяна. В одной из самых популярных российских газет того времени – «Московских ведомостях» М. Каткова – нам удалось обнаружить статью, в которой анонимный публицист, интересующийся «словесными факультетами» итальянских высших учебных заведений, упоминает об этом выдающемся итальянском языковеде. Достоин внимания тот факт, что сведения о положении в итальянских университетах практически отсутствуют в итальянских источниках, однако же в России можно было прочитать очень подробную и детальную работу, которая называется «Заметки об итальянских университетах», где есть упоминания об учебных курсах гуманитарных факультетов в Италии в 1863/64 академическом году. В этой статье мы

обнаруживаем документальное подтверждение учебной и научной деятельности Дж. Линьяны. Как пишет неизвестный автор статьи в «Московских ведомостях», этот знаменитый языковед «…участвовал… в ученой экспедиции на Восток и на возвратном пути посетил Россию. …Знает отлично славянские языки и литературу, особенно русскую и польскую, и следит со вниманием за славянской филологией. В его библиотеке… филологические труды Петербургской Академии Наук и лучшие русские сочинения по филологии и истории. Историческую грамматику Ф. И. Буслаева он называет своей настольной книгой. В нынешнем году [то есть 1864] он читал курс о славянской истории и литературе, о месте славянского племени в числе индо-европейских, об отношениях различных славянских языков, краткий обзор польской истории и литературы, о современном состоянии славянской филологии и т. д.»1. В самом деле, в учебном 1864/65 году Дж. Линьяна повторил курс лекций о славянских языках, внимательно обучая неаполитанских студентов русскому языку и русской литературе. Об этом сообщает бывший студент Линьяны Герар-до Де Винчентиис в переписке со знаменитым итальянским философом Бенедетто Кроче2, собирающим в 1891 году нужную ему информацию о жизни и академической деятельности Линья-ны для написания памятной речи на собрании неаполитанской академии Понтаниана3. До Ли-ньяны в Италии курс русского языка и русской литературы никогда не читался. Единственное упоминание о более ранней традиции преподавания русского языка в Неаполе, относящейся к 1836 году, не имеет никаких документальных подтверждений [15: 1122].

Итак, на лекциях по русской литературе в Неаполе читали и изучали стихи Ломоносова,

Лермонтова, Пушкина (главным образом, «Евгения Онегина»). Первую хрестоматию по русской литературе, называемую «Русскими мелодиями» и принадлежащую перу Евгения Венчеслава Фулька и Доменико Чьямполи, издали только в 1881 году4. В предисловии к ней знаменитый востоковед Анджело Де Губернатис, муж двоюродной сестры М. Бакунина, пишет обозрение, в котором рассказывает о восприятии русской литературы в Италии. Он сообщает, что, кроме Тургенева, русские писатели в Италии и в целом за границей России не пользуются большой популярностью и что, кроме Пушкина, Лермонтова и Крылова, русские поэты вообще совершенно неизвестны европейскому читателю5. Тем не менее уже с 1862 года распространение в Италии русской литературы на итальянском языке ускоряется благодаря изданию тома истории русской литературы под редакцией московских профессоров Степана Петровича Шевырёва и Джузеппе Рубини6. До этого в 1825 году уже были переведены на французский и итальянский языки басни И. Крылова7. Вдобавок итальянские студенты могли читать стихотворения М. Лермонтова из немецкого издания его сочинений 1852 года8, поэму «Демон» – по французскому изданию 1858 года9 и ее же – в новейшем итальянском переложении прозой Софьи Безобразовой, жены Де Губернатиса10. Наконец, из сочинений Пушкина студенты могли читать «Евгения Онегина», итальянский перевод которого уже был доступен в середине пятидесятых годов в двух вариантах: один перевод принадлежал Луису Делатру11, а другой А. (Анне или Александре) Безобразовой, двоюродной сестре Софьи12.

