Образ мары в творчестве Ф. Сологуба

Несмотря на повышенный в последнее время интерес к литературному наследию одного из ярчайших представителей русского декаданса Федора Сологуба, творчество его остается недостаточно полно и глубоко изученным.

«Своеобычность» и колорит произведений Сологуба во многом определяются яркими образами, которые использует художник для выражения своих идей. В данной статье мы сделаем попытку анализа одного из таких образов – образа мары, встречающегося в нескольких произведениях Сологуба (в особенности в стихотворении «С врагом сойдясь для боя злого » и в романе «Тяжелые сны»), сопоставим его с одноименными или схожими по функциям и характеристикам персонажами народной мифологии и демонологии, а также попытаемся выявить значимость этого образа для развития последующих (недоты-комки, Лилит и др.) и его роль в становлении философской авторской концепции.

М.И. Дикман считает, что образ мары в стихотворении «С врагом сойдясь для боя злого ...» символизирует «охватывающую автора тоску», поскольку поэт «не только выражает прямо свои чувства, пережива- ния, но и как бы ретроспективно рассматривает их, воплощает в лирических сюжетах» (Дикман: 18). Однако, на наш взгляд, все не так просто, и мара здесь – не только выражение чувств и переживаний автора, но и яркий оригинальный образ, взятый Сологубом, очевидно, из народной мифологии.

В «Мифах народов мира» имеется несколько статей, посвященных маре. Отметим некоторые из них.

«Мара (санскр. и пали шага, букв. «убивающий», «уничтожающий»), в буддийской мифологии божество, персонифицирующее зло и все то, что приводит к смерти живые существа. Образ М. встречается в текстах всех основных направлений. <... > В философском буддизме она рассматривается как отражение человеческой психики» (Мифы: II: 109 - 110).

«Мара, маруха, мора, кикимора, в славянской мифологии злой дух, первоначально, как и Марена, воплощение смерти, мора. Позднее М. отчасти утратила связь со смертью, но сохранила (в польских сказках и др.) свой вредный для человека характер, способность к оборотниче-ству и т. п. Белорус. мара – название нечисти. Мара – имя чучела, которое сжигают на костре в ночь на Ивана Купалу» (Там же).

«Мара, в низшей мифологии народов Европы – злой дух, воплощение ночного кошмара (отсюда фр. cauchemar, «кошмар», англ. nightmare). Садится ночью на грудь спящего и вызывает удушье. М. ассоциировалась в Средние века с инкубами и суккубами; считалось также, что кошмары насылали ведьмы или дьявол» (Там же).

Посмотрим, какой из этих образов ближе Сологубу. Художник дает такие характеристики своему персонажу – «враг ночной», «мой противник, злая мара», «призрак», который бледнеет, дрожит, «трепещет скользящим станом», способен окружить «холодным тягостным туманом» себя и героя и «как змея» обвивается вокруг человека, а затем мара туманит герою глаза и «давит грудь», «по капле кровь сосет».

Мы знаем, что Сологуб был знаком с философией (и, наверняка, мифологией) буддизма. Так, например, в своей статье «Жалость и любовь» он раскрывает буддийскую мораль, сравнивая ее с моралью христианства. При этом мара в стихотво- рении «С врагом сойдясь для боя злого » не похожа на Мару в буддийской мифологии, мало общего у «злой мары» и со славянской марой. Очевидно, мара Сологуба – синтез различных персонажей и понятий. Попытаемся разобраться, какие мифологические представления использовал писатель для создания этого образа. Поскольку сологубовский «ночной враг» наиболее схож с персонажем западноевропейской мифологии, обратимся к нему подробнее.

Р.Х. Роббинс в «Энциклопедии колдовства и демонологии» описывает мару так: «воображаемый демон, садившийся по ночам на грудь и вызывающий ощущение удушья». Часто М. соотносится с самим ночным сном. Изображение М. во всех описаниях одно и то же, как например, в работе Р. Макниша «The Philosophy of Sleep» (1830): «Чудовищная старая карга, сидящая на его груди – безмолвная, неподвижная и злобная, воплощение самого дьявола, чей невыносимый вес стесняет дыхание, и чье удушливое, мертвенное и бесчувственное дыхание заставляет окаменеть от ужаса и делает его состояние невыносимым» (Роббинс: 269).

