Советская мифологема молодого лидера в творчестве Аркадия Гайдара

зя было приступить только на одном лишь фундаменте постулатов классовой борьбы, которыми следовало заменить религиозные каноны, проповедующие решительно отметаемые новой идеологией ценности всетерпимости и всепрощения.

Задачу создания образа «нового человека» должна была решить под бдительным идеологическим контролем литература в ее наиболее доступных, понятных массовых формах. В литературной традиции раннего советского периода к числу таких создателей относят А.М. Горького, А.А. Фадеева, Д. Фурманова, В. Маяковского. Однако даже рядом с этими признанными основателями традиции социалистического реализма в советской литературе творчество А.П. Гайдара стоит по целому ряду причин несколько особняком, что и определило актуальность настоящей работы.

Цель исследования связана с его актуальностью и определена как изучение особенностей приемов создания литературного образа молодого лидера на страницах произведений А.П. Гайдара.

Советские литераторы – основатели традиции социалистического реализма, приступая к определению сюжетного решения будущего произведения, всегда соотносили литературные средства, которые предполагалось использовать (к их числу относятся и созданные ими литературные персонажи), с идейно-воспитательными задачами, которые посредством всего будущего произведения ими планировалось решить. В этом отношении центральные образы героев первых советских романов и повестей («Мать», «Разгром», «Чапаев») чрезвычайно контекстно-ориентированы и неотделимы от исторического фона, претендуя на собственную аксиологическую универсализацию только через универсализацию контекста. Представляется, что создатели нового социалистического неомифа в литературе вполне отдавали себе отчет в особом историческом характере тех событий, современниками которых выпала судьба быть как им самим, так и создаваемым ими литературным героям; равно как и тех требований, которые предъявляло к их творчеству то суровое время. Иначе говоря, в каком-то смысле это время выбрало не только их самих как умеющих излагать свои мысли посредством литературного текста, но и тех литературных героев, устами которых говорил автор каждого такого произведения [14].

Свершившаяся революция находила свое воплощение не только в замене одной общественно-исторической формации другой. Как учил марксизм, в то же самое время она осуществляла радикальную переоценку и замену всех ценностей. Подпитывающая прежнюю аксиологию энергия веры в Царствие Небесное и преданности царствию земному не могла быть использована для решения совершенно иных и новых задач, поэтому ее непременно следовало заменить другой – энергией содержательного государственного и общественного строительства, в основе которой лежала преданность делу революции и ненависть к ее врагам. Аксиологическая универсализация частных образов создаваемых литературных героев через окружающий их контекст формировала нечто объединяющее их всех – личный героизм, личная преданность новым общественным идеалам, личная вера в возможность их достижения и осуществимость их в реальной жизни, безусловный примат общественного над личным, постоянная готовность к борьбе, ненависть к врагам общего дела, жертвенность и самопожертвование [10].

Необходимо было еще что-то совершенно искреннее, незамутненное, честное и светлое. Первым в советской литературе на это обратил внимание А.П. Гайдар [11]. В его произведениях в первую очередь обращает на себя внимание то мифологизированное пространство, в котором разворачивается его особенный, неодномерный сюжет. Создается некоторый мифологический хронотоп, время которого метаисторично и ме-таастрономично. В континууме этого хронотопа возникают и начинают действовать главные гайдаровские персонажи. «Времена» внешне как бы и мирные, но внутренне всегда обязательно военные: воздух пахнет порохом, дымом, тишина прерывается да- лекими орудийными раскатами. Этот гайдаровский онтос, постоянно балансирующий на грани мира и войны, вечно полон тревоги, потому всегда готов к немедленной мобилизации, ибо враг не дремлет.

В своих произведениях А.П. Гайдар становится уникальным, даже по меркам мировой литературы, мастером трансформации самых глубоких и наивных детских фантазий и размышлений в самую суровую взрослую реальность – время выбирает своих героев, не обращая внимания на их возраст. Дети в произведениях А.П. Гайдара реально гибнут от рук затаившегося и коварного врага, так же как и взрослые. Однако, как и взрослые, они гибнут за «великое и святое общее дело». Прежняя религиозная теургия смирения заменяется новой революционной теургией борьбы нового и светлого со старым и отжившим. А.П. Гайдар на страницах своих произведений делает детей и подростков полноправными участниками всего этого обновления [5].

Исследователи периода становления социалистического неомифа в советской литературе 1920–1930-х годов отмечают, что создаваемые в тот период литературные образы часто обнаруживают на себе вполне определенную печать селекции и даже некоторого социального рафинирования – настолько исключительным и незамутненным оказывается набор наделенных ими человеческих качеств [2]. Это не всегда принимается взрослым читателем, знакомым с реальной жизнью именно на уровне рацио, поэтому А.П. Гайдар, обращающийся в основных своих произведениях к образу ребенка (героя / борца / жертвы) или к образу подростка в той же сюжетной роли, этих проблем старательно избегает. Обращает на себя внимание психологическая достоверность созданных им литературных образов: они почти во всем ведут себя соответственно своему возрасту, за исключением проявления вполне взрослых качеств социальной сознательности, ответственности, бдительности и ненависти к врагам общего для них дела.