Курс лекций по русскому языку Линьяна выстроил по «старой грамматике русского языка на французском»13, вероятно, Grammaire raisonnée de la langue russe Николая Греча, переведенной Ч. Ф. Рейфом14, или по самому Рейфу – Grammaire russe, à l’usage des étrangers qui désirent connoître à fond les principes de cette langue15. В дальнейшем, в связи с тем что студенты не проявляли особых успехов в изучении языка по грамматике Греча – Рейфа, Линьяна решил использовать новейшую и «отличную»16 Grammaire russe a l’usage des français Пауля Фукса по методике Гейнриха Готфрида Оллендорфа17 с соответствующим сборником ключей к упражнениям – Clef 18. В курсе по русскому языку использовали также старые французско-русские словари Dictionnaires parallèles des langues russe, française, allemande et anglaise Рейфа19 и Nouveau dictionnaire de poche francais-russe et russe-francais Аугуста Олде-копа20. Оба словаря содержали маленький раздел по грамматике русского языка на французском. Основные грамматические правила здесь Рейф заимствовал из теоретического раздела Руководства к изучению Русской Грамматики Н. И. Греча21, в свою очередь заимствованного из универсальных Principes de Grammaire générale А. И. С. де Саси22, которые не совпадали с точкой зрения Линьяны о полигенетической теории происхождения человеческого языка. В связи с этим в курсе лекций Линьяны грамматический раздел Рейфа послужил на практике лишь конспектом грамматических правил, а не основой теории сравнительно-исторического языкознания. В 1865 году Линьяна впервые предложил «принцип противоречия филологии», то есть «внутреннего разнообразия типов мышления», которое приводит к различию языков. Эта теория противостояла принципу «фонетического всеобщего единства» языков мира23. Он критикует основной принцип «философской грамматики», по которому «языки в своем внутреннем составе являются образом мышления, следовательно, они идентичны». Этому учению он противопоставляет теорию разнообразия видов абстракции «лингвистических типов», то есть способности обобщать на основе процесса говорения, поэтому все эти так называемые типы, безусловно, отличаются друг от друга «внутренним составом, мыслью»24 (то есть гумбольдтовской «внутренней формой»). Типичному для значительной части лингвистов того времени моногенезу человеческих языков Линьяна противополагает полигенизм, поддерживая полигенетические происхождение и характер языков в отличие от гипотетического единства образа человеческой мысли по сравнению с многочисленностью языков. По его мнению, которое, на самом деле, совпадало с точкой зрения его боннского учителя Лассена, отдельная от спонтанной мудрости способность философского осмысления – свойство, единственно присущее индоевропейским народам. Итак, Линьяна безусловно отрицал старые понятия всеобщей грамматики, близко подойдя к традиционной «романтической» концепции, связывавшей один язык с одной нацией и одной культурой, хотя он был убежден, что изначальное генетическое единство индоевропейцев стало источником происхождения всех социальных, политических, юридических и культурных особенностей индоевропейских племен [16: 430–441]. Такая же идея превосходства индоевропейских языков над другими языками мира была у Линья-ны, когда он читал свои лекции по грамматике Греча – Рейфа, и, вероятно, это стало еще одной причиной того, чтобы оставить грамматику Греча – Рейфа и использовать в конце концов практическое пособие Фукса. С таким же духом он использовал историческую грамматику Буслаева, упомянутую в статье «Московских ведомостей». Преподавание Буслаевым русского языка по сравнительно-исторической методике хорошо соответствовало языковедческой теории Линьяны. Как и Буслаев, Линьяна признавал, что усвоение современного русского языка для студентов должно быть связано и с изучением старо(церковно)славянского и старорусского языков, и с вниманием к живому русскому языку в его диалектных вариантах. Вместе с Буслаевым (вслед за Гриммом и Боппом) Линьяна считает, что каждое слово появилось с первоначальным выражением, явно отражающим конкретный смысл, а «потом уже перешло к условному знаку отвлеченного понятия»25. Итак, по Буслаеву и по Линьяне, систематическое изучение языка опирается на те приемы и методы обучения, «которые позволяют учащимся понять и осознать сущность языковых явлений, закономерность тех процессов, которые происходят в языке» [6: 11]. Одинаковые подходы Буслаева и Линьяны к обучению русскому языку с учетом диалектологии и сравнения исторических вариантов обобщает сам Буслаев: «Историческое направление… признает и права родной, разговорной речи, и права языка литературного. Оно видит в русском книжном языке результат исторического движения и взаимного влияния русской речи, разговорной, видоизменяемой по местным говорам, и языка церковнославянского, положенного в основу нашей грамотности, с отдаленных времен внесения Христианства в Русскую землю»26. Объединение филологического и лингвистического методов для изучения русского – фундаментальный фактор подхода к преподаванию языка на курсах Линьяны: используя «филологический метод», он анализировал произведения великих русских писателей и поэтов, применяя анализ текста к сравнительно-исторической методике языкознания, направляя свою мысль на поиски общего источника происхождения индоевропейских языков и единства индоевропейской культуры, чтобы продемонстрировать правильность полигенети-ческой теории человеческих языков, оправдывая одновременно культурно-языковой моногенез индоевропейцев.

