"Три музыканта" О.Бердсли и "Тени косыми углами..." М.А.Кузмина: сопоставительный анализ стихотворений

Исследование выполнено при поддержке Совета по грантам Президента Российской Федерации в рамках научного исследования «Поэтика русской и английской литературы рубежа XIX-XX вв.: традиции, рецепция, интерпретация», грант № МК-2181.2012.6

Рубежное мировосприятие родившихся в один год английского художника-графика, писателя и поэта Обри Винсента Бердсли (Aubrey Vincent Beardsley, 1872-1898) и русского поэта, прозаика, критика и музыканта Михаила Алексеевича Кузмина (1872-1936) может служить основанием для историко-культурного анализа их произведений, исследования различных механизмов рецепции (воздействие, заимствование, восприятие, влияние).

На протяжении более тридцати лет имя Бердсли, его графические и литературные произведения упоминаются Кузминым в «Дневниках», письмах и стихотворениях¹. Кузмин перевел на русский язык балладу Бердсли «Три музыканта» (The Three Musicians, 1895, он. в 1896) и «Балладу о цирюльнике» (The Ballad of a Barber, 1896) [The New Oxford Book of Victorian Verse 1987: 605-608] для опубликованного в 1912 г. московским издательством «Скорпион» избранного наследия графика. Создавая книгу «Форель разбивает лед» (1925-1927), Кузмин в некоторых ее частях «как бы возрождает» балладность, «после того как она пережила свой относительный расцвет в первые предреволюционные годы» [Марков 1994: 157].

Перевод Кузмина «Трех музыкантов» Бердсли подробно проанализирован В.Е.Багно и С.Л.Сухаревым в статье «Михаил Кузмин - переводчик». Авторы считают, что «переводы из Бёрдсли интересны, прежде всего, тем, что несут на себе заметный отпечаток некоторых характерных черт собственной поэтики Кузмина» [Багно, Сухарев 2006]. Исследуя «Трех музыкантов» Кузмина, ученые отмечают, что «в ровное, умеренно-ироничное и логически упорядоченное поэтическое изложение Кузмин, усиливая элемент эротики, вносит недомолвки и околичности; сочетает пропуски важных деталей с необязательными вставками; смещает акценты в сторону размытой двусмысленности; не пренебрегает языковыми неправильностями -ив целом создаёт прихотливый эскиз, полагаясь во многом не на рациональное восприятие читателя, а на его внутреннюю чуткость к обертонам» [там же].

В данной статье мы обратимся к сопоставительному анализу восьмистрофной баллады английского автора и гораздо меньшему по объему (4 строфы) стихотворению Кузмина «Тени косыми углами...» (1914, сборник «Фузий в блюдечке», книга «Нездешние вечера») [Кузмин 1990: 200], которое было создано через два года после публикации перевода «Трех музыкантов». По мотивно-образной канве, хронотопу, героям и субъектной организации стихотворение «Тени косыми углами...» близко балладе «Три музыканта» Бердсли.

Общим в стихотворениях Бердсли и Кузмина является мотив прогулки на природе. У Бердсли он заявлен уже в первой строфе: по тропинке, идущей вдоль леса, держат путь три музыканта:

Along the path that skirts the wood, The three musicians wend their way, Pleased with their thoughts, each other’s mood, Franz Himmel’s latest roundelay, The morning’s work, a new-found theme, their breakfast and the summer day.

Ритмический рисунок 4-ст. ямба, традиционно использующийся «в качестве балладно-песенного стиха с фольклорными ассоциациями» и являющийся «одним из основных» размеров в английской поэзии с XV-XVII вв. [Гаспаров 1989: 172], подчеркивает жанровое тяготение автора. Современный исследователь Я. Флетчер также называет «Три музыканта» Бердсли «изящной балладой» (graceful ballad) [Fletcher 1987: 152]. Акцент на событие, напряженный сюжет, характерные черты баллады, подчеркивает преобладание глаголов в III, V-VII строфах, в которых говорится о действиях героев. Особенно много глаголов в V строфе (6 глаголов на 5 строк). Тогда как в строфах I, II, IV, содержащих описание героев, глаголов существенно меньше. Жанровые черты пейзажной зарисовки Кузмина «Тени косыми углами» подтверждаются анализом словаря стихотворения, который показывает, что существительных, обозначающих предметы и понятия, существенно больше (19) по сравнению с глаголами, деепричастиями, обозначающими действия и состояния (12) и прилагательными, причастиями, обозначающими качества и оценки (11).

