Традиции востоковедных исследований в трудах российских ученых-востоковедов Байкальского региона в XIX - нач. XXI вв

Геополитическое положение России, географически и исторически относящейся и к Европе и к Азии, определяло высокий уровень развития востоковедения. Это дало толчок к развитию во второй половине XIX в. «евразийству», евразийской науке XX в. Проблема «евразийства» в современной востоковедной науке занимает одно из приоритетных положений, актуальность ее методологической разработки вызывается требованиями политической жизни России.

Основными положениями, надолго определившими российскую историографию, были, по мнению востоковеда Ю.В. Кривошеева, следующие «Сень варварства омрачив горизонт России, сокрыла от нас Европу…», «Россия, терзаемая Монголами, напрягала силы единственно для того, чтобы исчезнуть: нам было не до просвещения!». Ордынское иго как причина отставания Руси от «государств Европейских» – таков первый вывод Н.М. Карамзина. Второй вывод российского ученого-историографа относится к внутреннему развитию Руси в «монгольские века». Он не соответствует сказанному прежде, не вытекает из него и, более того, противоречит, ибо, оказывается, монголы принесли на Русь не только «кровь и слезы», но и благо: благодаря им были ликвидированы междоусобия и «восстановлено самодержавие», сама Москва была «обязана своим величием ханам» [3].

Н.М. Карамзин первым из историков выделил влияние монгольского нашествия на развитие Руси в большую самостоятельную проблему отечественной науки [1, с. 132].

В исторических конкурсах 1826 и 1832 гг. на тему «Какие последствия произвело господство Монголов в России…» были определены своеобразные акценты в этой проблематике: 1) существенно большее место теперь уделяется необходимости изучения собственно истории Золотой Орды, 2) только намеченная прежде направленность на «владычество» монголов на Руси теперь развивается в целую концепцию. Говорится (в духе «норманнской проблемы») о «монгольской династии», образующей «необходимое звено Российской истории». «Ужас и бич» России – монгольские ханы – держали ее «в узах безусловного порабощения», а «венцом и жизнию» князей распоряжались «своенравно». Так была заложена основа будущих – не только XIX, но и XX в. – исследований по русско-ордынской проблематике [5, с. 91].

Великий российский историк С.М. Соловьев в «Истории России с древнейших времен» призывал не прерывать естественную нить событий – именно постепенный переход родовых княжеских отношений в государственные – и вставлять татарский период, выдвигать на первый план татар, татарские отношения, вследствие чего необходимо закрываются главные явления, главные причины этих явлений [8, с. 54].

Во второй половине века XIX в. формируются два магистральных пути изучения «монгольского вопроса». Первый, восходящий к традициям, заложенным Н.М. Карамзиным и Х.Д. Френом, и представленный рядом крупных монголоведов того времени, исходит из значительной, а временами опре- деляющей и всеохватывающей роли монголов в средневековой русской истории. Второй связан с именем прежде всего С.М. Соловьева, а также его продолжателей, среди которых выделяются имена В.О. Ключевского, С.Ф. Платонова, а в первой трети XX в. М.Н. Покровского и А.Е. Преснякова. Для этих ученых главным остается естественный ход внутренней жизни средневековой Руси, не подверженной, по крайней мере кардинальным образом, изменениям. Так, С.Ф. Платонов считал монгольское иго лишь «случайностью в нашей истории». Поэтому, писал он, «мы можем рассматривать внутреннюю жизнь русского общества в XIII в., не обращая внимания на факт татарского ига» [5, с. 97].

Кафедра монгольского языка Казанского университета за 22 года своего существования (18221855) провела огромную и весьма плодотворную учебно-педагогическую, методическую и научную работу. За эти годы, по определению монголоведа Д.Б. Улымжиева, «.. была подготовлена плеяда ученых-монголоведов [9, с. 6].

С востоковедческой деятельностью Казанского университета связано становление академического образования в среде бурятского населения, которое в этот период было представлено именами Дор-жи Банзарова, Галсана Гомбоева, А.А. Бобровникова.