Использованные на лекциях книги Буслаева и других упомянутых авторов, а также принципы сравнительно-исторического языкознания оказываются основными для тех итальянских студентов, кто в дальнейшем будет заниматься славистикой27. Один из них – Доменико (Доминик) Де Виво – стал первым преподавателем современного русского языка в Италии, в Азиатской коллегии в Неаполе, в которой Линьяна, реформировавший предыдущую Коллегию Китайцев и превративший ее в Азиатскую коллегию, был директором. Новое государственное учреждение торжественно открыли 25 ноября 1868 года [11: 183]. В этой же Коллегии создали школу восточных языков, где можно было обучаться не только «классическим» восточным языкам, но еще и русскому и английскому, то есть языкам двух самых больших на Востоке империй – Британской и Российской. Почти все поступающие в эту школу учились одновременно и в Королевском университете28. Линьяна хо- тел, чтобы ректор Королевского университета занял также пост королевского хранителя новой Коллегии, чья должность была похожа на соответствующую должность ректора университета. Кроме того, он считал, что курс иностранных языков необходимо разделить на «предварительно-генетические» предметы, которыми должны заниматься в Королевском университете с критическим подходом и историко-научной экспозицией сравнительно-исторического языкознания, и «практические» предметы в Коллегии на основе практических упражнений по устной и письменной коммерческо-дипломатической речи: то есть теорией языка нужно заниматься в Университете, а практикой речи – в Коллегии29. В учебной программе Коллегии по поводу иностранных языков уточняется, что «метод преподавания… будет полностью практическим и прямым, так что в течение короткого периода времени наша молодежь будет способна выражать себя в языке понятным видом, писать деловое письмо и понимать простой текст по-китайски, по-монгольски, по-персидски, по-индостански, по-английски или по-русски. Отправившись затем прямо в избранную страну своего исследования, они легко смогут совершенствоваться в языке»30. Кроме того, программа Коллегии рассматривала создание «восточной типографии», чтобы «публиковать грамматики31, словари преподаваемых языков и пособия, которые предоставили бы молодежи краткое, ясное и точное изложение понятий, обязательных для тех, кто путешествует в Азии с научной целью»32. Представленная программа на практике была осуществлена не полностью, а курс русского языка был закрыт в 1870 году. Тем не менее предусмотренные этой программой издания по русскому языку, в том числе грамматика русского языка на итальянском и русско-итальянский словарь, вышли в свет через несколько лет благодаря Де Виво, и не в Италии, а, собственно говоря, в Российской империи.