Интересно сравнение мары с инкубами (суккубами). Обычно этих персонажей характеризуют так: «Инкубы (incubus, от лат. Incubare – «ложиться на»), в средневековой европейской мифологии мужские демоны, домогающиеся женской любви, в противоположность женским демонам – суккубам (succubus, от лат. succubare «ложиться под»), соблазняющим мужчин. По толкованию некоторых христианских теологов, И. – падшие ангелы» (Мифы: I: 545).

В некоторых мифологиях (иудейской, шумерской) суккубов называют «лилиты» (или в единственном числе – Лилит). К образу Лилит Сологуб не раз обращается в своем творчестве (его появление относится к 1900-м годам, более зрелому периоду деятельности писателя), однако этот персонаж в произведениях поэта диаметрально противоположен традиционному представлению о нем, но сейчас нас интересует лишь одна из характеристик Лилит – вампиризм: «Считалось, что Лилит не только наводит порчу на младенцев и изводит их, но похищает ( пьет кровь (здесь и далее курсив мой. – М.Б. ) и высасывает мозг из костей) и подменяет их» (Там же: II: 54).

Итак, образ мары в стихотворении Сологуба «С врагом сойдясь для боя злого » по некоторым характеристикам соотно- сим с одноименным мифологическим персонажем (западноевропейская мара: «садится ночью на грудь спящего и вызывает удушье» – ср. у Сологуба «грудь мне давит»), а также имеет черты других мифологических образов (инкуба (суккуба), Лилит).

Несомненный, интерес представляет и тема борьбы лирического героя с марой, и метаморфозы, происходящие с ней («безвредно сталь моя прошла» – неуязвимость, «как змея, меня обвил» – оборотничество, «окружил холодным тягостным туманом» – чародейство и т. п.); однако здесь мы сталкиваемся с определенными трудностями анализа, не находя параллели с мифологическими образами. Чтобы решить возникшую проблему, целесообразно рассмотреть одноименный персонаж в романе Сологуба «Тяжелые сны».

На первый взгляд, своим романом Сологуб продолжает излюбленную тему русской реалистической прозы, тему «лишнего человека». Однако то, что главный герой – Василий Маркович Логин – «лишний», «не есть сущностный признак его личности» (Павлова: 7); в основание романа положен вопрос о смысле жизни, о поиске истины. Герой лишен возможности и воли влиять на порядок вещей, а потому «внешняя жизнь постепенно теряет для него осмысленность, значение и даже реальность <... > Логин постоянно пребывает в состоянии полусна-полубреда» (Там же: 8), поэтому он – основная жертва мары, предстающей в романе в разных обличиях.

По словам М. Павловой, «Логин буквально заключен в магический круг зла: около него непрестанно мелькают «глупые, злые лица», звенит «злобный смех», нашептывают «злые думы» и «злые речи», исполненные «жестоким ядом злой клеветы», его преследует «кто-то злой и туманный»» (Там же). Таинственный «кто-то» часто находится возле Логина по ходу развития событий в романе: « Кто-то другой шел с ним рядом, невидимый, близкий, страшный <... > он почувствовал, что кто-то беззвучным голосом позвал его» (Сологуб: 46); «Грубая дорожная пыль взлетела по ветру нежными клубами, сизыми, обманчивыми. Когда она поднималась у ног Логина, за нею мерещился ему кто-то злой и туманный» (Там же: 73) и т. п.