Сюжет баллады составляет прогулка трех музыкантов по лесу и полям, их музицирование на природе и встреча с английским туристом. Пространство леса, в народных балладах о Робине Гуде связанное со свободой («’’Зеленый лес” всегда присутствует в балладах как фон для каждого события и действия» [Жирмунский 1973: 95]), в балладе Бердсли является основным местом действия, наряду с тропинкой, полем, тенистыми деревьями, сквозь которые сверкает кровля замка (path, wood, woods, wood, chateau’s roof, dusky summer trees). Соединение мотива прогулки с мотивом удовольствия является своеобразным вступлением в балладе и занимает целую строфу из пяти строк. Гуляя вдоль тропинки по краю леса, герои наслаждаются мыслями, настроением друг друга, песенкой Франца Химмеля, утренней работой, темой, завтраком и летним днем.

В стихотворении Кузмина «Тени косыми углами...» пространство более открытое - это острова, купальни, скошенная трава. Как и в балладе Бердсли, оно связано с наслаждением и удовольствием. Метафора первых двух строк стихотворения напоминает о живописном полотне «Путешествие на остров Киферу» (1717) французского художника рубежа XVII-XVIII вв. А.Ватто. XVIII столетие было особенно любимо и Бердсли (см.: [Бочкарева, Табункина 2010]), и Кузминым, который «отдал дань» и стилизациям в духе XVIII в. [Гинзбург 1974: 362]. Описание природных явлений - тени и запахи - открывает пейзажную зарисовку Кузмина, названную по первой строке «Тени косыми углами...»:

Тени косыми углами Побежали на острова, Пахнет плохими духами Скошенная трава.

Лирический сюжет стихотворения, написанного дольником, размером, который наиболее близок силлабо-тоническому стиху, - это движение летнего дня, его суточное время с утра и до поздней ночи, а также природные метаморфозы - тени и смена времени суток с утра через день до появления месяца.

Композиция баллады Бердсли представляет смену героев по уже отмеченному исследователями симметричному принципу: все (I) -певица (II) - юноша (III) - пианист (IV) - все (V) - пианист (VI) - певица (VII) - юноша (VIII) [Бочкарева, Табункина 2010: 41]. Смене героев соответствует чередование общих, на которых представлены все герои, и крупных планов с одним-двумя героями. В стихотворении Кузмина разбивка на планы более разнообразна. В I строфе и 1,2 строках II строфы дан общий план, на котором находится пейзаж. Далее в 3, 4 строках II строфы для изображения людей применяется крупный план. В III строфе точка зрения повествователя укрупнена до кадра, в котором видны «мелкие оспы пота». В IV строфе движение взгляда идет по принципу симметрии, который уже отмечался в композиции баллады Бердсли: крупный план - это фигура тенора, общий - природа. Смена зрительных планов, разнообразные движения как «непре-кращающиеся изменения, отражающие вечный закон живой природы» проявляется импрессионистическая поэтика Кузмина [Баканова 1986: 11]. Восприятие внешнего мира через комплекс ощущений Кузминым подчеркивает музыка межстрочных [тр, м, н, с, и] и внутристрочных [ым’и, ам’и, им’и, х, и] повторов звуков и звукосочетаний во всем стихотворении.

О трех героях из четырех в балладе Бердсли The Three Musicians говорится уже в заглавии. Непосредственная близость к музыке героев баллады Бердсли подчеркивает соотнесение этого жанра «со средневековой танцевальной лирикой» [Мощанская 1966: 76]. Значение героев заключается в их действиях и совершении поступков, которые развивают сюжет. Повествователь в качестве «внесубъектной формы авторского сознания» (С.Н.Бройтман) [Теория литературы 2007: 343] и форма повествования от третьего лица усиливают событийность стихотворения. В этих строфах Бердсли дает более или менее развернутые описания героев, что не характерно для народной баллады и отсутствует в ней (см.: [Мощанская 1976: 93]). В балладе Бердсли четко определены герои: их местонахождение (Франция), национальная принад- лежность (вероятно, французы, англичанин, поляк), сфера деятельности (певица-сопрано, юный талант, польский музыкант и дирижер, английский турист).

Каждая из II—IV строф баллады Бердсли посвящается одному персонажу. Образ певицы-сопрано создан через костюм, описание которого дано в момент дуновения ветра:

One’s a soprano, lightly frocked

In cool, white muslin that just shows

Her brown silk stockings gaily clocked,

Plump arms and elbows tipped with rose,

And frills of petticoats and things, and outlines as the warm wind blows.

Стройный изящный мальчик, юный талант, представлен в виде поклонника певицы, который готов умереть за ее благосклонность и мечтает о славе в Париже, Санкт-Петербурге, Вене и Сент-Джемс Холле, а пока торопится поправить ее распущенные волосы:

Beside her a slim, gracious boy

Hastens to mend her tresses’ fall,

And dies her favour to enjoy,

And dies for reclame and recall

At Paris and St. Petersburg, Vienna and St. James’s Hall.