Не будем здесь рассказывать про все детали личной жизни и академической деятельности Доменико Де Виво. Это составляет содержание другой моей статьи, которая скоро выйдет в Италии [8]. Надо подчеркнуть, что, кроме официального упоминания о курсах, которые Де Виво читал в Коллегии, прочая информация о его научной и педагогической деятельности в этом учебном заведении отсутствует. Мы должны и можем здесь сообщить только о самых важных событиях его биографии, касающихся истории происхождения и издания грамматики русского языка на итальянском. Итак, Де Виво к концу второго года своей педагогической деятельности, то есть до официального завершения академического года (15 августа 1870 года), решил уехать на четыре года в Россию по академическим причинам, планируя улучшить свое знание русского языка, усовершенствовать методику преподавания русского как иностранного и провести по поручению Линьяны некоторые исследования в области географии современной Азии. Он поселился тогда в центре научной жизни Российской империи – в Петербурге33 [2: 97]. Весь план пребывания Де Виво в России являлся частью директорской политики Линьяны, по которой поездки за границу для научно-образовательных целей должны были проводиться за счет самой Коллегии. Уже в России Де Виво узнал, во-первых, об отставке Линьяны, которого впоследствии переместили в Римский университет, а во-вторых, о том, что курсы в Коллегии «будут приостановлены до назначения нового Директора». В это время в России он работает по своей программе в ожидании дальнейших инструкций, но за четыре года, то есть до 1874 года, из Коллегии никаких официальных новостей он не получил34. Когда же Де Виво вернулся из России в Неаполь, Коллегия вообще не оплатила его расходы в России и не вернула его на прежнюю должность преподавателя русского и английского языков35. Через пять лет, в начале 1879 года, он окончательно уехал в Россию, и 12 февраля 1879 года его назначили лектором итальянского языка в Дерптском университете, и с 15 февраля того же года до начала 1884 года он занимал эту должность36. В дальнейшем он получил такую же должность в Новороссийском университете в Одессе, куда переехал в марте 1884 года и где работал до своей смерти 28 декабря 1896 года (10 января 1897 года по новому стилю).

Во время его преподавательской деятельности в Дерптском университете в 1882 году он опубликовал первую в истории русскую грамматику на итальянском языке, называвшуюся Grammatica della lingua russa. Con speciale attenzione al movimento dell’accento (Грамматика русского языка. С особым вниманием к передвижению ударений). Книга была издана типографией Шнакенбурга³⁷ в Дерпте с одобрением цензуры от 22 апреля 1882 года. Несмотря на то что Шнакенбург преимущественно издавал научные пособия Дерптского университета на русском, все же грамматику Де Виво опубликовали на итальянском, поэтому студентам российских учебных заведений пользоваться ею было весьма непросто. Выбор итальянского языка для публикации безусловно демонстрирует, что пособие по русской грамматике не предназначалось подданным русского царя, но было обращено студентам итальянских университетов. Вероятно, рукопись первой редакции грамматики была уже использована им в курсе русского языка в Неаполе в конце шестидесятых, и свое сочинение он перерабатывал в течение всех семидесятых годов. У Де Виво в это десятилетие была надежда, что ему снова отдадут читать курсы русского языка в неаполитанской Коллегии. Однако 28 октября 1878 года были приняты королевские указы

№ 4606 и 4607, в которых по решению тогдашнего министра просвещения Франческо Де Сан-ктиса курсы русского языка в Коллегии не были восстановлены. Именно по этой причине, собрав все свои вещи, включая рукопись грамматики, Де Виво решил уехать навсегда в Россию и там остаться лектором итальянского языка. Однако в 1882 году во время второго года деканства Линьяны на факультете филологии и философии в Королевском университете в Риме начался первый так называемый свободный курс русского языка, который был добавлен в расписание уроков к уже существующим курсам немецкого и английского языков38. Преподавателем назначили бывшего гарибальдийца – поляка Генриха Гримала-Любанского39, который работал в Римском университете до 1891/92 академического года, то есть еще год после смерти Линьяны, происшедшей 10 февраля 1891 года40. Поскольку мы не нашли прямых источников, которые свидетельствуют о сотрудничестве Ли-ньяны и Гримала-Любанского или о выборе преподавателя русского языка Линьяны как декана факультета, тем не менее мы вполне уверены, что Линьяна был первым сторонником преподавания русского языка в Римском университете. Кажется, что начало курса Гримала-Любанского в 1882/83 академическом году и одобрение цензуры грамматики Де Виво в апреле 1882 года связаны между собой. Возможно, что Линьяна предложил курс русского языка как раз под новую грамматику Де Виво.