Определения преследователя Логина – «злой» и «туманный» напоминают харак- теристики мары в стихотворении «С врагом сойдясь для боя злого... ». Еще одной интересной деталью является связь «кого-то» не только с туманом, но и с пылью. В романе мы находим эпизод, в котором продолжается «пыльная» тема: «Пыльные столбы плясали перед ним (Логиным. – М.Б.) < ...> Пылью рассыпалась привидевшаяся внезапно знойная серая морока, но что-то коварное было в ее появлении» (Сологуб, 1990: 180). Здесь «наваждение» имеет название или даже имя – «серая морока». В «Комментариях» к роману «Тяжелые сны» М. Павлова делает серьезное заявление: «Морока (т. е. мара. – М.Б.) – прообраз недотыкомки. («Мелкий бес»: «В клубах пыли по ветру мелькала иногда серая недо-тыкомка») (Павлова. Ком.: 359). Таким образом, исследователь не только сопоставляет, но и считает тождественными образы мороки (мары), недотыкомки и «безымянного преследователя» Логина («кого-то»). И с нею нельзя не согласиться, однако образ этого самого «кого-то», на наш взгляд, неоднозначен. Кроме связи (тождественности) с марой, он имеет другие немаловажные черты, представляясь спутником Логина и «извне», и «изнутри» являясь как бы частью самого героя, его души. По мнению А.Н. Долгенко, «размышления привели его (Логина. – М.Б.) к мысли, что он – наполовину «живой», наполовину – «труп». «Труп» – эта та часть внутреннего мира героя (если угодно – его души), где соединились зло, порок и пошлость мира действительного» (Долгенко: 55 – 56). Очевидно «кто-то», преследующий героя, и есть его «труп» ( «кто-то другой», в отличие от «реального» Логина, «бросает на его душу колеблющуюся, тревожную тень» и «издевается над заветными мечтами»). Подтверждение нашей гипотезы находим в тексте романа: «Казалось Логину, что не было единства в содержании души, не было целости, что распадение души началось давно и вот теперь близится к завершению» (Сологуб: 90) и далее: «Там, под одеялом, лежит кто-то, страшный и неподвижный. Холодом веет от него. Логин чувствует на лице и на теле этот холод. Это – холод трупа < ...> Туман вздрагивает и смеется беззвучно, но внятно. Лицо мертвеца мерещится Логину; это – его собственное лицо » (Там же: 92).

В последний раз «злая мара» является Логину в самом конце романа, и на этот раз она названа своим именем: «Что-то бесформенное заклубилось у стены, стало собираться и вытягиваться, отделяя от себя члены, подобные членам человеческого тела, – и вот уродливая скользкая мара отделилась от стены и, медленно кружа в воздухе, приближалась к Логину <... > И в мертвом лице приближавшейся мары Логин увидел, как в зеркале, свои черты, – и вдруг почувствовал, что это он сам клубится и кружит по комнате, – его ветхий человек, томясь каинскою злобою, бессильною, мертвою» (Сологуб: 243).

В этом эпизоде видим черты мары практически во всех ее обличиях, представленных ранее: она появляется из тумана – «клубится», «кружит в воздухе» («призрак-мара», «преследователь-мара» («кто-то»)), «уродливая, скользкая» («злая мара» из стихотворения «С врагом сойдясь для боя злого... »); Логин узнает в ней свои черты («труп-мара», злая часть души героя).

Диалог Логина и Анны в главе тридцать шестой позволяет нам провести еще одну параллель с одним из наиболее популярных мифологических персонажей – домовым:

« – Кошмары у меня бывают, такие вещие. Послушай: сегодня ночью мне стало тяжело. Неуклюжее, безобразное навалилось на грудь. Глаза искрасна-серые, горят. Ты знаешь суеверный обряд?

– Надо спросить: к добру или к худу, – отвечала Анна» (Там же: 237).

Несомненно, что это поверье, «суеверный обряд» Сологуб взял из народной мифологии. «К домовому как предвестнику обращались с гаданием, когда он давил человека. В такой момент ему следовало задать вопрос: «К добру или к худу?» Если к добру, домовой ответит, к какому добру, а если к худу, только скажет: «К ху... к ху…...»–, пишет Е. Мадлевская (Мадлевская: 369). Е. Левкиевская отмечает, что домового в поздних народных поверьях могли называть по-разному, в зависимости от одной из его характерных функций и признаков; среди прочих исследователь называет и такие: «гнетка, гнетко или гнетица – существо, которое наваливается на спящего человека и душит < ...> пастень, или стень – дух, являющийся в виде привидения или тени на стене» (Левкиевская: 279).