Наиболее подробно из трех героев с музыкальной точки зрения охарактеризован знаменитый польский пианист. Наряду с описанием его внешности - чистое сердце, копна золотых волос - Бердсли восхищается его железным запястьем и пальцами, которые могут выводить трели и наполнять отчаянием новичков (IV строфа). Пианист-поляк музицирует на лоне природы с маками в руках (VI строфа).

The third’s a Polish Pianist

With big engagements everywhere,

A light heart and an iron wrist,

And shocks and shoals of yellow hair,

And fingers that can trill on sixths and fill beginners with despair. < .. >

The Polish genius lags behind,

And, with some poppies in his hand,

Picks out the strings and wood and wind

Of an imaginary band,

Enchanted that for once his men obey his beat and understand.

Развернутые характеристики героев, выраженные в их построчном описании, соединяются с повествованием о действиях музыкантов и туриста. Герои совершают поступки, реальные или метафорические, важность которых отличает, в частности, именно балладу рубежа XIXXX вв. [Козырева 1988: 12]. Событием в балладе Бердсли является прогулка музыкантов, в течение которой они срывают созревшие колосья и поют отрывки из разных песен, передразнивают леса звуками горна Зигфрида, наполняют воздух музыкой Глюка и презрением душу в твидовом костюме:

The three musicians stroll along

And pluck the ears of ripened corn,

Break into odds and ends of song,

And mock the woods with Siegfried’s horn,

And fill the air with Gluck, and fill the tweeded tourist’s soul with scorn.

Здесь впервые возникает четвертый герой баллады - не музыкант, а турист (tourist’s soul}. Его образ создан Бердсли деталью - названием ткани «твид», типичной для английских костюмов (the tweeded).

Героев-музыкантов Бердсли подробно характеризует, а турист дважды (V, VIII строфы) появляется в сюжете. Певица, юноша, пианист и турист выступают в качестве «главных действующих лиц, “носителей основного события” (М.М.Бахтин) в литературном произведении» (Н.Д.Тамарченко) [Теория литературы 2007: 249]. В стихотворении Кузмина человеческие фигуры появляются эпизодически, будучи обозначены в назывном предложении количественно и, как в балладе Бердсли, через деталь. Героев в стихотворении Кузмина очевидно больше, чем в балладе Бердсли. Однако они подробно не охарактеризованы, а только упомянуты во II строфе стихотворения (компания лицеистов, две дамы, котелок):

Жар был с утра неистов,

День, отдуваясь, лег.

Компания лицеистов,

Две дамы и котелок.

III строфа:

Мелкая оспа пота -

В шею нельзя целовать.

Кому же кого охота

В жаркую звать кровать?

Изменение точки зрения от «толпы лицеистов» к рассматриванию «мелких осп пота», риторический вопрос и просторечное «кому же кого охота», словосочетание «жаркая кровать», внутристрочные созвучия (кому - кого, звать - кровать, оспа - пота) и рифма «целовать -кровать», соединяющая уже близкие по смыслу слова (кровать жаркая не только и не столько от жары, сколько от любви) подчеркивают не- навязчивое повествование о желаниях и намерениях повествователя. Забавы на природе оказываются предпочтительнее «жаркой кровати».

Образ туриста в «Трех музыкантах» Бердсли вносит напряжение в сюжет баллады и связан с его поворотом, который проявляется в последней, восьмой, строфе в виде реакции героя на увиденную под деревом сценку и подчеркивается приемом умолчания, анжамбманом и метафорой. Певица после длительной прогулки присела отдохнуть среди тенистых деревьев и обмахивает себя веером, слегка прикрыв глаза и приглаживая платье вокруг ног. Турист, увидев певицу и юношу, становится красным, как его путеводитель и возносит молитву за Францию. В последней строфе иронически обыгрывается мотив наслаждения, заявленный еще в I строфе баллады и связанный прежде всего с музыкой.

The charming cantatrice reclines

And rests a moment where she sees Her chateau’s roof that hotly shines Amid the dusky summer trees, And fans herself, half shuts her eyes, and smoothes the frock about her knees.

The gracious boy is at her feet,

And weighs his courage with his chance;

His fears soon melt in noon-day heat.

The tourist gives a furious glance,

Red as his guide-book grows, moves on, and offers up a prayer for France.

Подобный прием - поворот в сюжете, новеллизирующий произведение, находим и в стихотворении Кузмина. После III строфы очевидна недоговоренность, явный скачок в сюжете, который связан с образом тенора. О происходящем между упоминанием «жаркой кровати» (III) и вздохом тенора (IV) повествователь умалчивает, резко переходя от кадра к более общему изображению. Вздох и жалоба на усталость и томление, вероятно, от жары затмевают проявление музыкальных способностей певца:

Тенор, толст и печален,

Вздыхает: "Я ждать устал!"