В предисловии грамматики Де Виво скрытно повторяются лекции Линьяны. Автор показывает свои знания о родстве славянских языков с точки зрения индоевропейской теории. Здесь явно прослеживается влияние немецких языковедов XIX века, то есть сравнительно-исторических исследований В. Гумбольдта, исторической грамматики Я. Гримма, исследований санскрита и сравнительной грамматики Ф. Боппа. После того как Линьяна занялся вопросами славянской филологии в индоевропейской среде, читая Й. Добровского, Ф. Буслаева и др., таким же образом Де Виво последовал за своим учителем. Он также пишет о происхождении славянских «диалектов» от одного общего славянского язы-ка41. Анализируя семью славянских языков с точки зрения сравнительно-исторического языкознания, Де Виво объясняет родство между языком народа и наречием племен по Буслаеву как рождение языков-дочерей от первоначального языка-матери, а потом украшает все сказанное политическим подтекстом: русский, польский, чешский и даже церковнославянский должны быть называемы славянскими диалектами с точки зрения единого славянского языка как цельной языковой совокупности42. Затем в истории этого языка те диалекты, которые главенствовали в правящих политических центрах, преобразовались в современные государственные славянские языки43. Итак, внимание к диалектологии – важнейший пункт в исследовании и Де Виво, и Буслаева. Если Буслаев выступает с подобной терминологией, чтобы лингвистически оправдать имперскую «руссоцентрическую» идеологическую модель, то Де Виво утверждает, что язык империи – это московский диалект, уточняя в предисловии к грамматике список диалектов в центральной России44. Таким образом, главным источником для своей грамматики Де Виво считал именно грамматику Буслаева. Из краткого филологического экскурса в историю языка, начиная с генеалогически-типологической классификации славянских языков, вытекают многие совпадения с концепцией Буслаева45. Различие в двух языковых ветвях – южно-восточной и западной, представленное в грамматике Де Виво, было важным также и для Буслаева, который пришел к диатопическому разделу диалектов на две ветви, дойдя до современного разложения русского языка в трех диалектах – великорусском, малорусском и белорусском46. Усвоив теорию Буслаева, Де Виво считал преобразования древнеславянского языка незавершивши-мися, предпочитая подчеркивать сохраняемую славянскими говорами целостность и отмечая незначительные различия диалектов единого языка – восточного славянского (русского)47. Кроме Исторической грамматики Буслаева, цитируемой по четвертому изданию 1875 года48, другими источниками теоретических суждений Де Виво были Grammaire raisonnée Греча – Рейфа, которую использовал во время курсов в Неаполе еще Линьяна, Русская грамматика А. Х. Востокова, цитируемая в предисловии и в тексте по изданию 1874 года49, Филологические разыскания Я. К. Грота, упомянутые со ссылками по второму изданию 1876 года50, и, наконец, Филологические наблюдения Г. П. Павского51.

Трехчастная структура грамматики Де Виво частично напоминает грамматику Буслаева, по крайней мере, это относится к названию частей книги. Первая часть – «Этимология» – занимает около двух третей книги и состоит из вышеупомянутого предисловия, краткого раздела, посвященного азбуке и фонетике, и самого обширного раздела по изменяемым частям речи – именам существительным и прилагательным, глаголам и местоимениям, с особым вниманием к передвижению ударений. Последние страницы этой части относятся к неизменяемым частям речи. Дидактически-педагогический подход в основе этого раздела грамматики точно совпадает с аналогичной частью Исторической грамматики Буслаева, которая, несмотря на ее сравнительно-исторический характер, предлагала все же комментарии по практическим разделам грамматики собственно русского языка. Вторая часть – «Синтаксис», как и у Буслаева, занимает всего одну седьмую часть работы. Этот раздел грамматики Де Виво описывает предлоги, синтаксические связи глаголов и существительных в предложении. Третья часть – «Чтение» – занимает чуть менее одной пятой общей работы, предлагая четыре басни, два рассказа, одно историческое повествование и одиннадцать научных текстов о биологии и науках о Земле, то есть автор грамматики предлагает необычные для традиционного языкового пособия того времени тексты: наряду с художественными произведениями представлены и им самим написанные научнопопулярные тексты. Книгу заканчивают около тридцати страниц русско-итальянского словаря, который является первой попыткой Де Виво составить двуязычный лексикон. Так, в 1884 году в Одессе он опубликовал Ручной словарь итальянского и русского языка, а в 1894 году тоже в Одессе Словарь итальянско-русский52, в это же время считаемый одним из лучших словарей53. Словарь был использован даже Лениным, когда он читал итальянскую социалистическую газету Avanti! [5: 199].