Таким образом, мы видим, кроме аллюзии с «суеверным обрядом» («К добру или к худу?»), есть еще ряд признаков, связывающих сологубовскую мару с мифоло- гическим домовым: он «давит» спящего человека (ср.: «грудь мне давит» в стихотворении «С врагом сойдясь для боя злого... »), а также может являться призраком, «тенью на стене», как мара, посещающая Логина.

Нужно сказать, что Сологуб в своем творчестве неоднократно обращался к образу домового (например, в стихотворении «Не трогай в темноте... », рассказе «Елкич», новелле «Призывающий Зверя» и др.). Связь мары с домовым имеет место и в народных поверьях. Так, в «Мифах народов мира» находим: «По аналогии с именами женского духа дома (маруха, кикимора) предполагается, что древнейшим названием домового могло быть Мара» (Мифы: I: 392).

Считаем целесообразным рассмотреть образ «женского духа дома» - кикиморы в народной мифологии, учитывая, что в некоторых случаях ее называют «мара», а также помня, что по одному из определений в словаре Даля, мара - это «род домового или кикиморы». Итак, исследователи отмечают, что «вторая часть слова “кикимора” - “мора”, а также близкое ему в славянских языках слово “мара” может быть именами самостоятельного мифологического персонажа, тоже домашнего духа, и восходят к общеславянскому корню “моръ”, означающему “смерть” < ...> В некоторых местах Олонецкой, Новгородской и Вологодской губернии существо, подобное кикиморе, называют “марой”, “моку-шей” или “мокошей” (здесь можно видеть трансформированный образ древнеславянского божества Мокоши. - М.Б. ). Ее воображали в виде женщины с большой головой и длинными руками» (Мадлевская: 374). Таким образом, мы можем предположить, что Сологуб был знаком с народными поверьями о маре (вспомним, одно время (1882 - 1885) он работал учителем в Крестцах Новгородской губернии), хотя внешние черты мифологической мары и образа в произведениях Сологуба здесь не совпадают.

С.В. Максимов в статье о кикиморе не сопоставляет этот образ с образом мары, а считает их «однозначащими». Кроме того, исследователь утверждает, что в народных поверьях о маре имеются «прямые указания на явную нечистую силу , играющую свадьбы свои в то время, когда на проезжих дорогах вихри поднимают пыль столбом » (Максимов: 41), что напоминает нам о маре, преследующей Логина, которая

«мерещится» ему в «дорожной пыли», и о недотыкомке, также зачастую возникающей из пыли.

Таким образом, мы установили прямую связь (точнее, равнозначность) мифологических образов мары и кикиморы и выявили некоторые сходные черты с образом мары в произведениях Сологуба.

Итак, проведя анализ образа мары в романе «Тяжелые сны», мы пришли к следующим выводам, позволяющим нам сопоставить его (образ мары. - М.Б. ) с одноименным образом в стихотворении «С врагом сойдясь для боя злого... », рассмотренным нами ранее, и объяснить некоторые невыясненные моменты (например, тему борьбы лирического героя с «ночным врагом»). Во-первых, мара в романе «Тяжелые сны» может являться героям в нескольких обличиях: призрака (выходящего из угла, из стены или возникающего из тумана или пыли), двойника главного героя («злой» части его души, его пороков и грехов, его «ветхим человеком», его «трупом») и др. Во-вторых, образ мары у Сологуба - синтез различных мифологических образов: собственно мары из западноевропейской мифологии, инкубов (суккубов), домового, кикиморы и т. п. В-третьих, образ мары в романе сопоставим с одноименным образом в стихотворении «С врагом сойдясь для боя злого... » по многим признакам и функциям (связь с туманом, «размытые» черты, преследование героя и борьба с ним посредством «давления груди», «обвивания», «сосания крови» и др., двойничество и оборотниче-ство). И наконец, в-четвертых, некоторыми чертами мары Сологуб наделяет других персонажей своих последующих произведений: Лилит (вампиризм), недотыкомку (преследование героя, возникновение из пыли и т. п.), всевозможных «нежитей», что говорит о немаловажном значении этого образа для творчества писателя и развития его авторской концепции.