Традиции монголоведных исследований в региональной историографии XIX- начала XXI вв

Геополитическое положение России, географически и исторически относящейся и к Европе, и к Азии, определяла высокий уровень развития востоковедения. Это дало толчок к развитию во второй половине XIX в. «евразийству», евразийской науке XX в. Проблема «евразийства» в современной востоковедной науке занимает одно из приоритетных положений, актуальность ее методологической разработки вызывается требованиями политической жизни России.

Основными положениями, надолго определившими российскую историографию, были, по мнению востоковеда Ю.В. Кривошеева: «Сень варварства омрачив горизонт России, сокрыла от нас Европу...», «Россия, терзаемая монголами, напрягала силы единственно для того, чтобы исчезнуть: нам было не до просвещения!». «Ордынское иго как причина отставания Руси от «государств европейских» – таков первый вывод Н.М. Карамзина. Второй вывод российского ученого-историографа относится к внутреннему развитию Руси в «монгольские века». Он не соответствует сказанному прежде, не вытекает из него и более того противоречит, ибо, оказывается, монголы принесли на Русь не только «кровь и слезы», но и благо: благодаря им, были ликвидированы междоусобия и «восстановлено самодержавие», сама Москва была «обязана своим величием ханам» [5, с. 87].

Н.М. Карамзин первым из историков выделил влияние монгольского нашествия на развитие Руси в большую самостоятельную проблему отечественной науки [1, с 132].

В исторических конкурсах 1826 и 1832 гг. на тему: «Какие последствия произвело господство монголов в России...» были определены своеобразные акценты в этой проблематике: 1) существенно большее место теперь уделяется необходимости изучения собственно истории Золотой Орды, 2) только намеченная прежде направленность на «владычество» монголов на Руси теперь развивается в целую концепцию, здесь говорится (в духе «норманской проблемы») о «монгольской династии», образующей «необходимое звено Российской истории». Монгольские ханы – «ужас и бич» России – держали ее «в узах безусловного порабощения», а «венцом и жизнию» князей распоряжались «своенравно». Так была заложена основа будущих - не только XIX, но и XX в. - ис с ледований по русско-ордынской проблематике [5, с. 91].

Великий российский историк С.М. Соловьев в «Истории России с древнейших времен» призывал не прерывать естественную нить событий

- именно постепенный переход родовых княжеских отношений в государственные – и вставлять татарский период, выдвигать на первый план татар, татарские отношения, вследствие чего необходимо закрываются главные явления, главные причины этих явлений» [8, с. 54.]

Во второй половине века XIX в. формируются два магистральных пути изучения «монгольского вопроса». Первый, восходящий к традициям, заложенным Н.М. Карамзиным и Х.Д. Френом, и представленный рядом крупных монголоведов того времени, исходит из значительной, а временами определяющей и всеохватывающей роли монголов в средневековой русской истории. Второй путь связан с именем, прежде всего С.М. Соловьева, а также его продолжателей, среди которых выделяются имена В.О. Ключевского, С.Ф. Платонова, а в первой трети XX в. М.Н. Покровского и А.Е. Преснякова. Для этих ученых главным остается естественный ход внутренней жизни средневековой Руси, не подверженной, по крайней мере, кардинальным образом изменениям. Так, С.Ф. Платонов считал монгольское иго лишь «случайностью в нашей истории». Поэтому, писал он, «мы можем рассматривать внутреннюю жизнь русского общества в XIII в., не обращая внимания на факт татарского ига» [5, с. 97].

Кафедра монгольского языка Казанского университета за 22 года своего существования (18221855) провела огромную и плодотворную учебнопедагогическую, методическую и научную работу. За эти годы, по определению монголоведа Д.Б. Улымжиева «… была подготовлена плеяда ученых-монголоведов» [9, с. 6].

С востоковедческой деятельностью Казанского университета связано становление академического образования в среде бурятского населения, которое в этот период было представлено именами Доржи Банзарова, Галсан Гомбоева, А.А. Бобровникова.

