Попытка восстановления частной земельной собственности на Северном Кавказе в условиях немецко-фашистской оккупации (август 1942 - январь 1943 гг.)

В современной отечественной исторической науке проблема оккупации Северного Кавказа породила дискуссию о существовании «особого» фашистского режима управления, решавшего социально-экономические вопросы в «ином», отличном от других оккупированных областей порядке. В связи с этим представляется актуальным углубить на основе новых архивных источников и материалов зарубежных публикаций изучение аграрной политики немецко-фашистских оккупантов на Северном Кавказе в 1942 ‒ 1943 гг.

В августе-сентябре 1942 г. немецко-румынские войска оккупировали обширную территорию от Дона до Терека. По приказу немецкого Генштаба Главного командования сухопутных сил от 13 сентября 1942 г. в штаб группы армий «А» направлялся уполномоченный рейхсминистерства оккупированных восточных территорий. Назначенный на эту должность О. Бройтигам, знаток Кавказа и его истории, получил от рейхсминистра А. Розенберга указание – «в областях, населенных горными племенами, отмену коллективного хозяйства провести ускоренными темпами» [1, л. 240].

Эту идею поддержал генерал-квартирмейстер Генштаба Главного командования сухопутных войск Э. Вагнер. В письме А. Гитлеру он отмечал, что в период боевых действий на Кавказе «немедленное проведение аграрной реформы станет одной из наиболее эффективных пропагандистских мер» [2, s. 498].

Немецкие теоретики исходили из того, что издержки форсированной коллективизации оставили негативный осадок в памяти народов Северного Кавказа и в 1930-е гг. становились причиной вооруженных выступлений против советской политики. Следовательно, ускоренная реставрация частной земельной собственности должна была укрепить позиции оккупационного режима.

Вопрос о темпах и размахе будущей земельной реформы вызвал серьезные споры. Первоначальный план о реприватизации 50% колхозов встретил возражение Восточного штаба экономического руководства, а также генерал-фельдмаршала Э. фон Манштейна [3, s. 56]. Другой план предполагал ликвидацию 30-40 % колхозов в течение первого года оккупации [4, p. 579].

Тем временем в войска группы армии «А» в сентябре 1942 г. поступила инструкция о принципах оккупационной политики в регионе, одним из которых являлось удовлетворение желания местного населения об отмене колхозной системы и уважение права собственности [2, s. 496].

Фашистская пропаганда уверяла население в скором изменении порядка землепользования. В Краснодаре еще в августе 1942 г. появились плакаты с изображением русского крестьянина со снопом и надписью: «Фюрер дал мне землю» [5, с. 68].

Однако содержание пропагандистских листовок и воззваний должно было насторожить внимательного читателя. Так, в обращении к крестьянам пригорода Ростова-на-Дону 17 августа 1942 г. говорилось: «У Вас не было самого главного – собственности. Ваш двор и Ваши приусадебные участки уже являются Вашей собственностью. Размеры приусадебных участков будут увеличены . Уже после окончания уборки урожая начнется выделение и закрепление приусадебных участков, …колхозы будут уничтожены » (выделено нами – А.Т .) [6, с. 233-234].

В «Воззвании к гражданскому населению Кавказа», распространявшемся в августе-сентябре 1942 г. среди горских народов на южном крае немецко-фашистского наступления, оккупанты обещали «право на собственность, уничтожение колхозного строя, свободу труда». Но тут же добавляли: « Часть этих мероприятий будет проведена при совместной работе только по окончании военных действий » (выделено нами – А.Т .) [7, л. 1].

В данных листовках население оповещалось об отсрочке аграрной реформы. Об отказе Берлина от первоначальных планов в аграрной сфере красноречиво свидетельствовал приезд уполномоченного «восточного министерства» О. Бройтигама в штаб группы армий «А» (г. Ставрополь) лишь в конце ноября 1942 г. [8, p. 139].

В условиях затянувшейся войны на Восточном фронте фашистская оккупационная тактика все больше нуждалась в обновлении. Одним из первых шагов в этом направлении стал «Новый аграрный порядок» рейхсминистра А. Розенберга от 15 февраля 1942 г. Документ содержал алгоритм перехода от коллективной формы землевладения к частной; его автор, однако, считал, что раздача земли не должна быть спонтанной и идти вразрез со стабильностью продовольственных поставок [9, p. 95].

