Нарратив миграционного кризиса во французском политическом медиадискурсе: номинационный аспект

Миграционный кризис 2015 г. продолжает оказывать влияние на французскую политику и политический дискурс. В русскоязычном пространстве французские политические тексты являются важной частью формирования представления о Франции, поэтому важно понимать особенности трансляции дискурса при трансфере в другую лингвокультурную среду. Нами была поставлена цель выявить особенности французского политического медиадискурса о миграционном кризисе 2015 г. в аспекте номинаций основных нарративных узлов и акторов данного кризиса. Согласно Н. Д. Арутюновой, дискурс – это «связный текст в совокупности с экстралингвистическими […] факторами […], речь, рассматриваемая как целенаправленное социальное действие, как компонент, участвующий во взаимодействии людей и механизмах их сознания (когнитивных процессах)» [Арутюнова 1990: 136]. Медиадискурс – это «медийный способ трансляции социально-значимых образов, идей, знаний, информации, который представляет собой определенный медиа-режим» [Русакова, Грибовод 2014: 66–67]. Под политическим медиадискурсом понимается «совокупность речевых практик и продуктов речевой деятельности в сфере политических коммуникаций, актуализированных в средствах массовой информации, во всем богатстве и сложности их взаимодействия», адресованную самой широкой аудитории и распространяемую преимущественно при помощи средств массовой информации [Виноградова 2010: 46]. Миграционный дискурс – это «вид дискурса, в фокусе которого находятся мигранты «как этническое меньшинство и представители иной культуры» [Мощанская 2020: 48].

В 2015 г. в Европу прибыло 1,25 млн. беженцев, более 70 тыс. из которых, по официальным данным, решили осесть во Франции; число нелегальных мигрантов неизвестно. Итогом миграционного кризиса 2015 г. стал рост расходов на социальную сферу с одновременным увеличением нагрузки на системы социального обеспечения, уровня преступности и социальной напряжённости. Политический медиадискурс во Франции между 2015 г. (пиковый год по приёму мигрантов) и 2017 г. (президентские выборы и соответствующие кампании кандидатов) в значительной степени формировался вокруг проблемы миграции.

Основная часть

Материалом нашего исследования послужили около 90 текстов, опубликованных изданиями «Le Monde», «Le Figaro», «La Croix», «Les Échos», «Libération» с 7 января по 29 декабря 2015 г. Данные СМИ в полной мере представляют французский политический спектр: «Le Monde» – левоцентристское издание, «Le Figaro» – правое, «La Croix» – католическое, «Libération» – левое, «Les Echos» – либеральное издание, освещающее преимущественно экономические вопросы. Тексты переведены на русский язык автором исследования. Мы выделили семь событий, произошедших во Франции в 2015 г., являющихся, на наш взгляд, ключевыми для формирования миграционного дискурса:

• 1.    Террористический акт в редакции «Charlie Hebdo» 7 января 2015 г.

• 2.    Появление возле г. Кале лагеря для беженцев.

• 3.    Заявления премьер-министра Мануэля Вальса по поводу необходимости ужесточить меры по борьбе с терроризмом.

• 4.    Опубликование «Повестки дня по борьбе с миграцией» Европейской комиссии, где выдвигается идея распределения мигрантов по странам в соответствии со специальными квотами.

• 5.    Высказывание Николя Саркози о ситуации с мигрантами как о проблеме с «лопнувшей трубой», подвергнутое резкой критике со стороны его политических оппонентов.;

• 6.    Теракты 13 ноября 2015 г. в Париже.

• 7.    Протесты корсиканских националистов 25 декабря того же года.

