"Осёл в квадрате", или кто первым назвал Достоевского гением?

О бстоятельства дебюта Ф. М. Достоевского хорошо известны. Они описаны в мемуарной литературе, отражены в прижизненной критике, в обстоятельном обзоре К. И. Чуковского [Чуковский], в статьях и монографиях исследователей [Кирпотин], [Фридлендер: 470–478], [Рак, Фридлендер: 660–673, 676–678], [Захаров, 1995: 618–625], [Баршт] и др. Вместе с тем некоторые детали остаются непроясненными, в частности такой ключевой вопрос: когда и кто впервые назвал Достоевского гением ?

В мае 1845 г. Достоевский отдал роман «Бедные люди» в альманах Н. А. Некрасова «Петербургский сборник». Роман восхитил всех, кто читал рукопись: Д. В. Григоровича, Н. А. Некрасова, В. Г. Белинского, И. И. Панаева и др. Слух о «новом Гоголе» разнесся по литературному Петербургу, но печатные отзывы о романе появились лишь в январе 1846 г.

В письмах к брату Михаилу Федор Достоевский неоднократно писал о своем успехе в кружке В. Г. Белинского. Например, в письме от 16 ноября

1845 г. он отметил: «Все меня принимают как чудо. Я не могу даже раскрыть рта, чтобы во всех углах не повторяли, что Достоев<ский> то-то сказал, Достоев<ский> то-то хочет делать. Белинский любит меня как нельзя более. <…> откровенно тебе скажу, что я теперь упоен собствен<ной> славой своей» ¹ .

В этом упоении славой Достоевский жил с мая 1845 по март 1846 г.

Е. И. Кийко установила, что первым скрытым упоминанием Достоевского была рецензия Белинского на стихотворения Петра Штавера, опубликованная в июльском номере «Отечественных записок» в 1845 г. По ее мнению, критик написал рецензию «не столько ради разбора не имеющих никакого эстетического значения стихотворений начинающего автора, сколько для того, чтобы высказать свои мысли по поводу насущных задач русской литературы» [Кийко: 107]. Имя Достоевского в рецензии не названо, но суждения критика о литературе высказаны под впечатлением от «Бедных людей».

Первое упоминание имени Достоевского в печати связано не с романом «Бедные люди», а с повестью «Двойник», публикация которой была анонсирована в рубрике «Библиографические и журнальные известия» декабрьского номера журнала «Отечественные записки» за 1845 г. (цензурное разрешение от 30 ноября, вышел в свет 2 декабря) (см.: [Захарова: 67]).

В январском номере этого журнала, вышедшем 2 января 1846 г. (цензурное разрешение от 31 декабря 1845 г.), Белинский объявил о «новом литературном имени»:

«…наступающiй годъ, — мы знаемъ это навѣрное, — долженъ сильно возбудить вниманiе публики однимъ новымъ литературнымъ именемъ (здесь и далее полужирным выделено мной. — О. З. ), которому, кажется суждено играть въ нашей литературѣ одну изъ такихъ ролей, какiя даются слишкомъ-немногимъ. Чтὸ это за имя, чье оно, чѣмъ занимательно, — обо всемъ этомъ мы пока умолчимъ, тѣмъ болѣе, что все это сама публика узнаетъ на-дняхъ»².

Дебютная интрига завершилась 1 февраля 1846 г. В этот день вышел очередной номер «Отечественных записок» (цензурное разрешение от 31 января 1846 г.), в котором Белинский наконец назвал имя нового автора. В отзыве о «Петербургском сборнике» он так представил начинающего писателя:

«Такихъ альманаховъ, какъ “Петербургскiй Сборникъ”, у насъ еще не бывало . <…> въ “Петербургскомъ Сборникѣ” напечатанъ романъ: Бѣдные люди г. Достоевскаго — имя совершенно-неизвѣстное и новое, но которому, какъ кажется, суждено играть значительную роль въ нашей литературѣ . Въ этой книжкѣ «Отеч. Записокъ» русская публика прочтетъ и еще романъ г. Достоевскаго, Двойникъ , — этого слишкомъ-достаточно для ея убѣжденiя, что такими произведенiями обыкновенные таланты не начинаютъ своего поприща »³.