В целом структура грамматики Де Виво соотносится с программой курса лекций по русскому языку в Азиатской коллегии. Так как метод преподавания языков в Коллегии был «практическим и прямым», Де Виво там безусловно употреблял практическое пособие П. Фукса Grammaire russe a l’usage des français . В отличие от классических пособий по разработанной Г. Оллендорфом методике, связанной с популярным в XIX веке грамматико-переводческим подходом к преподаванию классических и новых языков, Фукс в своей адаптированной грамматике сократил или удалил некоторые из типичных разделов многочисленных адаптаций этой методики. Например, традиционное разделение пособия на три тома, то есть грамматику, перевод и ключ к упражнениям по переводу, Фукс сократил до двух, оставив упражнения и соответствующие ключи и удалив том по грамматике. Это было сделано с целью достижения «хороших» переводов, чтения и произношения на русском языке, а также для развития коммуникативных навыков устного характера. В практическом пособии Фукса типичные избранные чтения классической литературы были заменены чтением громким голосом правильных фраз, составленных учащимся и проверенных по ключу к упражнениям, причем предложения в разделе «Ключи» были представлены со знаками ударения во всех словах. Де Виво дополняет пособие Фукса своей грамматикой, которая преодолевает некоторые «недостатки» фуксовского пособия. Во-первых, как и Фукс, Де Виво ставит в своей книге знаки ударения во всех словах русского текста. Ставить ударения в таких пособиях – реальная новизна для методической литературы по преподаванию иностранных языков того времени. Во-вторых,

Де Виво дополнил книгу частями, посвященными грамматике, синтаксису, передвижению ударений. Наконец, тексты для чтения в грамматике Де Виво, в сравнении с аналогичными в грамматике «практического» подхода Фукса, относятся к нехудожественно-литературным текстам, которые были нужны учащимся, чтобы улучшить свои знания русского языка в коммерческо-дипломатической сфере, что и составляло основную цель обучения в Коллегии, руководимой Линьяной.

Таким образом, первая итальянская грамматика русского языка была создана замечательным ученым Доменико Де Виво. В этой грамматике можно безусловно обнаружить явную связь и с европейскими методическими пособиями по преподаванию русского языка, и с теоретическими работами по русскому языку, написанными выдающими русскими учеными того времени. Так, эта книга находится в тесной связи с научными идеями сравнительно-исторического языкознания и теории происхождения славянских языков Ф. И. Буслаева. Текст книги Де Виво, та- ким образом, является и учебным, и научным, заметно отличающимся по этим своим качествам от большинства последующих книг, посвященных преподаванию русского языка итальянским учащимся. Достоинства этой грамматики были признаны еще в девяностых годах XIX века: в предисловии ко второму изданию грамматики русского языка сербского языковеда П. Будмани Praktična gramatika ruskoga jezika: za samouke54, ссылаясь на источники, автор упоминает не только Русскую грамматику А. Х. Востокова, но еще и грамматику Де Виво. К сожалению, отсутствие авторитетной школы итальянских славистов в XIX – начале XX века привело к тому, что научно-педагогические сочинения Де Виво были забыты, впрочем, как была забыта и вся история создания этой грамматики. Таким образом, грамматика Де Виво замечательна не только тем, что это первая русская грамматика на итальянском языке, но и тем, что это один из первых примеров русско-итальянские научных связей в области филологической науки.