Керамика ближнего востока из раскопок городища Эски-Кермен

DOI:

Цитирование. Тесленко И. Б. Керамика Ближнего Востока из раскопок городища Эски-Кермен // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2021. – Т. 26, № 6. – С. 68–82. – DOI:

Введение. Городище на плато Эски-Кермен 1 – один из наиболее хорошо изученных населенных пунктов округи византийского Херсона, представляющий собой яркий пример небольшого провинциально-византийского города с классической ромейской квартальной планировкой [2; 3]. Археологические изыскания на памятнике осуществляются с различной интенсивностью и перерывами начиная с 1920-х гг. до настоящего времени в целом чуть менее трех десятилетий, из которых 13 полевых сезонов последних лет (2003–2008, 2013, 2015–2020) прошли под руководством А.И. Айбабина и Э.А. Хайрединовой [2; 5; 6; 7; 14]. Результаты этих работ в сочетании со свидетельствами письменных источников позволили А.И. Айбабину выделить в семивековой истории памятника несколько этапов, последний из которых завершился во второй половине XIII в. гибелью городища в масштабном пожаре [1; 3] 2. И хотя антропогенная активность фиксируется на руинах города и после этой катастрофы (по крайней мере, продолжает функционировать кладбище у центральной базилики [6; 7; 17]), в прежних масштабах он уже не восстанавливался. Наиболее многочисленным и богатым археологическим материалом являются объекты XII–XIII вв., погребенные под слоями пожара и разрушения. К этому же времени относятся и самые репрезентативные керамические комплексы памятника. Они насыщены разнообразными находками, среди которых привозные изделия из отдаленных от Крыма регионов составляют значительный процент. Это преимущественно тара и поливная столовая посуда византийского круга [3, c. 217–222; 4; 9, с. 308– 319, 320–325, 331; 18], что объясняется приоритетностью экономических связей северной провинции с метрополией. В частности, среди поливной керамики примерно в равных до- лях представлены белоглиняные 3 и красноглиняные изделия производства византийских центров. Преобладает посуда круга ‘Zeuxippus Wares’4. Иные группы керамического импорта в комплексах последнего строительного периода встречаются значительно реже. Среди них следует отметить поливную посуду, производство которой принято связывать с Эгейским регионом (так называемая Middle Byzantine Production), а также красноглиняные изделия, украшенные полихромным сграффито (Polychrome Sgraffito Wares) и подглазурной росписью белым ангобом (Slip Painted Wares), происхождение которых еще предстоит уточнять. В то же время ближневосточные изделия из кашина 5 до сих пор на Эски-Кермене известны не были. Впервые их обнаружили в 2018 и 2019 гг. при исследовании жилой застройки вдоль главной улицы в южной и центральной части городища (рис. 1; 2). Следует отметить, что данная группа керамики довольно редкая для Крыма вообще. Даже в крупных городских центрах византийской Тав-рики, таких как Сугдея и Херсон, она представлена немногочисленными экземплярами [10; 16, с. 424–425; 8; 13], среди которых, однако, аналогии найденным на Эски-Кермене сосудам неизвестны, что делает настоящее исследование новаторским и актуальным.

Методы. В исследовании использованы традиционные методы анализа археологических материалов: стратиграфический – для уточнения относительной хронологической позиции находок в комплексе памятника; описание; стилистический анализ – при определении принадлежности находок к тем или иным группам и сериям художественной керамики; сравнительный метод – при поиске аналогий и выяснении культурной принадлежности артефактов. В целях атрибуции изделий, найденных при раскопках на Эски-Кермене, иссле- дован широкий круг художественной керамики из силикатных формовочных масс, производимой на территории Египта, Сирии и Ирана в эпоху средневековья и хранящейся ныне в музейных коллекциях Европы, Азии и Северной Америки. Кроме того, привлечены данные из раскопок на Ближнем Востоке, в Средиземноморском регионе и Восточной Европе.

Описание. При раскопках на Эски-Кер-мене в 2018 и 2019 гг. найдены обломки одного блюда и двух кувшинов из белого кашина (рис. 1; 2). Фрагменты верхней части поля с бортом блюда (рис. 1) обнаружены в заполнении одного из помещений усадьбы 5 квартала 1 и на скальной поверхности улицы, ограничивающей комплекс с северо-востока, в южной части городища [5]. Борт изделия прямой, слегка заужен к краю, расположен практически в одной плоскости со стенкой, выделен изнутри небольшим ребром. Кашин довольно рыхлый, легко крошится вдоль сколов. Внутренняя поверхность поля под бортом украшена полосой орнамента шириной 2,1 см, выполненного в низком рельефе (плоская резьба). Декоративное оформление дополняет радиальный потек темно-синей кобальтовой краски. Глазурь прозрачная, бесцветная, с легким зеленоватым оттенком, нанесена с двух сторон изделия. Диаметр венчика – около 23,0 см.