По мнению критика, роман начинающего автора был выше любых похвал:

«Если бы Бѣдные Люди вышли даже отдѣльною книжкою, то и тогда о нихъ нельзя было бы говорить иначе, какъ въ отдельной критической статьѣ, потому-что при разборѣ подобнаго произведенiя, обыкновенныя похваль-ныя фразы, кàкъ бы онѣ въ сущности ни были справедливы, не могутъ имѣть мѣста. Разбирать подобное произведенiе искусства, значитъ — выказать его сущность, значенiе, при чемъ легко можно обойдтись и безъ по-хвалъ, ибо дѣло слишкомъ-ясно и громко говоритъ за себя; но сущность и значенiе подобнаго художественнаго созданiя такъ глубоки и многозначительны, что въ рецензiи нельзя только намекнуть на нихъ. Это заставляетъ насъ отложить подобный критическiй разборъ «Петербургскаго Сборника» до слѣдующей книжки “Отеч. Записокъ”, — чтὸ дастъ намъ возможность поговорить о Двойникѣ , который къ тому времени будетъ прочтенъ всею публикою»⁴.

В этом же номере Белинский дал еще один отзыв о Достоевском, романе «Бедные люди» и альманахе «Петербургский cборник».

В статье «Новый критикан», прежде чем перейти к язвительной характеристике фельетониста «Северной пчелы» Л. В. Бранта, печатавшегося под псевдонимом «Я. Я. Я.», В. Г. Белинский задал вопрос: «А что новаго въ нашей литературѣ?» — и дал два ответа:

«Послѣдняя новость въ ней — явленiе новаго необыкновеннаго таланта . Мы говоримъ о г. Достоевскомъ, который рекомендуется публикѣ Бѣдными Людьми и Двойникомъ — произведенiями, которыми для многихъ было бы славно и блистательно даже и закончить свое литературное поприще; но такъ начать, — это, въ добрый часъ молвить! что-то ужь слишкомъ-нео-быкновенное …»⁵.

Вторая «послѣдняя литературная новость — Петербургскiй Сборникъ , альманахъ, изданный г. Некрасовымъ; перлъ этого альманаха опять-таки Бѣдные Люди , но въ немъ и кромѣ того много замѣчательно-хорошихъ произведенiй. — Пока тутъ и всѣ новости» ⁶ .

Белинский ободрял даровитого автора:

«Теперь въ публикѣ только и толковъ, чтὸ о г. Достоевскомъ, авторѣ Бѣдныхъ Людей ; но слава не бываетъ , безъ тернiй, и говорятъ, что посредственность и бездарность уже точятъ на г. Достоевскаго свои деревянные мечи и копья… Тѣмъ лучше: такiя тернiя не колятъ, а даютъ ходъ таланту, который — не талантъ, если у него нѣтъ враговъ и завистниковъ»⁷.

Отметим, что, высоко оценивая дебют Достоевского, Белинский печатно нигде не назвал его гением: называл его «талантом», «необыкновенным талантом», которому «суждено играть значительную роль».

Кто из критиков произнес это слово по отношению к Достоевскому?

Спор о Ф. М. Достоевском попал на благодатную почву полемики о гениях в русской литературе, которая разгорелась между В. Г. Белинским и Л. В. Брантом после публикации сборника Н. А. Некрасова «Физиология Петербурга» (вышла 1 июля 1845 г.). Ее поводом стало суждение Белинского, высказанное в неподписанном «Вступлении» к альманаху: «…не подвержено никакому сомнѣнiю, что русская литература генiальными произведенiями едва-ли не гораздо богаче, чѣмъ произведенiями обыкно-венныхъ талантовъ» ⁸ . Эту мысль Белинского фельетонист «Северной пчелы» дважды ошибочно приписал Некрасову ⁹ . Брант иронически возразил: «…у насъ все генiи, а дарованiй обыкновенныхъ нѣтъ» ¹⁰ .