При анализе текстов, посвящённых атаке на редакцию «Charlie Hebdo», мы выделили три группы номинаций для обозначения произошедшего теракта и нападавших: нейтральные (не связывающие произошедшее с каким-то внешним фактором, не дающие никакой дополнительной информации о произошедшем: l’attentat meurtrier (смертельное нападение); «l’Autre» («Другой»), un attentat terroriste (террористическая атака), les assaillants (злоумышленники)); культурные (действия террористов противопоставляются свободным республиканским ценностям Франции и связываются с «варварством» нападавших): acte d'une exceptionnelle barbarie (акт исключительного варварства), barbares (варвары), l'obscurantisme et la barbarie (мракобесие и варварство), религиозно-идеологические (au nom de l’islamisme radical (во имя радикального исламизма), idéologie meurtrière (смертоносная идеология), ceux qui croient pouvoir tuer au nom de l’islam (те, кто верит, что может убить во имя ислама), les islamistes radicaux (радикальные исламисты), l'islamisme (исламизм), jihadiste (джихадист). В текстах прослеживается чёткое разделение между исламизмом как радикальной идеологией, оправдывающей насилие религиозными мотивами, и исламом как религией. В рассмотренных текстах произошедшее не связывается с мигрантами и миграционным кризисом (мигранты не упоминаются ни разу).

В апреле 2015 г. около г. Кале, расположенного возле тоннеля под Ла-Маншем, по которому можно было попасть из Франции в Великобританию, появился лагерь беженцев, получивший название «Джунгли» (La Jungle). В изученных текстах используются номинации, подчёркивающие плачевное состояние лагеря и его жителей, а также гигантские размеры поселения: le bidonville de Calais (трущобы Кале), une marée de toiles de tentes bâchées et de cabanes de fortune (море тентовых палаток и самодельных хижин), un Sangatte bis, mais à ciel ouvert cette fois (второй Сангатт, но под открытым небом), camp humanitaire (гуманитарный лагерь), campements illicites (незаконные поселения). Жители лагеря в большинстве случаев нейтрально именуются migrants (мигрантами); другие номинации также содержат нейтральную оценку либо выражают жалость: ses étrangers (эти иностранцы), migrants de Calais (мигранты Кале), réfugiés (беженцы), demandeurs d'asile «dublinés» (просители убежища по Дублинскому регламенту), les malheureux (несчастные, жалкие). В целом о мигрантах в статьях говорится либо с сочувствием, либо нейтрально; акцент на происхождении мигрантов используется для описания структуры и сложностей лагеря, а также для рассказа личных историй попавших в лагерь людей. Подчёркивается опасность сложившейся ситуации, происходящее впервые начинает именоваться la crise de l’asile (кризис политического убежища). Происходит смещение дискурса с безусловной помощи мигрантам на проблемы жителей Кале.

На следующий день после атаки на «Charlie Hebdo» и последовавшей за ней серии терактов премьер-министр Франции Мануэль Вальс признал проблемы в работе по противодействию терроризму, пообещав устранить их [РИА Новости: эл. источник]. В отобранных текстах фокус делается на проблеме терроризма (Mercredi «post-Charlie » (среда «после Шарли»), «leçons» à tirer des attentats» (уроки, которые следует извлечь из терактов)) и на связях этого терроризма с исламизмом: la loi antiterroriste ciblant les filières djihadistes (закон по борьбе с терроризмом, направленный против джихадистских сетей), un renforcement de la surveillance du cyberdjihadisme et des sites extrémistes (усиление наблюдения за киберджихадизмом и экстремистскими сайтами). Серьёзность ситуации подчёркивается сравнением происходящего с военными действиями – М. Вальс прямо заявляет: «Oui, la France est en guerre contre le terrorisme» (Да, Франция в состоянии войны с терроризмом). Министр говорит об опасности, которую представляет исламизм (« Nous devons faire vivre les valeurs de la République, expulser les imams radicaux et déchoir de la nationalité française les personnes impliquées dans des réseaux terroristes islamistes. Il n'y aura pas un moment de répit pour ceux qui s'attaquent aux valeurs de la République » – «Мы должны отстаивать ценности Республики, изгнать радикальных имамов и лишить французского гражданства тех, кто причастен к исламистским террористическим сетям. У тех, кто посягает на ценности Республики, не будет ни секунды на то, чтобы восстановить силы») . М. Вальс апеллирует к национальному единству и защите «республиканских ценностей», используя такие выражения, как renforcer la cohésion nationale (укрепить национальное единство), la lutte contre le racisme et l’antisémitisme (борьба с расизмом и антисемитизмом), les thèmes de la République, de la laïcité et du vivre-ensemble (темы Республики, светскости и сосуществования).