Обломки двух кувшинов оказались среди руин дома, возведенного в центральной части городища, к западу от трехнефной базилики. Они были найдены в слое пожара, а также в заполнении верхней части одного из хранилищ, вырубленных в скальном полу помещения. Форму одного сосуда удалось частично реконструировать из 8 обломков (рис. 2, 1 ). У него округлое тулово, отделенное от горла небольшим, замкнутым по окружности валиком; одна вертикальная, округлая в сечении ручка, прикрепленная к плечам и в верхней части высокого, вероятно, близкого к цилиндрическому, горла, особенности конфигурации которого остались не ясными. Также не поддается точной реконструкции и днище, поскольку от него уцелела только центральная часть. Не исключено, что оно могло завершаться поддоном. Реконструируемая высота сосуда без поддона – не менее 24,5 см; диаметр тулова – около 20,0 см; диаметр дна – около 9,0–9,4 см; сечение ручки –

1,2 × 1,6 см; высота горла – не менее 7,5– 8,0 см. Формовочная масса довольно рыхлая. Поверхность кувшина украшена росписью синей, красно-коричневой и черной красками в виде вертикальных полос на ручке и растительных узоров на тулове. Отчетливо видны изображения длинных, плавно изогнутых ветвей граната, выполненных в специфической манере, для которой характерно густое обрамление стеблей тонкими парными листьями, увенчанными точками. Среди иных элементов рисунка различимы залитые коричневой краской треугольные фигуры с небольшой незакрашенной окружностью внутри, в обрамлении тонких линий вдоль двух граней, и крупные точки, нанесенные голубой и красно-коричневой краской, символизирующие, вероятно, какие-то плоды. Полива прозрачная, зеленоватая, испещрена мелкими трещинами (цек), покрывает всю поверхность сосуда.

От другого сосуда уцелела только небольшая ручка в форме полуокружности, дополнительно оформленная двумя замкнутыми по обводу валиками и небольшим пирамидальным налепом (рис. 2, 2 ). Глазурь темно-синяя, полупрозрачная, частично оплавлена, вероятно, от вторичного пребывания в огне. Сечение ручки – 1,0 × 1,1 см; длина фрагмента – 5,6 см.

Анализ. Все изделия относятся к кругу сирийско-иранской керамики из кремнеземистых формовочных масс (soft-paste ware, fritware, islamic frit ware, etc.). Появление ее производства в этом регионе принято относить к самому финалу XI (после 1075 г.) или началу XII в. и связывать с миграциями мастеров, носителей этой технологии, из Египта (см., например: [22, p. 25; 28; 30, р. 108–109; 34; 40; 41]). Для каждого из очагов производства на территории Египта, Сирии или Ирана были свойственны свои особенности и закономерности развития этого ремесла, зачастую довольно близкие, что объясняется тесными культурными и экономическими взаимосвязями, общими модными тенденциями и перемещениями мастеров, в особенности на начальном этапе распространения новых гончарных технологий (см., например: [33, р. 180; 28, p. 181; 30, p. 94–96, 128–130, 162–164]). Это обстоятельство порой затрудняет определение происхождения изделий по внешним признакам (см., например: [40, р. 40–42; 42, p. 14]).