Суждение о гениях и талантах Белинский повторил в статье «Мысли и заметки о русской литературе», опубликованной в «Петербургском сборнике». Чтобы не ссылаться на самого себя, он высказался неопределенно:

«Разъ гдѣ-то была высказана мысль, что у насъ больше художествен-ныхъ, нежели бельлетристическихъ произведенiй, больше генiевъ, нежели талантовъ. Какъ всякая самобытная и оригинальная мысль, она возбудила толки. И дѣйствительно, съ перваго взгляда эта мысль можетъ показаться страннымъ парадоксомъ; но тѣмъ не менѣе она справедлива въ основанiи»11.

В рецензии на «Петербургский сборник» Н. Некрасова, написанной в 1846 г., оппонент из «Северной пчелы» уже не ошибся в принадлежности парадокса:

«…знаменитый критикъ въ пятый разъ утверждаетъ, что въ Русской Литературѣ больше генiевъ, нежели обыкновенныхъ талантовъ. Пяти разъ мало, Г. Бѣлинскiй!»12.

В полемике фельетонистов «Северной пчелы» с критиками натуральной школы постоянно звучал упрек, что «Отечественные записки» назначают гениев в угоду ложным установкам, ради оправдания ошибочных теорий. Немногие печатно поддержали Ф. М. Достоевского: В. Г. Белинский, А. А. Григорьев, В. Н. Майков, А. В. Никитенко, А. Н. Плещеев — никто из них не назвал начинающего писателя гением. Впервые это слово прозвучало в фельетонной полемике «Северной пчелы», в которой Ф. В. Булгарин и Л. В. Брант возмущались автором, незаслуженно обретшим славу.

У оппонентов общим мнением стало суждение о том, что литературная партия «Отечественных записок» назначила Ф. М. Достоевского гением вместо Н. В. Гоголя. Об этом писал Ф. В. Булгарин:

«Новой литературной партiи натуралистовъ непремѣнно нужны генiи, чтобъ блескомъ ихъ славы помрачить всѣхъ прежнихъ Русскихъ писателей, живыхъ и умершихъ»

Ф. В. Булгарин воспринял появление Ф. М. Достоевского как угрозу своему литературному положению:

«…вотъ по городу разнесли вѣсти о новомъ генiи, Г. Достоевскомъ (не зна-емъ навѣрное псевдонимъ или подлинная фамилiя), и стали превозносить до небесъ романъ: Бѣдные люди . Мы прочли этотъ романъ, и сказали: бѣдные Русскiе читатели! Благодаримъ Иллюстрацiю , что она также высказала нѣсколько правдъ о Петербургскомъ Сборникѣ , и оцѣнила по достоинству повѣсть: Бѣдные люди» ¹⁴.

Ф. В. Булгарин отдавал должное Ф. М. Достоевскому, но предостерегал молодого писателя:

«Г. Достоевскiй человѣкъ не безъ дарованiя, и если попадетъ на истинный путь въ литературѣ, то можетъ написать что нибудь порядочное. Пусть онъ не слушаетъ похвалъ натуральной партiи, и вѣритъ, что его хвалятъ только для того, чтобъ унижать другихъ. Захвалить то же, что завалить дорогу къ дальнѣйшимъ успѣхамъ»¹⁵.

Таков Ф. В. Булгарин, таков его стиль.

Чем дальше, тем более непринужденным становится фельетонный тон Л. В. Бранта, навязывающего В. Г. Белинскому и А. Григорьеву свои оценки: «Двойник» — «второе произведенiе новаго Русскаго генiя», Ф. М. Достоевский — «новый генiй» ¹⁶ , хотя ни тот, ни другой не произносили эти слова. Фельетонист иронично называет писателя «нашъ генiй» и сочувственно заявляет:

«Искренне сожалѣемъ о молодомъ человѣкѣ, такъ ложно понимающемъ искусство, и очевидно сбитомъ съ толку литературною “котерiю”, изъ видовъ своихъ выдающею его за генiя»17.

Пытаясь дискредитировать само понятие, Брант ранжирует гениев, представляет «Двойника» как «путаницу словъ», «безсмыслицу содержанiя», которую «выдаютъ намъ за огромный талантъ, за произведенiе генiя!» ¹⁸ .

Из подобных обличений и опровержений «Северной пчелы» читатели узнали, что в русской литературе есть гений.