Формируемая писателем мифологема неформального руководителя детского или совсем юного возраста тем самым представляет собой некоторую разновозрастную компиляцию качеств, присущих данному возрасту ребенка или подростка, а также и тех, которые сам автор не мог игнорировать ради сохранения идеологической цельности и релевантности создаваемого литературного образа пропагандистски наиболее важным задачам и целям, решению и достижению которых данное литературное произведение было посвящено как единое целое [3].

Подтверждением этому является характерологическая особенность основных произведений А.П. Гайдара, связанная с сакрализацией воинской службы и армейского, военного понимания целого ряда аксиологических максим, соединенных с понятиями долга, ответственности, преданности, примата коллективного над личным. Именно таковыми являются практически все положительные образы неформальных лидеров (детей или подростков) в его основных произведениях. Процесс общей мифологизации пространства внешне «мирной» действительности в его произведениях обнаруживает явно выраженный уклон в сторону сакрализации сражающегося воина, бойца – вовсе не обязательно взрослого возраста, и вовсе не обязательно одетого в военную форму. Например, социально наиболее значимые составляющие этих положительных литературных персонажей почти везде обнаруживают отчетливо подмечаемый читателем военный акцент – воинский долг, воинское мужество, воинская ответственность, воинская бдительность, воинское самопожертвование, воинский героизм. Прошедший сам страшное горнило фронтов и боев Гражданской войны автор остается весьма убедительным и точным в отношении данных литературных нюансов и особенностей. Используя механизмы мифологизации, опирающиеся на реальность, идеологически кон-нотируемую с официальной летописью героических свершений, неотделимых от личного подвига, А.П. Гайдар создает лишь условно «мирную» социальную структуру. На самом деле, несмотря на значительное количество образов гражданских лиц, в общем своем мировосприятии это общество лишь временно «находящихся в запасе резервистов», которое демонстрирует постоянную бдительность и готовность к немедленной мобилизации, если только враг посягнет на его святые идеалы.

В результате этого мифологема неформального лидера молодого возраста обнаруживает в созданном А.П. Гайдаром характере целую систему военизированных компонентов. Главные персонажи его произведений приобретают лидерские качества и преобразуют социальное пространство вокруг себя по мере того, как они все более демонстрируют военизированный стиль руководства, развивают военизированный тип взаимоотношений в окружающей их среде, стремятся все более уподобить возглавляемую ими социальную микрогруппу воинскому соединению, внедряют в сознание ее членов аксиологию военного дела – особенности организации, готовности, единоначалия и иерархии отношений подчинения, дисциплинированности, непримиримости и ненависти к врагу. Тем самым произведения, подобные «Военной тайне» или «Судьбе барабанщика», выполняли важнейшие пропагандистские задачи: во-первых, предлагали детям и подросткам идеологически верифицированные ролевые модели лидерства, во-вторых, готовили их столь же идеологически верифицированным образом к будущей взрослой жизни.

Однако по результатам общего обзора основных произведений А.П. Гайдара «детской» и «подростковой» тематики следует отметить, что репрезентируемая им картина детского и подросткового лидера представлена достаточно разными персонажами. В известном смысле это также соответствует традиционно сложившейся структуре мифологии, предполагающей не просто maximum maximorum героизма какой-либо сверхличности, а целый пантеон героев, неизбежно порождающий за пределами художественного текста сопоставительно-оценочный дискурс как у его читателей, так и у контролирующих культуру инстанций. Мнение последних становится необходимым условием самой возможности дискурса такого рода, поскольку существует некоторый официальный заказ, конвергирующий идеологически допустимые качества персонажей около некоторого условного центра, вокруг которого в разрешенных границах идеологически очерченной периферии допускаются те или иные изменения культурно-антропологических характеристик будущего социального идеала, призванного стать ориентиром прежде всего для молодого поколения [6].

Все эти особенности частной мифологемы лидера детского или подросткового возраста, реализуемые посредством инструментария создания центрального образа литературного текста, формируют «двухслойный» семиозис культуры советского неомифа, поскольку внутри него истинные значения и смыслы оказываются полностью подчинены верхнему слою идеологических фильтров и могут «просматриваться» только сквозь них. Это не касается читателей детского возраста, склонных безоговорочно верить автору, но для более опытного читателя дискурс героев неомифа, их великих деяний оказывается возможен только в изначально расщепленном пространстве неофициального двоемыслия, внутри которого почти все известно, но почти ничего из этого настоящего не может быть транслируемо [1].