19 апреля 2015 г. произошла одна из главных катастроф миграционного кризиса – крушение судна с несколькими сотнями мигрантов недалеко от о. Лампедуза. 23 апреля было проведено внеочередное заседание Европейского совета, где обсуждались меры борьбы с контрабандой людей. Наибольший резонанс вызвало предложение распределить мигрантов по странам ЕС по квотам [Потемкина 2015: 29–31]. В обсуждениях начинает проявляться тревога в отношении происходящего, что выражается в использовании следующих номинаций: la situation d’urgence en Méditerranée (чрезвычайная ситуация в Средиземноморье), l’afflux croissant de migrants (растущий приток мигрантов), la crise des réfugiés (кризис беженцев). Напряжённость ситуации подчёркиваются использованием милитарной лексики: les pays dits «de première ligne» (страны передовой линии), le «hot spot», («горячая точка»). В обсуждении этой темы начинают активно проявляться проблемы разделения беженцев (réfugiés) и экономических мигрантов (des migrants dits «économiques»), чтобы отличать людей, явно нуждающихся в международной защите, от так называемых «экономических» мигрантов, которые не имеют на нее права. Поднимается вопрос выявления террористов среди беженцев, который почти не затрагивался в предыдущих темах.

Комментируя предложение Еврокомиссии по распределению мигрантов, бывший Президент Франции и глава крупнейшей оппозиционной партии Николя Саркози на встрече с избирателями сравнил эту инициативу с серьёзным прорывом водопроводной трубы. Саркози подчеркнул, что сама иммиграция не является однозначно отрицательным явлением, но приток большего числа мигрантов, чем страна может принять и разместить, недопустим [Батырев 2015: электр. ресурс]. Эта неосторожная фраза стала предметом активной критики в адрес политика, сосредоточенной, правда, больше на неудачном выборе слов. Вырисовывается два взгляда на проблему: с одной стороны, Франции нужно продолжать принимать беженцев, всё, что требуется от Европы, – «понимание» и «радушие»; с другой – приём мигрантов представляет угрозу для государств, потому что поток мигрантов может оказать непредсказуемое влияние на принимающие общества. Описывая приток мигрантов, газеты подчёркивали масштабы происходящего: le fardeau de l'accueil des réfugiés (бремя приёма беженцев), l'afflux d'étrangers (наплыв иностранцев), la manière dont Bruxelles traite le problème de l’immigration (то, как Брюссель решает проблему иммиграции). Несмотря на более негативный тон, сохраняется сострадание по отношению к самим мигрантам: ces hommes et ces femmes sont nos frères dans l'espèce humaine (эти мужчины и женщины - наши братья по роду человеческому); les migrants ne sont pas des gens heureux. Сe sont des êtres humains, pas un sujet de meeting de cette façon (Мигранты – несчастные люди. Они – люди, а не субъекты подобных встреч).

Вечером 13 ноября 2015 г. в Париже и пригороде Сен-Дени произошли теракты, жертвами которых стали 130 человек и более 350 были ранены. Ответственность за это взяла на себя запрещённая на территории РФ группировка «Исламское государство» 1 . Для обозначения произошедшего в СМИ использовались следующие номинации: des multiples attaques terroristes (множественные террористические атаки), l'horreur des tueries aveugles (ужас слепых смертоубийств), cette soirée macabre (этот ужасный вечер), les attentats de vendredi à Paris et à