Критики и фельетонисты поддались на провокацию кружка Белинского. Они спорили о том, что никто не писал.

Так, в рецензии на «Петербургский сборник» Брант сослался на слухи, которые предшествовали роману «Бедные люди»:

«За нѣсколько времени до выхода въ свѣтъ “Петербургскаго Сборника”, увѣряли, что въ этомъ альманахѣ явится произведенiе новаго, необыкновенна-го таланта, произведенiе высокое, едва ли не выше творенiй Гоголя и Лермонтова. Стоустая молва мигомъ разнесла прiятную вѣсть по “стогнамъ Петрограда”:

любопытство, ожиданiе, нетерпѣнiе были ловко задѣты. Душевно радуясь появленiю новаго дарованiя среди безцвѣтности современной литературы Русской, мы съ жадностiю принялись за чтенiе романа Г. Достоевскаго, и вмѣстѣ со всѣми читателями — жестоко разочаровались»19.

О роли слухов в литературной репутации писателя свидетельствовал и С. П. Шевырев:

«Новое имя въ литературѣ — Г. Ѳедоръ Достоевскiй! Молва журнальная трубила въ большiя трубы передъ его появленiемъ. Разсыльщики вѣстей о Петербургской литературѣ ходили по разнымъ Московскимъ гостиннымъ и трубили въ маленькiя, но звонкiя, голосистыя трубочки, что является звѣзда первой величины на небѣ нашей немногозвѣздной литературы. Намъ кажется, что вся эта суета была напрасна и только вредна новому таланту»20.

Печатные отзывы были вершиной айсберга. Литературную репутацию Достоевского создали не они, а молва.

О том, как это было, рассказал Некрасов в неоконченной автобиографической повести «В тот же день часов в одиннадцать утра…» (середина 1850-х гг.). Все началось с того, как Чудов (Некрасов) передал Мерцалову (Белинскому) рукопись романа никому неизвестного автора. Критик насмешливо встретил восторги журналиста: «Чуть прочтете что-нибудь, понравится, расшевелит сердчишко, уж сейчас и превосходная, пожалуй, даже — гениальная вещь!» ²¹ . Прочитав рукопись, Мерцалов «с эффектом произнес»:

«…он гениальный человек! <…> Это художественное гениальное произведение! — с одушевлением продолжал Мерцалов. — Я вам скажу, Чудов, — заключил он, вспыхнув так, что лицо его покраснело, и сделав резкое движение рукой, — яневозьму за“Каменноесердце”всейрусскойлитературы!»²² .

И роман, и его оценка строгим критиком произвели впечатление:

«Весть о новом гениальном романе, о новом литературном гении с необыкновенною быстротою разнеслась в литературном кружке, центром и светилом которого был Мерцалов»23.

Возникли разные обстоятельства: «гениальный человек» ждал поклонения, слух о «новом гении» распространился по Невскому проспекту, по Петербургу, Мерцалов каждому собеседнику читал отрывки из рукописи, в одну из пятниц состоялось «литературное чтение».

По свидетельству Некрасова, роман Достоевского ознаменовал «новую эпоху в русской литературе: такого воспроизведения действительности еще не бывало!»24. Казалось бы, в этом случайно высказанном тезисе выражена глубокая историко-литературная концепция нового реализма — концепция «натуральной школы».

Дебют Достоевского имел все предпосылки, чтобы оказаться в центре скандала. «Новый гений» попал в обстановку непримиримой литературной борьбы, сплетен и интриг. Состязание самолюбий выразилось не только в газетно-журнальной полемике, но и в личных отношениях лиц, причастных к полемике о писателе.

Вскоре изменились отношения в окружении Белинского. А. Я. Панаева вспоминала:

«Раз Тургенев при Достоевском описывал свою встречу в провинции с одной личностью, которая вообразила себя гениальным человеком, и мастерски изобразил смешную сторону этой личности. Достоевский был бледен как полотно, весь дрожал и убежал, не дослушав рассказа Тургенева. Я заметила всем: к чему изводить так Достоевского? Но Тургенев был в самом веселом настроении, увлек и других, так что никто не придал значения быстрому уходу Достоевского. Тургенев стал сочинять юмористические стихи на Девушкина, героя “Бедных людей”, будто бы тот написал благодарственные стихи Достоевскому [за то], что он оповестил всю Россию об его существовании, и в стихах повторялось часто “маточка”»25.