К настоящему времени накоплен довольно солидный, формировавшийся около полутора столетий опыт в исследовании этой керамики, прошедший путь от коллекционирования и торговли высокохудожественными изделиями, добытыми путем грабительских раскопок в конце XIX в., до углубленного научного познания, основы которого были заложены с началом археологических исследований на заре XX века. Среди масштабных работ первых десятилетий XX в., результаты которых были опубликованы их авторами, следует упомянуть раскопки в Самарре 6 [38], Ни-шапуре 7 [43] и Хаме 8 [35]. Последующие раскопки в Ракке 9, Дамаске 10, Самсате 11, Алеппо 12, Кал’ат Джабаре (Qal’at Ja’bar) 13, Гритиле (Gritille) 14, Ана 15 и др., а также вовлечение археометрических методов в исследовательский процесс 16 способствовали дальнейшему прогрессу в изучении этой керамики (историографические обзоры см., например: [34; 36; 40; 30; 32; 26, p. 11–35; 32]). В результате были локализованы крупные производственные центры в Фустате (Египет), Ракке, Дамаске, возможно, Алеппо (Сирия) и Кашане (Иран), получены более отчетливые представления об их продукции, а также хронологии различных групп, типов и стилистических серий кашинной керамики, минералогическом и химическом составе формовочных масс, поливы и красителей [40; 24; 30; 26; 32; 31; 39]. В то же время совершенствование методики раскопок и последующее детальное исследование материала даже на сравнительно небольших памятниках, например крепости Кал’ат Джабар или сельском поселении Гритиль, позволили выделить несколько гомогенных групп кашинных изделий, свидетельствующих о наличии также иных, менее мощных, мастерских [36; 40, p. 38–55], что поставило под сомнение теорию централизованного производства кашинной керамики, поддерживаемую некоторыми исследователями (см., например: [34, p. 182–189]).

Таким образом, по итогам междисциплинарного изучения кашинной керамики к настоящему времени выделены группы изделий, сопоставимых как с уже известными крупными мастерскими на территории Египта, Сирии или Ирана, так и теми, локализация которых впереди.

Химические и петрографические исследования находок из Эски-Кермена еще не проводились. Однако анализ их визуально фиксируемых характеристик с использованием имеющихся достижений в исследованиях ближневосточной керамики все же позволяет высказать предположения по поводу их атрибуции.

Блюдо с полосой рельефного декора, подцветкой пятном кобальта и прозрачной бесцветной поливой . Керамика с прозрачной глазурью и расплывчатыми потеками и пятнами кобальтовой краски встречается среди самых ранних кашинных изделий Ракки ¹⁷, датируемых концом XI – началом XII в. [32, p. 210–211; 40, p. 38–42, fig. 47]. Практически синхронно или немногим позже появляются изделия, дополненные полосой врезного орнамента под венчиком ¹⁸. Среди них есть также тарелки с отогнутым наружу прямым бортом, по форме подобные эски-керменской находке [40, p. 39–42, fig. 45, 47, 53, 55, f ]. Роспись синими потеками под бесцветной прозрачной глазурью также известна на продукции Каша-на второй половины XII в. [42, p. 306, cat. L. 3]. Однако, судя по публикациям, качество этих изделий заметно лучше. На эски-керменской находке не видна также сквозная резьба, характерная для такого рода керамики Ирана.

Подобные изделия в Восточной Европе довольно редки: 4 обломка одной чаши происходят из Киева, условия находки не ясны; 1 – из Суздаля, найден в слое, датированном концом XI в. [11, с. 67], еще 1 фрагмент недавно обнаружен в Чернигове, в контексте с материалом XII–XIII вв. [19, с. 366, рис. 3]. По наблюдениям российского археолога, специалиста по восточному керамическому импорту на Руси В. Коваля, состав глазури такой керамики заметно варьирует на разных образцах, что позволило исследователю предположить разные центры ее производства. В Крыму подобные изделия среди опубликованных находок не известны.

На основании археологических данных прекращение производства группы, включавшей этот декоративный тип, К. Тонгини датирует второй половиной XII века. Контекст находки на Эски-Кермене не противоречит этой дате, поскольку датировка застройки квартала, где обнаружено блюдо, определяется в рамках XII–XIII веков. Ко времени разрушения квартала во второй половине XIII в. это изделие, судя по условиям обнаружения его фрагментов (внутри помещения и на полотне дороги снаружи), уже вышло из употребления. Физико-химические исследования сырья и глазури блюда будут способствовать более точной его атрибуции.

Ручка с монохромной кобальтовой глазурью. Точной аналогии этому изделию найти не удалось. Небольшие кувшины с кобальтовой глазурью насыщенного синего цвета и декоративным навершием у верхнего изгиба ручки производились на территории Ирана в XII–XIII вв. [42, p. 323, cat. L. 25]. Высокое качество формовочной массы, образующей довольно плотный хорошо спекшийся черепок, декоративные налепы на ручке, качество и цвет глазури позволяют предположительно соотнести эски-керменскую находку с иранской продукцией. Как и в предыдущем случае, для более точной атрибуции нужны дополнительные исследования.