Фашистская пропаганда накануне битвы за Кавказ толковала агарную реформу в том же ключе. В экстренном выпуске бюллетеня «Ostraum-Artikeldienst №10/1942» от 17 февраля 1942 г., распространявшегося на оккупированных советских территориях, пояснялось, что проведение земельной реформы должно проходить последовательно, в зависимости «от экономических и технических условий» [10, л. 24].

Начало боев на Северном Кавказе в июле-августе 1942 г. совпало с пиком уборки урожая. Для максимальной эксплуатации сельскохозяйственных ресурсов и стабильности продовольственных поставок проект ускоренной отмены колхозов был отменен как нецелесообразный.

Творцы «нового порядка» избегали в пропагандистской риторике слово «колхоз». Например, в объявлении немецкой войсковой части № 45426 в Баксанском районе (Кабардино-Балкария – А.Т .), опубликованном 22 сентября 1942 г., использовался термин «сельскохозяйственная община» [11, л. 29].

На оккупированном Северном Кавказе распространялась серия брошюр о сути аграрного закона А. Розенберга. Ознакомимся с одним из таких документов под названием «Что будет после?». Рассказ о перспективах земельного вопроса начинался с жесткой критики советских колхозов и МТС, олицетворявших собой «новое еще худшее крепостное право». Общинное хозяйство объявлялось промежуточной формой от колхозов к единоличным крестьянским хозяйствам; его суть заключалась в обработке земли «общими силами и машинами». Приусадебные хозяйства крестьян, входящих в общинные хозяйства, освобождались от налогов. Вместо трудодней вводилась денежная оплата с гарантией того, что она «будет вполне соответствовать затраченному труду» [7, л. 16].

Данная стадия немецкой агарной реформы в определенной степени коррелировала с процессами в советском сельском хозяйстве до оккупации. С началом войны ограниченность централизованных фондов на Северном Кавказе, как и в других областях, требовала от советской экономики максимального привлечения дополнительных источников продовольствия. В стране увеличивалась численность подсобных хозяйств и огородов, при этом их владельцы освобождались государством от налогов и обязательных поставок [12, с. 29].

Далее в брошюре «Что будет после?» отмечалось, что раздел общинной земли на частные хозяйства, то есть переход к следующей стадии, может произойти лишь тогда, «когда общинное хозяйство будет иметь все сельскохозяйственное оборудование и когда такой раздел не отразится на полном и рациональном использовании земли» [7, л. 16].

На практике соблюсти данное условие было непросто. В приказе № 7 шефа Нальчикского района (Кабардино-Балкария – А.Т .) от 16 декабря 1942 г. о работе комиссий по ликвидации колхозов отмечалось, что из-за разрушений и расхищений в предыдущие месяцы оккупации «отдельные надежные хозяйства» испытывали острый недостаток сельскохозяйственного инвентаря. Приказ даже приводил пример решения проблемы: «У одного колхозника имеется плуг, а у другого колеса с плуга на ручной тачке; эти колеса приобщаются к плугу», и он будет принадлежать обоим [13, л. 6].

Но еще большие трудности новым частным хозяйствам сулили обязательства по продовольственным поставкам. Для этого «единоличники» должны были объединиться в так называемые земледельческие товарищества, «которые сообща разрабатывают план засева по директивам Германского сельскохозяйственного управления» [7, л. 19]. Таким образом, частный землевладелец изначально лишался собственнического суверенитета, что почти стирало отличие земледельческих товариществ от «старых» колхозов.

Переход на эту стадию обусловливался наличием достаточного количества орудий сельскохозяйственного производства для распределения между группами крестьян или отдельными дворами. В общем пользовании оставались «сложные сельскохозяйственные машины, молотилки, тракторы и машины тракторной тяги». Крестьяне в земледельческих товариществах получали равные участки земли, пахоту и посев осуществляли совместно, сбор урожая – самостоятельно [7, л. 19].

Последнюю стадию – «самостоятельное единоличное хозяйство» – достигали «только способные, трудолюбивые и во всех отношениях благонадежные крестьяне», обладающие необходимой техникой, инвентарем и рабочим скотом [7, л. 19].

6 декабря 1942 г. на оккупированных территориях Ставрополья, Кабардино-Балкарии, Ка-рачая, Черкесии, части Северной Осетии и Чечено-Ингушетии началось осуществление земельной реформы. Упразднение колхозов начиналось с создания ликвидационных комитетов. В ходе раздела бывшей колхозной земли надел получал только тот земледелец, «который по своему поведению и отношению к работе окажется достойным». Бывшие помещики и кулаки получали равные с другими права на землю. Потеря права на надел грозила тем, кто «не использует землю правильно, не выполняет обязательных поставок» [14, л. 1].