С начала XVIII в. в Иркутске началась подготовка специалистов монгольского языка. Трудами представителей православной церкви начинается сбор сведений исторического и этнографического характера о монголоязычных народах, населяющих Байкальский регион. Обзорные статьи по отдельным проблемам этого процесса были опубликованы в трудах российских востоковедов В.В. Григорьева, П.С. Савельева, Г.Н. Потанина, А.В. Потаниной, А.П. Щапова и других русских демократов-просветителей.

Вопросы миссионерской образовательной де- ятельности Русской православной церкви рассматривались в церковной литературе с XVII в.: «Сибирской летописи», «Истории Сибирской» С. Ремезова, где было идеологически обосновано присоединение Сибири к России и рассматривались вопросы христианско-просветительской деятельности русского народа по отношению к коренному населению, в том числе бурят-монголам.

В историографии данного вопроса, в трудах церковных авторов и сибирских церковных деятелей XVIII-X I X в. ис т ория миссионерской образовательной деятельности рассматривалась на страницах: «Иркутских..», «Забайкальских епархиальных ведомостей» и «Приложений..» к ним, в «Трудах православных миссий Восточной Сибири», «Трудах православных миссий Иркутской епархии», «Миссионерского обозрения» «Православного вестника» и других церковных изданий, регулярно публиковались отчеты миссий, статьи и записки миссионеров, «Дневники..» архиепископов иркутских и нерчинских Вениамина, Нила, Иринея, архимандрита Никодима, отца Мелетия, иеромонаха Нестора, священника П. Громова, других иерархов правосланой церкви и рядовых миссионеров. Освещались проблемы христианизации аборигенного населения края [2, с. 161].

В их трудах, по замечанию исследователя З.А. Шагжиной «традиционные религии сибирских народов представлены как символы языческого невежества и косности, для борьбы с которыми православная церковь прилагает огромные усилия, используя приемы и методы, преодолевая трудности и преграды на пути утверждения правильной религии – православного христианства» [12, с. 8-9].

В 1725 г. в Иркутске при Вознесеновском монастыре была открыта «Мунгало-русская школа – первая школа в Восточной Сибири, главной задачей которой была подготовка переводчиков монгольского языка, а также миссионерская деятельность.

В этот же период в Верхнеудинске, Кяхте, Иркутске активную монголоведную работу ведет один из крупнейших энтузиастов – монголоведов того времени Александр Васильевич Игумнов (1761-1834 гг.). В совершенстве владея бурятским и монгольским языками, он был востребован на государственной и дипломатической работе. «Источники, которыми мы пользовались, твердят в один голос о том, что А.В. Игумнов не ограничивался только исполнением служебных обязанностей, что он делился своими знаниями в языках, занимался переводами и т.д.» (цит. по: Чимитдор- жиев Ш.Б.) [10, с. 6].

Именно А.В. Игумнов стал настоящим учителем восточных языков для приехавших из Казанского университета О.М. Ковалевского и А.В. Попова. Его роль в языковом становлении родоначальников российского монголоведения неоспорима.

В наши дни проблема становления иркутского востоковедения раскрывается в трудах Н.О. Шаракшиновой, Е.М. Даревской, Н.Е. Единар-ховой, К.Л. Малакшанова, В.В. Свинина, Ю.В. Кузьмина, Е.И. Лиштованного и других восточносибирских ученых [6, с. 9].

23 сентября 1833 г. (по ст.) в приграничном городе Троицкосавске состоялось официальное открытие Русско-монгольской войсковой 4-х бурятских полков школы. По учебной программе, которая была составлена О.М. Ковалевским по просьбе Иркутского гражданского губернатора И.Б. Цейдлера, войсковая школа стояла близко к уездному училищу, но с рядом существенных отличий [4, с. 8].