В ход пошли сплетни, в том числе о «кайме» [Захаров, 1985], [Тихомиров]. От злословия не удержался и В. Г. Белинский. Так, 17 февраля 1847 г. он рассказывал «презабавный анекдот», как Ф. М. Достоевский надул А. А. Кра-евского ²⁶ , а два дня спустя пересказал его И. С. Тургеневу ²⁷ . Дважды в письмах В. П. Боткину (4–8 ноября 1847 г.) и П. В. Анненкову (20 ноября — 2 декабря 1847 г.) В. Г. Белинский пересказал другой анекдот о покупке Ф. М. Достоевским «дивана с клопами» от А. А. Краевского ²⁸ .

В том же письме П. В. Анненкову В. Г. Белинский злорадствовал:

«Достоевский славно подкузмил Кр<аевско>го: напечатал у него первую половину повести; а второй половины не написал, да и никогда не напишет. Дело в том, что его повесть до того пошла, глупа и бездарна, что на основании ее начала ничего нельзя (как ни бейся) развить. Герой — какой-то нервический <…> — как ни взглянет на него героиня, так и хлопнется он в обморок. Право!»29.

Даже если предположить, что все рассказанное Белинским — правда, то ее перечеркивает этический промах — уверенность, что Достоевский не написал второй половины «Хозяйки», «да и никогда не напишет». Вторая часть повести «Хозяйка» вышла две недели спустя в двенадцатом номере «Отечественных записок» (цензурное разрешение от 20 ноября 1847 г.; вышел в свет 2 декабря 1847 г.).

Всего один раз Белинский связал Достоевского со словом гений . В письме П. В. Анненкову 15 февраля 1848 г., обозвав себя «ослом в квадрате», он вынес приговор автору когда-то восхищавших его «Бедных людей»:

«Надулись же мы, друг мой, с Достоевским — гением! О Тург<еневе> не говорю — он тут был самим собою, а уж обо мне, старом чорте, без палки нечего и толковать. Я, первый критик, разыграл тут осла в квадрате»30.

В. Г. Белинский снова ошибся, но честь открытия «нового гения» принадлежит ему.

Примечания

^* Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-012-90012 («Ф. М. Достоевский в русской критике. 1845–1881»).

• ¹    Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Л.: Наука, 1985. Т. 28. Кн. 1. Письма 1832–1859. С. 115–116.

• ²    <Белинский В. Г.> Мельникъ. (Le Meunier d’Angibault). Романъ Жоржа Санда. Переводъ Фурманна. Санктпетербургъ. Въ тип. Карла Крайя. 1845. Въ 8-ю д. л. 243 стр. // Отече-ственныя Записки. 1846. Т. XLIV (44). No 1. Январь. Отд. VI. С. 2.

• ³    <Белинский В. Г.> Петербургскiй Сборникъ, изданный Н. Некрасовымъ // Отечественныя Записки. 1846. Т. XLIV (44). No 2. Февраль. Отд. VI. С. 45.

• ⁴    Там же. С. 45–46.

• ⁵    <Белинский В. Г.> Новый Критиканъ // Отечественныя Записки. 1846. Т. XLIV (44). No 2. Февраль. Отд. VIII. С. 126.

• ⁶    Там же.

• ⁷    Там же.

• ⁸    <Белинский В. Г.> Вступленiе // Физiологiя Петербурга, составленная изъ трудовъ рус-скихъ литераторовъ, подъ редакцiей Н. Некрасова. Часть I. Санктпетербургъ, 1845. С. 13.