Над крышей дырявых купален Простенький месяц встал.

Если Бердсли в балладе описаниями и характеристиками героев, их участием в событии развивает образы музыкантов, которые подчеркнуты реминисценциями к опере Вагнера «Зигфрид», композитору

Глюку и др., то Кузмин использует образ тенора в сниженном значении, описывая его по принципу противопоставления: толстый, печальный, вздыхающий и уставший герой на фоне развлекающейся и отдыхающей на природе компании, которая, возможно, совсем не стремится послушать пение тенора. Иронический пафос финальной строфы подчеркивает «простенький» месяц и «крыши дырявых купален».

Мотив жары, летнего зноя, соединяясь с эротическим мотивом, также является общим в стихотворениях Бердсли и Кузмина, проявляясь с разной степенью интенсивности. В балладе Бердсли прогулка музыкантов совершается в первую половину дня (The morning’s work <... > the summer day}. О жаре говорится опосредованно через подчеркнутое анжамбманом упоминание о ярко светящейся сквозь деревья крыше замка певицы (Her chateau’s roof that hotly shines / Amid the dusky summer trees'). О полдневной жаре идет речь в связи с действиями юноши: его страхи растают, и он станет смел в отношении певицы (His fears soon melt in noon-day heat}. Переводя балладу Бердсли, Кузмин в VI строфе «нарочито откровенно нагнетает эротическое томление вокалистки, навеянное полдневным жаром», что проявляется в «намеренно мало уместных с точки зрения информативности лексических повторах», «сгущении и эмоциональной насыщенности пейзажа» [Багно, Сухарев 2006].

Подобное нагнетение «жары» наблюдаем в стихотворении Кузмина «Тени косыми углами...». Мотив жары заявлен во II строфе в утреннем состоянии природы: «Жар был с утра неистов, / День, отдуваясь, лег». Далее происходит постепенное углубление ситуации и усиление мотива жары. Форма мужского рода существительного «жар», краткая форма прилагательного «неистов», одиночное деепричастие «отдуваясь», синтаксически обособленное запятыми и при чтении выделяемое паузами создают аналогию с затрудненным дыханием, отдышкой во время жары. В III строфе мотив жары и крупный кадр усиливают эротическую составляющую эмоциональной атмосферы стихотворения.

Итак, мотивный, жанровый анализ, анализ словаря пейзажной зарисовки Кузмина и баллады Бердсли демонстрирует общность мотивов - мотив прогулки на природе, мотив жары, эротический мотив, мотив наслаждения (удовольствия), мотив музыки. Конкретная реализация мотивов и образов в произведениях позволяет говорить о восприятии баллады, ее воздействии на эстетическое сознание Кузмина, которое претворяется в поэтические строки стихотворения «Тени косыми углами...».

Бердсли, обращаясь к жанру баллады и ее народной традиции (акцент на действии героев и событиях их жизни), пытается сохранить связь с искусством через героев музыкантов, реминисценции к музыкальным произведениям и композиторам, эстетизацию и развернутые описания обстановки и костюмов героев. Природа становится фоном для музыкальных и телесных наслаждений героев. Их превратное истолкование героем туристом подчеркивает жанровую установку баллады на остроту действия.

Образ туриста, реакция англичанина на увиденное под тенистыми деревьями в балладе Бердсли снижает «романтический сюжет странствующих музыкантов» [Бочкарева, Табункина 2010: 45]. Тогда как Куз-мин в стихотворении снижает сам образ певца-тенора, делая его ненужным и чуждым ситуации забав на природе. Герои в балладе Бердсли развлекаются музицированием, а в стихотворении Кузмина их, по-видимому, должен развлекать тенор. Герои не спешат к нему, т.к. забавы на природе оказываются интереснее и заманчивее пения тенора. Наверное, поэтому он печален и вздыхает, что устал ждать. Музыка снижена тем, что природа и телесность оказываются важнее. Герои -компания лицеистов, две дамы, котелок не заинтересованы в музыке и не нуждаются в ней.

Кузмин стремится зафиксировать в слове состояние природы и впечатление лирического субъекта как подробность частной, бытовой жизни. Мотив прогулки интерпретирован поэтом как описание внешнего мира через призму чувственного, эротического впечатления, возникающего в течение жаркого, летнего дня. Вместо событийности, пространственного движения героев музыкантов, какие мы видим в балладе Бердсли, у Кузмина присутствует движение суточного времени, описание внешнего мира (природы) соотносится с внутренним, духовным миром повествователя.