Находившийся в 1830-1833 гг. в Забайкалье среди селенгинских бурят О.М. Ковалевский, посланный туда для совершенствования в монгольском языке по предположению бурятского ученого Н.В. Кима, подсказал идею о направлении нескольких лучших учеников русско-монгольской школы в Казань для продолжения обучения в гимназии. Несмотря на препоны царских чиновников, возник редчайший в Российской империи прецедент: четырех инородческих детей, в том числе и Доржи Банзарова, и вместе с ними ламу-наставника Галсана Никитуева приняли 25 января 1836 г. на казенный кошт в Казанскую гимназию. С этого времени начинается официальное обучение представителей бурятского народа в академических учебных образовательных заведениях России европейского образца.

В то же время, распространившееся с XVII в. вертикальное уйгурско-монгольское письмо на протяжении нескольких столетий являлось родным письменным языком бурятского народа. На нем велось делопроизводство, были написаны исторические хроники, летописи, родословные и созданы оригинальные фольклорнохудожественные сочинения. Старомонгольская письменность составляет общее культурное достояние монгольских народов, которую, несмотря на обилие наречий и говоров, успешно применяли ее во многих регионах монгольского мира.

Открытие дацанских школ, в которых пре- подавалось монгольское письмо, как указывают бурятские ученые Ш.Б. Чимитдоржиев и Т.М. Михайлов, привело к росту грамотности среди бурятского населения. Дацанское образование до XIX в. являлось почти единственным очагом просвещения [11, с. 11].

Первая светская, так называемая «навигацкая школа» открылась в Иркутске в 1754 г. В 1789 г. на основании нового положения об училищах в Иркутске учреждается малое и главное народные училища. В главном училище обучали русскому языку, арифметике, гражданской истории, географии, естественной истории, геометрии, архитектуре, механике, физике, латинскому языку. Это была по существу первая общеобразовательная школа. В 1790-1793 гг. в целях подготовки переводчиков для торговых, дипломатических и военных надобностей на Востоке вводится преподавание монгольского, китайского, маньчжурского и японского языков, но в 1794 г. обучение этим языкам прекратилось.

Как отмечают Г.Л. Санжиев и Е.Г. Санжиева: «13 февраля 1793 г. в Верхнеудинске было открыто малое народное училище, которое являлось первой школой в Забайкалье и Дальнем Востоке и третьей во всей Восточной Сибири» [7, с. 197].

На протяжении первой половины XIX в. было открыто 11 бурятских училищ: в 1816 г. – Идинское и Тункинское, в 1818 г. – Селенгинское, в 1835 г. – Аларское и Бажеевское, в 1842 г. – Агинское, в 1844 г. – Баргузинское и др. В бурятских училищах обучали русскому языку, «предметам для приходских училищ положенным и монгольской грамоте». К 60-м гг. XIX в. из 11 учил и щ всле д ствие реакционной политики Николая I действовало всего 4.

Процессы обучения светской грамоте бурятского населения не могли не привести к появлению первых учителей из числа бурят – Яков Болдонов, Николай Алексеев, Федор Хуреганов, Цыбик Онгодов, Содномпил Чайванов, Матвей Махусаев и др. Самым первым бурятским учителем был Федор Санжихаев. В 1790 г. он был определен учителем монгольского языка в Иркутском народном училище, преобразованном позднее в гимназию [7, с. 201].

Поступление Д. Банзарова в 1836 г. в Казанскую гимназию, затем университет, блестящая защита кандидатской диссертации на тему «Чер- ная вера, или шаманство у монголов» в 1846 г., огромная эрудиция бурятского ученого в области востоковедения и знание большого количества языков, на наш взгляд, знаменовали определенный уровень развития светского европейского образования бурятского народа.

В Казанском и Петербургском университете прошло становление ученого, овладевшего европейской наукой и cветскими знаниями бывшего буддийского ламы Галсана Гомбоева, который по праву занимает почетное место среди востоковедов России 1-й половины XIX в.

Таким образом, процессы развития европейского образования бурятского населения в 1-й половине XIX в., давшие мировому востоковедению имена выдающихся ученых, не вызывают сомнения в современной исторической науке. Раскрытие процессов становления востоковедной науки Бурятии является задачей историографов XXI в.