С начала XVIII в. в Иркутске началась подготовка специалистов монгольского языка. Трудами представителей православной церкви начинается сбор сведений исторического и этнографического характера о монголоязычных народах, населяющих Байкальский регион. Обзорные статьи по отдельным проблемам этого процесса были опубликованы в трудах российских востоковедов В.В. Григорьева, П.С. Савельева, Г.Н. Потанина, А.В. Потаниной, А.П. Щапова и других русских демократов-просветителей.

Вопросы миссионерской образовательной деятельности Русской православной церкви рассматривались в церковной литературе с XVII в.: «Сибирской летописи», «Истории Сибирской» С. Ремезова, где было идеологически обосновано присоединение Сибири к России и, что немаловажно для нас, рассматривались вопросы христианско-просветительской деятельности русского народа по отношению к коренному населению, в том числе бурят-монголам [2, с. 161].

Здесь нельзя не упомянуть, что в историографии данного вопроса, в трудах церковных авторов и сибирских церковных деятелей XVIII–XIX вв. история миссионерской образовательной деятельности рассматривалась на страницах: «Иркутских…», «Забайкальских епархиальных ведомостей» и «Приложений...» к ним, в «Трудах православных миссий Восточной Сибири», «Трудах православных миссий Иркутской епархии», «Миссионерского обозрения», «Православного вестника» и других церковных изданий регулярно публиковались отчеты миссий, статьи и записки миссионеров, «Дневники…» архиепископов иркутских и нерчинских Вениамина, Нила, Иринея, архимандрита Никодима, отца Мелетия, иеромонаха Нестора, священника П. Громова, других иерархов православной церкви и рядовых миссионеров. Освещались проблемы христианизации аборигенного населения края [2, с. 161].

В их трудах, по замечанию исследователя З.А. Шагжиной, «традиционные религии сибирских народов представлены как символы языческого невежества и косности, для борьбы с которыми православная церковь прилагает огромные усилия, используя приемы и методы, преодолевая трудности и преграды на пути утверждения правильной религии – православного христианства» [12, с. 8-9].

В 1725 г. в Иркутске при Вознесеновском монастыре была открыта «Мунгало-русская школа». Это была первая школа в Восточной Сибири, главной задачей которой была подготовка переводчиков монгольского языка, а также миссионерская деятельность.

В этот же период в Верхнеудинске, Кяхте, Иркутске активную монголоведную работу ведет один из крупнейших энтузиастов-монголоведов того времени Александр Васильевич Игумнов (1761-1834 гг.). В совершенстве владея бурятским и монгольским языками, он был востребован на государственной и дипломатической работе. По замечанию Ш.Б. Чимитдоржиева, «источники, которыми мы пользовались, твердят в один голос о том, что А.В. Игумнов не ограничивался только исполнением служебных обязанностей, что он делился своими знаниями в языках, занимался переводами и т.д.» [10, с. 6].

Именно А.В. Игумнов стал настоящим учителем восточных языков для приехавших из Казанского университета О.М. Ковалевского и А.В. Попова. Его роль в языковом становлении родоначальников российского монголоведения неоспорима.

В наши дни проблема становления иркутского востоковедения раскрывается в трудах Н.О. Ша-ракшиновой, Е.М. Даревской, Н.Е. Единарховой, К.Л. Малакшанова, В.В. Свинина, Ю.В. Кузьмина, Е.И. Лиштованного и других восточно-сибирских ученых [6, с. 9].

23 сентября 1833 г. (по ст. ст.) в приграничном городе Троицкосавске состоялось официальное открытие Русско-монгольской войсковой 4-х бурятских полков школы. По своей учебной программе, которая была составлена О.М. Ковалевским по просьбе Иркутского гражданского губернатора И.Б. Цейдлера, войсковая школа стояла близко к уездному училищу, но с рядом существенных отличий. [4, с. 8].

