Женская инициатива в выборе брачного партнера в традиционном дагестанском обществе (XIX - начало XX вв.)

В исследуемое время у дагестанских народов социально-культурное поведение полов во многом определялось нормами этикета, которые были предписаны как для женщин, так и для мужчин. Стереотипы поведения полов, являясь компонентами обыденного сознания, соответствовали традиционной культуре народа, где приверженность патриархальным нормам и стереотипам поведения особенно сильно проявлялась. Научное обоснование влияния традиционной культуры на гендерное поведение мы встречаем у М. Вебера, который утверждает: «Традиционное господство покоится на привычном, чаще всего не вполне осознанном убеждении в святости и незыблемости общепринятых традиций и в законности прерогатив власти, предоставляемых ими» [1].

Вышесказанное относится и к свадебной обрядности, где при брачном выборе необходимо было считаться с общепринятыми запретами и ограничениями, существовавшими в традиционном обществе. В исследуемый период адаты допускали только внутрисословные браки, и традиции сословной эндогамии соблюдались самым строгим образом [2, с. 55]. На существование данной практики указывали многие дореволюционные исследователи. В частности, интересные сведения о строгом соблюдении традиций сословной эндогамии сообщает М.М. Ковалевский, указывая на то, «… что при невозможности найти подходящую для него невесту в собственном роде, жених требует, чтобы избранная им чужеродка подверглась предварительному усыновлению со стороны его рода» [3, с. 171].

Указывая на сохранение данной практики и во второй половине 20-х гг. XX в., исследователь Г.Ф. Чурсин описывал следующие нормы для вступления в брак: «1) равенство общественного положения фамилии жениха и невесты и 2) эндогамия, или брак в пределах своего рода или тухума. В прежнее время при заключении браков авары больше всего заботились о том, чтобы жених и невеста были из равных по знатности, влиятельности и могуществу фамилий» [4, с. 30].

В отношении данной проблемы очень интересна точка С.С. Агашириновой, которая считает, что в соблюдении сословной эндогамии немалую роль играли родовые междоусобицы и кровная месть, вследствие чего «жены, взятые из чужого тухума, могли действовать в интересах своего тухума, нежели тухума мужа» [5, с. 134].

Что касается проявления девушкой инициативы в выборе брачного партнера, то о существовании данной практики в исследуемый период говорилось в ряде работ дореволюционных исследователей. В частности, в работах А. Руновского [6, с. 1398] и А.В. Комарова [7, с. 52] описываются обычаи «принуждения к замужеству засидевшихся в девках». Исследователи объясняют данные обычаи последствиями демографической ситуации после Кавказской войны, когда произошел определенный дисбаланс в соотношении мужчин и женщин. Интересные сведения о быте, нравах, обычаях и укладе жизни горских народов в период Кавказской войны содержатся в очерках, опубликованных в газете «Кавказ» за 1896–1897 гг. М. Алихановым-Аварским [8] и Н. Львовым [9]. Описывая нравы горцев, и в частности возможность женщиной назвать имя будущего мужа, авторы также объясняют это стремлением имама Шамиля решить демографическую проблему.

Помимо дореволюционных источников, ценный материал по исследуемой теме мы находим у современных этнографов и историков, которые связывают брачную инициативу женщин в выборе мужа с отголосками архаичной эпохи матриархата. На наш взгляд, женская брачная инициатива это, видимо, очень древний обычай, так как отголоски его встречаются у многих дагестанских народов. В исследуемый период все это было облачено в обрядовую практику и зафиксировано исследователями до начала XIX в.

Рассмотрим некоторые обычаи, при которых девушка могла проявить брачную инициативу. Как показывают источники, они имели место в основном у аварцев, андийцев, даргинцев и, за редким случаем, у лакцев. В частности, исследователь М.А. Агларов описывает бытовавший среди андийцев обычай « цIцIер – джабир » («назвать имя»), при котором девушка брачного возраста могла сама себе выбрать мужа, назвав имя понравившегося ей юноши. При этом соблюдался определенный ритуал, когда представитель сельской общины должен был в сопровождении свидетелей подняться на крышу дома девушки и через дымоход просил ее назвать имя юноши. Примечательно и то, что для юноши это могло оказаться полной неожиданностью, а его отказ считался предосудительным в глазах общества [10, Л. 235-236]. М.А. Агларов считает данный обычай пережитком более ранних форм семейно-брачных отношений [11, с. 136].