Самый популярный типаж А.П. Гайдара – это образ Тимура Гараева из повести «Тимур и его команда». Подросток организует своих сверстников и создает из них практически боевое подразделение для совершения добрых дел, внутри которого царят дисциплина, ответственность, коллективно принятая и разделяемая система критериев оценки общих поступков и действий, ориентированных на социально-детерминированные идеалы развития и защиты общества, а также борьбы против тех, кто этим идеалам противостоит (Фигура, Мишка Квакин и т.д.). Автор транслирует идею: если дети и подростки по малолетству не могут быть приняты на «взрослую» службу обществу, то такую службу надо создать им самим. Именно для этого и предлагается соответствующая ролевая модель [12].

Помимо модели безусловного лидерства, в «Тимуре и его команде» автором вводятся персонажи Симы Симакова и Гейки, то есть модель лидерства относительного, сопряженного с выполнением исполнительских функций, но необходимо дополняющего общую иерархию отношений руководства и подчинения, в значительной степени скопированную автором этого произведения с военной иерархии рангов и званий.

Центральный персонаж «Военной тайны» – Алька, сын инженера Ганина, несмотря на свой совсем детский возраст, представляет образ лидера-одиночки, который он сам же и конкретизирует, рассказывая Натке «Сказку о Мальчише-Кибальчише». Подобно ему у самого Альки есть и своя тайна, и свое твердое слово, и хоронят на скале Альку точно так же, как был похоронен Мальчиш-Кибальчиш. Однако таков закон жанра, и мифологема лидерства, пусть даже детского и подросткового возраста, в пространстве советского неомифа оказывается неотделима от жертвенности, от постоянной готовности отдать свою жизнь «за общее дело». Алька погибает от камня, брошенного рукой брата одного из арестованных вредителей, Дягилева.

Персонаж «Судьбы барабанщика» Сережа Баташов не является лидером в плане проявления каких-то особенных личностных качеств или способностей, связанных с лидерством напрямую. Однако он, попавший волею сложившихся обстоятельств в самую середину взрослого вредительского заговора, находит в себе силы не подчиняться злой воле вредящих стране и обществу взрослых, делает правильный, действительно «взрослый», вполне самостоятельный и ответственный выбор.

Возможно, для автора именно это и есть главное – нечто, в основе которого лежит хорошее знание им детской психологии [4]. Воплощая сюжетные линии своих литературных произведений, А.П. Гайдар вводит юного читателя в особенный мир произведений и, предлагая ему эмоционально привлекательные модели лидерства созданных им литературных персонажей, тем самым заставляет следовать за ними, внутренне ставит перед ответственным и вполне «взрослым» выбором. Литературные образы лидерства в произведениях А.П. Гайдара становятся средством воплощения идеологии коллективности, поскольку сама возможность реализации лидерства такого рода появляется как возможность осуществления социального экспериментирования в формах, не только понятных читателю детского и подросткового возраста, но и являющихся для него эмоционально притягательными.

Кроме того, проза А.П. Гайдара сюжетно и событийно глубоко аксиологична: автор постоянно описывает не только то, что именно делают персонажи его произведений, но и то, ради чего, ради каких именно целей и идеалов они делают это. И планку этих идеалов он поднимает перед детским восприятием настолько высоко, что сомневаться в воспитательном потенциале его произведений не находится практически никаких оснований.

Однако за пределами детского восприятия, ведомого автором, остаются особенности процесса социального конструирования мифологем детского и подросткового лидерства. Отдавая дань самой что ни есть обычной достоверности, автор оставляет в своих персонажах присущий им уровень внутренней свободы, которую они реализуют преимущественно в соответствии с идеологически верифицируемым комплексом аксиологических предписаний создания универсального образа строителя самого передового общественного строя далекого будущего; предписаний, которые ради достижения идеалов такого общества следует начать исполнять уже сейчас.

Таким образом, все это есть антропогенез как мифогенез. Именно в этих целях маленькие герои гайдаровской прозы наделяются чертами поистине «взрослой», «героической» маскулинности, явно не соответствующей их фактическому возрасту [8]. И этот дуализм психологической атрибуции главных персонажей остается одной из наиболее впечатляющих особенностей литературного творчества А.П. Гайдара, инспирированных извне идеологически перетасованной аксиологией советского неомифа.

Цена этому – лишение юного читателя гайдаровской прозы его личного, индивидуализированного права на собственный выбор социальной позиции, а затем также и жизненной траектории путем предложения ему картины бытия мифологизированного вместо бытия подлинного, заполненного образами самых разнообразных врагов, в процессе вечной борьбы с которыми и прорастают в гайдаровских персонажах те или иные лидерские задатки. Читая такое, ребенок все более утрачивает свое собственное представление о том, что возможна еще какая-то, лишенная борьбы с врагами и проявлений героизма, простая и мирная жизнь, в пространстве которой могут быть реализованы какие-то иные жизненные и статусно-ролевые модели, в том числе и модели лидерства. Контрастная палитра действительности, лишенная, как это представляется наиболее вероятным, каких-либо полутонов в прагматических и пропагандистских целях, невольно насаждает в душу ребенка «взрослость» и героизм, нарочитое искажение образа этой действительности.