Сенокосные участки, как и пашня, распределялись между частными землевладельцами. Земельные участки могли достигать 1 га. Пастбища оставались в общем владении. Частные землевладельцы каждого селения должны были объединиться в группы по 5 ‒ 10 дворов во главе с руководителем [14, л. 1-2]. В отечественной историографии подобная форма общинного хозяйства получила название «десятидворка».

Ключевыми пунктами документа являлись требование о выполнении всеми землевладельцами «работ по директивам управления сельского хозяйства и по указаниям сельского старосты» и указание о том, что «окончательное установление права собственности может быть произведено только после окончания войны» [14, л. 1-2].

Более подробную информацию о порядке перехода к частному землевладению население оккупированных территорий Северного Кавказа получало от сельскохозяйственных комендантов. В частности, в Кабардино-Балкарии 19 декабря 1942 г. вышло распоряжение лейтенанта Гроссмана. Личные ходатайства об увеличении земельных участков без промедления предоставлялись руководителю общинного хозяйства, который в свою очередь составлял план наделения приусадебными участками и передавал его землемеру районного сельскохозяйственного управления. После окончательного разрешения от главного сельскохозяйственного управления начиналась нарезка участков. В ходе раздела земли сохранялся запасный приусадебный фонд в размере от 3 до 10 % от всей площади для наделения новых крестьянских дворов в будущем [13, л. 16-16 об.].

На Кубани «новый земельный порядок» вступил в силу 20 декабря 1942 г. Примечательно, что отмена колхозов была осуществлена сначала в горных районах и предгорьях, а затем уже на равнинах. Тем самым оккупанты стремились решить как политическую задачу, реализуя «особую политику» среди горцев, так и экономическую, продолжая вывоз зерна из хлебных районов [4, p. 579].

К началу января 1943 г. в связи с отступлением войск группы армий «А» с Северного Кавказа для Германии политическая выгода от проведения земельной реформы закончилась. Увеличился вывоз сельскохозяйственной продукции, ценного оборудования и машин из региона. Тем не менее, как считает американский исследователь К. Брандт, декабрьская реформа поз- волила «продвинуться в вопросе восстановления частного землевладения дальше, нежели в других советских областях» [9, p. 96].

В определенной степени с этим можно согласиться: за три года оккупации на Украине было ликвидировано 10% колхозов, в то время как за полгода пребывания на Северном Кавказе, а фактически в течение одного месяца, оккупанты упразднили около 20% колхозов [9, p. 99; 3, p. 56].

Проведение земельной реформы и все «переходные» мероприятия на Северном Кавказе носили преимущественно показной характер. В городах и селениях региона устраивались праздники «освобождения крестьян», что также являлось частью политической игры Берлина. Но затягивание проведения реформы и ее незавершенный характер сказались на росте недовольства среди населения. Планы по использованию обещания возродить частную собственность для расширения социальной базы провалились. На Кубани возмущение казачества вынудило оккупантов даже использовать генерала П.Н. Краснова для успокоения населения [6, с. 235].

Создание земледельческих товариществ большого размаха не получило и развернулось преимущественно в пригородах для улучшения продовольственного обеспечения городов. В Нальчике городское управление объявило о сборе заявлений с 1 по 15 января 1943 г. «от отдельных лиц, групп населения, коллективов рабочих и служащих предприятий, учреждений и организаций, желающих получить в 1943 г. участки». Земледельческим товариществам в черте города обещалась площадь в размере колхозного землепользования в 1942 г. [13, л. 14-15]. Но уже 4 января 1943 г. столица Кабардино-Балкарии была освобождена от оккупантов.

Фашистская Германия рассматривала переход к частному землевладению на Северном Кавказе прежде всего в политическом ракурсе, чтобы заручиться поддержкой населения региона и прикрыть реальные стратегические цели. Несмотря на громкие обещания пропагандистских листовок, колхозы продолжали действовать с августа по декабрь 1942 г.

Земельная реформа на Северном Кавказе осуществлялась в декабре 1942 г. по громоздкой схеме «колхоз – общинное хозяйство – земледельческое товарищество – самостоятельное единоличное хозяйство» и ограничилась на практике лишь ликвидацией части колхозов и созданием общинных хозяйств – «десятидворок». Незавершенность реформы, обусловленная кратковременностью оккупационного режима, разрушениями в аграрном секторе от боевых действий, нехваткой техники и инвентаря, сорвала попытки расширения социальной базы «нового порядка».