• ⁹    См. статьи: Русская литература. Физiологiя Петербурга, составленная изъ трудовъ Рус-скихъ литераторовъ, подъ редакцiей Н. Некрасова. Съ политипажами. Изданiе книгопродавца А. Иванова. С. Петербургъ 1845. въ типографiи Journal de St. Petersbourg. Въ 8-ю д. л., часть первая 303, часть вторая 276 стр. // Сѣверная Пчела. 1845. № 234. 17 октября. С. 934–935; Я. Я. Я. Русская журналистика. Отечественныя Записки. Учено-литературный журналъ, издаваемый Андреемъ Краевскимъ. Октябрская и Ноябрская книжки 1845 г. (Окончанiе) // Сѣверная Пчела. 1845. № 276. 7 декабря. С. 1102–1103.

• ¹⁰    Русская литература. Физiологiя Петербурга, составленная изъ трудовъ Русскихъ ли-тераторовъ, подъ редакцiей Н. Некрасова. Съ политипажами. Изданiе книгопродавца А. Иванова. С. Петербургъ 1845. въ типографiи Journal de St. Petersbourg. Въ 8-ю д. л., часть первая 303, часть вторая 276 стр. // Сѣверная Пчела. 1845. № 234. 17 октября. С. 935.

• ¹¹    Бѣлинскiй В. Г. Мысли и замѣтки о русской литературѣ // Петербургскiй Сборникъ, изданный Н. Некрасовымъ. Нѣкоторыя статьи иллюстрированы. Санктпетербургъ 1846. C. 547.

• ¹²    Я. Я. Я. Русская литература. Петербургскiй Сборникъ, изданный Н. Некрасовымъ. (Окончанiе.) // Сѣверная Пчела. 1846. № 26. 31 января. С. 103.

• ¹³    Ѳ. Б. Фельетонъ. Журнальная всякая всячина // Сѣверная Пчела. 1846. № 27. 1 февраля. С. 107.

• ¹⁴    Там же.

• ¹⁵    Там же.

• ¹⁶    Я. Я. Я. Русская литература // Сѣверная Пчела. 1846. № 47. 28 февраля. С. 187.

• ¹⁷    Там же.

• ¹⁸    Там же.

• ¹⁹    Я. Я. Я. Русская литература. Петербургскiй Сборникъ, изданный Н. Некрасовымъ. С. П-бургъ, 1846. Въ типографiи Эдуарда Праца. Въ большую осьмушку, 560 стр. // Сѣверная Пчела. 1846. № 25. 30 января. С. 99.

• ²⁰    Шевыревъ С. П. Критика. Петербургскiй Сборникъ, изданный Н. Некрасовымъ. Спб. 1846, въ тип. Э. Праца // Москвитянинъ. 1846. № 2. С. 164.

• ²¹    Некрасов Н. А. Полн. собр. соч.: в 15 т. / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. дом); редкол.: М. Б. Храпченко (гл. ред.) и др. Л.: Наука, Ленингр. отд-е, 1984. Т. 8. Художественная проза. Незаконченные романы и повести, 1841–1856 гг. / подгот. текста и коммент. И. А. Битюгова и др. С. 412–413.

• ²²    Там же. С. 414.

• ²³    Там же. С. 423.

• ²⁴    Там же. С. 434.

• ²⁵    Панаева А. Я. Воспоминания. М.: Худож. лит., 1972. С. 144–145.

• ²⁶    См.: Письмо В. Г. Белинского к В. П. Боткину. От 17 февраля 1847 г. // Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: в 13 т. / АН СССР, Ин-т рус. лит. (Пушкин. дом); редкол.: Н. Ф. Бельчиков (гл. ред.) и др. М.: Изд-во АН СССР, 1956. Т. 12. Письма. 1841–1848 / [подгот. текста и примеч. К. П. Богаевской; ред. Ю. Г. Оксман]. С. 332–333.

• ²⁷    См.: Письмо В. Г. Белинского к И. С. Тургеневу. От 18 февраля 1847 г. // Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: в 13 т. Т. 12. С. 335–336.

• ²⁸    См.: Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: в 13 т. Т. 12. С. 422, 429.

• ²⁹    Письмо В. Г. Белинского к П. В. Анненкову. От 20 ноября — 2 декабря 1847 г. // Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: в 13 т. Т. 12. С. 430.

• ³⁰    Письмо В. Г. Белинского к П. В. Анненкову. От 15 февраля 1848 г. // Белинский В. Г. Полн. собр. соч.: в 13 т. Т. 12. С. 467.