На примере лакцев на схожий обычай къурмямяв – «я хочу замуж», бытовавший у лакцев, указывает исследователь А.Г. Булатова. В частности она пишет, что «по этому обычаю, лакская девушка, когда наступал брачный возраст, выходила к мечети или поднималась на крышу ближайшего дома и могла назвать имя юноши, за которого хотела выйти замуж» [12, с. 141]. Среди лакцев бытует легенда, что одна девушка не захотела выходить замуж, будучи уже старой девой долгие годы, а родители все ее принуждали. Тогда девушка решилась на отчаянный шаг. Она пошла к мечети и крикнула: «Пусть будут прокляты те, кто это придумал!». С того времени от обычая къурмямяв в народе отказались. А.Г. Булатова описывает и другой обычай, где девушка, выбрав момент, когда все мужчины собирались в одном помещении, тайком подходила к окошку снаружи и громко называла имя желанного юноши, а затем свое имя [13, с. 142]. С.Ш. Гаджиева подчеркивает при этом, что «обычай требовал, чтобы семья названного немедленно начинала сватовство» [14, с. 160].

Исследователь К.Э. Курбанов, описывая схожий обычай ирмъав у цахуров, считает, что «в действительности этот древнейший обычай отражает отголоски материнского рода, когда браки заключались преимущественно по инициативе девушки» [15, с. 132].

Аналогичные обычаи встречаются у лезгин и дербентских азербайджанцев, когда девушка в ночное время выходила на крышу своего дома и начинала кричать, что хочет замуж. И тогда родственники начинали искать ей жениха.

Интересными для нас представляются некоторые обычаи, которые проводились в игровой форме, с соблюдением определенного ритуала. В частности, обычай, бытовавший в старину в селении Тлалух Чародинского района, описала Алиева У.: «Старейшины аула собирали один раз в году всех девушек и женщин, которые по разным причинам не вышли замуж. Собирались также все холостяки-мужчины. Все приходили нарядно одетыми. По разрешению старейшины ведущий произносил имя девушки и говорил: "Человек не должен жить один. Пора ей иметь спутника. Назови имя". Если девушка смелая, она могла сразу произнести имя своего избранника из тех, кто присутствовал. Но если девушка стеснялась, то из толпы ее закидывали мелкими камушками до тех пор, пока она не скажет имя избранника…» [16].

Интересный материал мы находим у аварцев селения Цада Хунзахского района, когда в старину парни закидывали папахи в дом девушки, пока она не выберет одну из них. В обряде, проводимом в игровой форме, как правило, принимали участие все молодые юноши села. По- сле проводили сватовство. Стоит отметить, что аналогичный обычай «тIагърал рехи» – «забрасывание папах» был широко известен и у ахвахцев [17]. Как считает М.А. Агларов, «забрасывание папах в окно» случалось лишь один раз в жизни девушки, и таким образом она «фактически выбирала себе жениха» [18, с. 132].

У дагестанских народов имел место и следующий обычай, допускающий инициативу девушки при выборе жениха. Обычай сводился к следующему: если мужчина случайно или преднамеренно при встрече загородит девушке дорогу или же дотронется до нее, то девушка могла потребовать брака с ним. Как правило, после оповещения девушкой о случившемся родственники девушки требовали немедленного брака. Если же юноша отказывался, то это рассматривалось как оскорбление для родных и близких девушки и могло привести к кровной мести.

Отмеченные примеры позволяют нам предположить, что эти обычаи, являясь пережитками архаической эпохи, отражают отголоски экзогамного рода. Несмотря на все указанные выше проявления свободного поведения женщины, оно очень редко выходило за рамки допустимых норм.