Находившийся в 1830-1833 гг. в Забайкалье среди селенгинских бурят О.М. Ковалевский, посланный туда для совершенствования в монгольском языке, по предположению бурятского ученого Н.В. Кима, подсказал идею о направлении нескольких лучших учеников русско-монгольской школы в Казань, для продолжения обучения в гимназии. Несмотря на препоны царских чиновников, возник редчайший в Российской империи прецедент: четырех инородческих детей, в том числе и Доржи Банзаро-ва, и вместе с ними ламу-наставника Галсана Никитуева приняли 25 января 1836 г. на казенный кошт в Казанскую гимназию. С этого времени начинается официальное обучение представителей бурятского народа в академических учебных образовательных заведениях России европейского образца.

В то же время распространившееся с XVII в. вертикальное уйгурско-монгольское письмо на протяжении нескольких столетий являлось родным письменным языком бурятского народа. На нем велось делопроизводство, были написаны исторические хроники, летописи, родословные и созданы оригинальные фольклорно-художественные сочинения. Старомонгольская письменность составляет общее культурное достояние монгольских народов, которые, несмотря на обилие наречий и говоров, успешно применяли ее во многих регионах монгольского мира [11, с. 11].

Открытие дацанских школ, в которых преподавалось монгольское письмо, как указывают бурятские ученые Ш.Б. Чимитдоржиев и Т.М. Михайлов, привело к росту грамотности среди бурятского населения. Дацанское образование до XIX в. являлось почти единственным очагом просвещения [11, с. 11].

Первая светская так называемая «навигацкая школа» открылась в Иркутске в 1754 г. В 1789 г. на основании нового положения об училищах в Иркутске учреждается малое и главное народные училища. В главном училище обучали русскому языку, арифметике, гражданской истории, географии, естественной истории, геометрии, архитектуре, механике, физике, латинскому языку. Это была по существу первая общеобразовательная школа. В 1790-1793 гг. в целях подготовки переводчиков для торговых, дипломатических и военных надобностей на Востоке вводится преподавание монгольского, китайского, маньчжурского и японского языков, но в 1794 г. обучение этим языкам прекратилось.

Как отмечают в своей работе бурятские ученые Г.Л. Санжиев и Е.Г. Санжиева, «13 февраля 1793 г. в Верхнеудинске было открыто малое народное училище, которое являлось первой школой в Забайкалье и Дальнем Востоке и третьей во всей Восточной Сибири» [7, с. 197].

На протяжении первой половины XIX в. было открыто 11 бурятских училищ: в 1816 г. – Идинское и Тункинское, в 1818 г. – Селенгинское, в 1835 г. – Аларское и Бажеевское, в 1842 г.- Агинское, в 1844 г. – Баргузинское и др. В бурятских училищах обучали русскому языку, «предметам, для приходских училищ положенным, и монгольской грамоте». К 60-м годам XIX в. из 11 училищ, вследствие реакционной политики Николая I, действовало всего 4.

Процессы обучения светской грамоте бурятского населения не могли не привести к появлению первых учителей из числа бурят – Яков Болдонов, Николай Алексеев, Федор Хуреганов, Цыбик Он-годов, Содномпил Чайванов, Матвей Махусаев и др. Самым первым бурятским учителем был Федор Санжихаев. В 1790 г. он был определен учителем монгольского языка в Иркутском народном училище, преобразованном позднее в гимназию [7, с. 201].

Поступление Д. Банзарова в 1836 г. в Казанскую гимназию, затем университет, блестящая защита кандидатской диссертации на тему «Черная вера, или шаманство у монголов» в 1846 г., огромная эрудиция бурятского ученого в области востоковедения и знание большого количества языков, на наш взгляд, знаменовали определенный уровень развития светского европейского образования бурятского народа.

В Казанском и Петербургском университете прошло становление ученого, овладевшего европейской наукой и cветскими знаниями, бывшего буддийского ламы Галсана Гомбоева, который по праву занимает почетное место среди востоковедов России первой половины XIX в.

Таким образом, процессы развития европейского образования бурятского населения в первой половине XIX в. дали мировому востоковедению имена выдающихся ученых. Раскрытие процессов становления востоковедной науки Бурятии является задачей историографов XXI в.