Кувшин с подглазурной трехцветной росписью . Для декора подобных изделий использовались красители на основе трех различных минералов. В качестве красного пигмента использовали измельченный гематит, содержащий окислы железа ¹⁹. При окислительном обжиге в 800 °С он становится золотисто-желтым, при температуре между 900 и 1000 °С может изменять цвет до фиолетовокоричневого. Щелочная глазурь также способствует окраске окислов железа в золотисто-коричневый цвет. Черную краску получали из хромита (оксид железа и оксидные соединения хрома). Синюю – из кобальтовой руды [27, p. 34, 39–40].

Кашинная керамика с трехцветной росписью под прозрачной зеленоватой глазурью принадлежит к тем изделиям, которые в публикациях упоминаются также как “Resafa”, “Ruzafa” или “Rusafa Ware”. Это название они получили по месту первых находок в одноименном сирийском городе 20 [35]. Между тем при дальнейших исследованиях этой декоративной группы удалось определить как минимум три центра ее производства. Два из них – Ракка и Дамаск – располагались на территории Сирии, один – Фустат – в Египте. Производство кашинной керамики в Ракке прекратилось после разрушения города монгола- ми в 1258–1259 годах. В Фустате и Дамаске трехцветная подглазурная роспись практиковалась более продолжительное время (см., например: [42, p. 298, K. 8]). В частности в Дамаске она была известна в Мамлюкский и Османский периоды [23]. Продукции каждого из центров был свойственен свой стиль украшения, который претерпевал изменения с течением времени.

Эски-керменская находка по декоративному оформлению наиболее близка к одной из весьма примечательных стилистических серий, сопоставимых с продукцией мастерских Ракки. Это изделия с изображениями сфинксов, зооморфными и антропоморфными сюжетами в сопровождении ветвей граната и/или треугольных фигур, очень близких к тем, что видны на фрагментах кувшина из Эски-Кермена. Высокохудожественные экземпляры таких изделий хранятся в различных музеях мира: The David Collection в Копенгагене, Метрополитeн-музей в Нью-Йорке, Галерея искусств Фриер в Вашингтоне, Национальный музей Дамаска и др. [20; 21; 27, р. 39, fig. 56, 57; 39, p. 222, fig. A 2.1; 37, 13.219.1]. Фрагментированные археологические находки известны в материалах раскопок Хамы и Ракки [35, fig. 607–612; 32, р. 213, 215, fig. 11, 12 ]. Принадлежность этой серии к продукции Ракки была установлена путем комплексных физико-химических исследований формовочной массы и глазури с привлечением материалов недавних раскопок этого памятника, включающих, в частности, производственный брак и печной припас [39].

Подавляющее большинство изделий представлено сосудами открытой формы. Один кувшин с трехцветной подглазурной росписью, включающий мотив гранатовой ветви, удалось отыскать пока лишь в опубликованной части коллекции Национальном музее Дамаска. Однако он обладает иными особенностями строения [20]. Сосуды с морфологическими чертами, подобными эски-кер-менскому экземпляру: высокое цилиндрическое горло, валик в верхней части тулова, округлый корпус, известны среди других декоративных групп этого же центра [26, p. 136, 175]. Все они на кольцевых поддонах, что предполагает наличие такого поддона и у исследуемого экземпляра.

Во взглядах на истоки техники трехцветной росписи на сирийской кашинной керамике единства пока нет. Некоторые исследователи полагают, что эта декоративная группа появляется как подражание иранским изделиям минаи (mina’i) 21 [25, p. 268, 272; 42, p. 294]. Однако, по мнению канадского археолога-востоковеда, геолога и историка искусств Р. Мейсона, уделившего специальное внимание изучению технологии изготовления изделий из «каменной пасты» на Ближнем Востоке, имело место обратное явление: керамика минаи была немедленной реакцией в Иране на полихромные изделия Сирии (‘the immediate response in Iran to the polychrome wares of Syria was the mina’i wares’) [29, p. 208]. Как отмечает исследователь, иранские гончары пытались подражать сирийским изделиям, используя более сложную технику [29, p. 208; 30, р. 109]. Подобной точки зрения придерживается и В. Коваль, считая, что техника трехцветной подглазурной росписи на территории Сирии, как и иранская посуда в стиле минаи, могли появиться под воздействием сиро-египетских стеклянных изделий с росписью эмалями XII–XIII вв. [11, с. 49, 79]. Появление трехцветной росписи в сирийской керамике раньше изделий в технике минаи подтверждается результатами недавних археологических исследований на цитадели Дамаска [31, p. 456–458].