Что касается принуждения к замужеству засидевшихся в девках, то данная практика существовала в период Кавказской войны. Как было уже упомянуто выше, появление таких обычаев объясняется сложной демографической ситуацией, в условиях войны. Так, например, в некоторых аварских и цезских селениях представители общинной администрации регулярно опрашивали девушек брачного возраста, незамужних женщин и вдов, за кого они желали бы выйти замуж (выбор мог пасть и на уже женатого мужчину). В связи с затронутой темой следует отметить обычаи селения Хидиб Тляратинского района, согласно которым незамужних девушек и вдов принуждали к замужеству дибир села вместе с двумя свидетелями « тIадилзаби » (справедливые люди). При этом выбор женщины мог пасть и на женатых мужчин, и они должны были согласиться [19, с. 26]. У дидойцев в подобной ситуации в отсутствии отца и братьев девушки старшина или дибир подходили к дверям или к окну дома, где она жила, и просили ее назвать имя какого-либо неженатого юноши села. После того как девушка называла имя избранника, его ставили в известность, и он должен был жениться на ней [20, Л. 89]. Следует отметить еще одну интересную практику, бытовавшую среди аварцев селения Бежта. По инициативе сельской общины специально утвержденная старейшинами комиссия из 5-6 человек периодически составляла список вдов и вдовцов в селении и на хуторах. Руководствуясь этими списками, совет старейшин предлагал вдовствующей паре создавать новую семью, что и осуществлялось в подавляющем большинстве случаев [21, с. 112].

В других аулах цезов информаторы уточняют подробности обычая, сопровождавшегося установленной обрядовой формой. Девушка или вдова не только произносила имя избранника, но одновременно прилюдно бросала в него подошву (бата) вязаной обуви гедоби или ударяла ею его. Удар нередко заменял произнесение имени конкретного лица. Обычай назывался бата цалъих – «ударить батой», или просто бата [22, с. 73].

Названные в ходе подобного опроса лица мужского пола могли отказаться от брака лишь при уплате штрафа довольно солидного размера (зерном, мукой или курдючным салом, шедшими в доход общества). Развестись с нежеланной женой им предоставлялось право только по прошествии «половины луны» или иного оговоренного срока.

Не только мужчины могли проявить недовольство, если выбор девушки попадал на них, но и девушки часто противились таким обычаям. И по отношению к ним могли быть предприняты разного рода наказания. В частности, известно, что у аварцев с. Дусрах Чародинского района в прошлом существовал обычай, когда девушку, достигшую брачного возраста, если она отказывалась выходить замуж, заточали в пещеру и держали там до тех пор, пока не скажет, за кого она собирается выйти замуж. Случалось и так: не зная никого, девушка называла любого, чье имя она слышала когда-то. В этом отношении очень интересны обычаи, бытовавшие в старину в селении Тлядал Цунтинского района, когда старики аула закрывали в доме вдову, называли ей любого человека (женатого или неженатого) из аула и предлагали выйти за него замуж. А если тот не соглашался, то именем аллаха его обязывали жениться на ней [23].

На ярком примере обычаи принуждения к замужеству вдов и девушек в эпоху Шамиля описаны в книге Мариам Ибрагимовой «Имам Шамиль». Безусловно, автор, описывая атмосферу, при которой осуществлялись данные мероприятия, не скупится на краски, и материал книги не лишен субъективности. Но, тем не менее, автор характеризует их как политику имама, направленную на улучшение демографии имамата, и приводит аргументы Шамиля, допускающие женщине самой выбрать избранника: «…более тридцати лет, с времен почтенного шейха Мансура, в беспрерывных войнах мы теряем лучших своих сыновей. А у нас не то, что вдовам – подрастающим девицам вскоре не за кого будет выходить замуж [24].

На наш взгляд, приведенные выше порядки в имамате Шамиля свидетельствуют не столько о проявлении заботы о женской судьбе, сколько о стремлении власти решить проблемы демографического характера в условиях затянувшейся войны.

Подводя итог вышесказанного, можно констатировать, что упомянутые обычаи свидетельствуют как об архаичности данной практики, так и о нововведениях, связанных с объективными реалиями исследуемого периода. Автор приходит к выводу, что именно на почве архаических традиций народа возрождались указанные порядки. Безусловно, проявление женской свободы в выборе мужа не совсем вписывается в гендерную роль и стереотип кавказской женщины. Но все это лишний раз заставляет нас по-новому взглянуть на ее роль и место в традиционном обществе.