Saint-Denis (Seine-Saint-Denis) (пятничные теракты в Париже и Сен-Дени (департамент Сена-Сен-Дени)), scène d'une sanglante prise d'otages (кровавый инцидент с захватом заложников), une nuit d'horreur (ночь ужаса). Значительная часть текстов посвящена выяснению личностей террористов; было выяснено, что почти все kamikazes (террористы-смертники) находились под наблюдением французских и европейских служб безопасности. При описании террористов прослеживается попытка проследить, как именно они пришли к тому, что совершили; все участники террористских групп (équipes de terroristes) подверглись радикализации ИГИЛ 1 . Угроза терроризма сталкивается с джихадизмом, но не с исламом; наоборот, отмечается, что связь террористов с религией может сыграть на руку правым и крайне-правым политикам в преддверии региональных выборов. Французам предлагается объединиться перед лицом войны, которую объявили террористы (Les terroristes ont déclaré la guerre à la France). Франция предстает как жертва джихадистов, страдающая за свои республиканские «универсальные» ценности: La France est présentée, dans la propagande djihadiste et parfois dans des cercles plus larges, comme un pays hostile à l’islam et aux musulmans. La loi sur l’interdiction du port de signes religieux dans les écoles publiques en 2004 puis la loi interdisant la dissimulation du visage dans l’espace public en 2010 ont été présentées par certains prédicateurs comme des atteintes à la pratique de l’islam, voire comme une forme d’oppression des musulmans. – Франция представлена в джихадистской пропаганде, а иногда и в более широких кругах, как страна, враждебная исламу и мусульманам. Закон, запрещающий ношение религиозных символов в государственных школах в 2004 году, а затем закон, запрещающий сокрытие лица в общественных местах в 2010 году, были представлены некоторыми проповедниками как нападки на практику ислама или даже как форма притеснения мусульман.

Можно сказать, что в этот момент медиадискурс в отношении мигрантов достигает пиковой точки за 2015 г.: миграционный кризис – уже угроза не французской идентичности или рынку труда, но Франции как таковой и всему Европейскому союзу. Последнее отмеченное нами событие связано с переходом от споров к активному выражению недовольства по поводу мигрантов и миграции. С 25 по 28 декабря в Аяччо, столице Корсики, произошла серия демонстраций корсиканских националистов. 24 декабря группа полицейских попала в засаду, устроенную молодыми людьми, избивавшими полицейских и выкрикивавшими оскорбления в сторону корсиканцев. На следующий день под предлогом того, что устроившие засаду – беженцы, группа корсиканцев провела демонстрации, во время которых был сожжен мусульманский молельный зал и подожжены Кораны. Демонстранты выкрикивали на корсиканском языке такие ксенофобные лозунги, как «Arabi fora!» («Арабы – вон!»). Корсиканские политики-националисты заявили, что их взгляды не узаконивают ксенофобию, обвинив в протестах французский национализм [BBC 2015: электр. ресурс]. Начавшиеся 25 декабря манифестации против арабов осуждаются как расистские и ксенофобные, разграбление мусульманской молельни – как акт исламофобии и вандализма. В отношении произошедшего используются следующие номинации: les dérapages racistes (расистские нападения), débordements (беспорядки), les manifestations de xénophobie (ксенофобские демонстрации). При этом подчёркивается противопоставление ксенофобии и корсиканского национализма.

Заключение

Таким образом, мы можем наблюдать, как в течение 2015 г. изменялся французский миграционный медиадискурс: если в начале не проводилось различий между беженцами и мигрантами, акцент делался на помощи, которую необходимо оказывать всем вне зависимости от происхождения и причин прибытия во Францию, то позже речь шла об угрозе «французской идентичности» и физической безопасности жителей Франции. Главной опасностью для Франции стал терроризм, а не мигранты.

При переводе текстов с французского на русский язык было крайне важно в точности передать номинации, обозначающие мигрантов, в частности, разницу между понятиями «беженец», «проситель убежища» и «мигрант», а также между понятиями «мусульмане» и «исламисты».