По поводу датировки этой серии также наблюдаются некоторые разночтения. Более или менее уверенно пока можно определить лишь ее верхнюю дату, которая синхронна разорению Ракки монголами, то есть 1258– 1259 годами. По материалам из раскопок Хамы 1930-х гг. такая керамика, в том числе с элементами декора, находящими близкие параллели на кувшине из Эски-Кермена (так называемые ‘faïence de Rusafa’), датирована в рамках XIII–XIV вв. [35, р. 187, 193, fig. 610, 611, 640]. Однако здесь керамические находки не всегда привязаны к датированным культурным слоям, что не позволяет воспринимать эту дату как стратиграфически выверенную [40, p. 41].

По мнению Р. Мейсона, появление трехцветной подглазурной росписи предшествовало керамике минаи и фиксируется примерно с середины – второй половины XII в. [30, p. 98–

99, 109]. Находки изделий, украшенных в этой технике, хорошо представлены в комплексах XII – начала XIII в. на цитадели Дамаска [31, p. 456, fig. 6.1–6.3]. Однако, по наблюдениям Стефана Макфилипса (Stephen McPhillips), они значительно отличаются по иконографическому репертуару от кашинных изделий с полихромной подглазурной росписью, которые можно увидеть в Хаме или Алеппо [31, p. 456]. Не исключено, что это местное производство Дамаска, имевшее свою специфику.

Вместе с тем контекст находки кувшина на Эски-Кермене хоть и не уточняет время его изготовления, но позволяет определить период появления сосуда на памятнике. С учетом датировки керамического комплекса, в котором сосуд был найден, это произошло не ранее начала XIII в. [18]. Верхняя дата, как уже упоминалось выше, может быть ограничена 1258–1259 годами. То есть, возможно, сосуд принадлежит к финальным разновидностям этой декоративной серии. В завершение ее характеристики следует отметить, что находки подобных изделий в археологических контекстах за пределами Ближнего Востока довольно редки 22. На территории Руси, например, где синхронный сирийский и иранский импорт известен довольно хорошо, к настоящему времени учтено лишь 3 обломка одного блюда из Старой Рязани, происходящие из контекста предположительно первой четверти XIII в. [11, с. 79]. Таким образом, Эски-Кермен является пока вторым местом в Восточной Европе, где найдена сирийская керамика с трехцветной подглазурной росписью.

Результаты. Предпринятое исследование позволило атрибутировать три группы ближневосточного керамического импорта, поступившего в византийскую Таврику в XII и XIII веках. Эти изделия пока уникальны для Крыма как по своему облику, так и по месту обнаружения. Это блюдо с полосой врезного орнамента и подцветкой потеками кобальтовой краски и кувшин с подглазурной трехцветной росписью, представляющие, скорее всего, одну из ранних (первая половина – середина XII в.) и позднюю (XIII в.) разновидности продукции сирийской Ракки, а также кувшин XII–XIII вв., предположительно из Ирана. Во-первых, они, в отличие от керамики с бирюзовой глазурью (монохромной и с росписью чер- ным) или же изделий с люстровой росписью, не относятся к массовой товарной продукции ближневосточных мастерских и довольно редко встречаются за пределами этого региона. Во-вторых, они впервые обнаружены в Крыму. В-третьих, кашинная ближневосточная керамика впервые найдена в удаленном от моря малом городском центре округи византийского Херсона, вне которого прежде встречалась крайне редко. Это обстоятельство свидетельствует о проживании в городе на Эски-Кер-мене довольно состоятельных представителей местного социума, нуждавшихся в подобных вещах, подчеркивающих их социальный статус. Дома этих людей располагались у центральной базилики и у крупного квартального храма города. Дополнительным аргументом в пользу обитания у базилики ценителя восточной экзотики служит находка здесь фрагментированной лампады сиро-египетского круга с росписью эмалями [7]. О сколько-нибудь регулярных поставках восточного импорта на городище говорить не приходится. Это могли быть либо личные вещи, прибывшие вместе со своими владельцами, либо изделия, привезенные под заказ или в дар, либо некие диковинки, купленные на рынке в Херсонесе, поскольку весь заморский импорт попадал в близлежащие селения, скорее всего, через этот центр.

В завершение отметим, что у исследователей «восточного фаянса», несмотря на длительное и довольно продуктивное его изучение, в особенности в последние десятилетия, остается еще немало вопросов, среди которых существенное место занимает уточнение ареала распространения тех или иных групп продукции сирийских и иранских мастерских. В этой связи экземпляры из Эски-Кермена весьма примечательны, поскольку они дополняют географию находок трех различных групп такой керамики.