Учащиеся духовных учебных заведений Саратовской губернии в революционном движении

Острый системный кризис охватил в начале ХХ в. всех трех участников симфонического союза – государство, общество и Православную церковь. Он проник и в стены духовной школы, которую все труднее было назвать «рассадником веры».

Семинарии и духовные училища являлись в начале ХХ в. одновременно сословными школами для детей духовенства (хотя в них допускались представители иных сословий, но их процент был низким) и учебными заведениями по подготовке кадров церковно- и свя-

ИЗВЕСТИЯ ВГПУ щеннослужителей. В условиях нарастания революционных и атеистических общественных настроений от пастырей церкви требовался не только высокий уровень богословской подготовки, но и знания современных им философских и политических теорий, стремление к высоким стандартам своего духовного служения. Однако выпускники семинарии все чаще стали порывать с духовным званием, переходить на службу в другие ведомства и даже пополнять ряды профессиональных революционеров и участвовать в деятельности иных политических партий, притом, что официальная позиция Святейшего Синода продолжала культивировать идеи аполитичности и надсоциальности Православной церкви и ее вероучения.

Причин для этого было немало: христианское воспитание, полученное в семье, и духовное образование не позволяли части выпускников семинарии быть простыми «ретрансляторами» казенных идейных установок. «Соль земли», «свет миру» – таким был формируемый этими институтами образ священника. Особое значение в социальной психологии духовенства занимали идеи пастырского долга, стремление к распространению в обществе высоких моральных ценностей и идеалов, требующих следовать справедливости, в том числе и социальной, что и приводило выходцев из духовной среды в политику. Сказались и низкое материальное обеспечение, особенно сельского духовенства, их близость к крестьянству, его заботам и чаяниям, что предопределило их борьбу, прежде всего, за крестьянские интересы и землю.

Серьезный кризис в начале ХХ в. испытывала и духовная школа в целом. По мнению современников, семинарии, так и не ставшие богословскими школами, были нацелены на подготовку, прежде всего, «служителей ведомства православного исповедания», требои-сполнителей и ретрансляторов казенных идей. «Мертвое царство», «Бастилия духа» – такими эпитетами награждали свои alma mater семинаристы.

Многих семинаристов не привлекала стезя пастыря вообще. В духовном ведомстве, по мнению одного из благочинных, «если и оставались лица, то это можно назвать плохим отбросом, который идет на просвещение народа … сюда вступают большей частью недоучки, и то без надлежащего обеспечения в жизни» [4. Л. 47–47 об.]. Специально созданные епархиальные комиссии даже вынуждены были замещать образовавшиеся вакансии священни- ков дьяконами, а дьяконов – лицами, не имевшими специального образования. В результате этого в 1909 г. в Саратовской епархии священников с академическим духовным образованием, семинарией или гимназией было 77,2%; дьяконов, окончивших семинарии, гимназии или духовные училища, – 29,1%; псаломщиков с тем же образованием – 33% [1(прил.). С. 24–25, 30–31].

Но главным показателем кризиса духовной школы, на наш взгляд, является следующее парадоксальное заявление саратовских семинаристов: «Если в светской школе еще дают кое-какие реальные знания, то наша семинария этих знаний нам не дает, напротив, стремиться затемнить наши головы, набив пустыми бреднями и измышлениями – богословием (курсив мой. – О.С.]» [2. Л. 20 об.]. Таким образом, они отрицали сам церковный характер учебного заведения, что стало данью революционному и атеистическому духу времени.

В семинарскую среду проникают идеи радикальных партий, прежде всего самой влиятельной из них – эсеров, которые благодаря терактам для многих современников имели героический ореол.

В Саратове было организованно отделение Всероссийского общесеминарского союза, находящегося под влиянием партии эсеров [3; 2; 5; 6; 7; 8, с. 5, 7, 9]. Своей целью союз провозглашал объединение семинаристов в борьбе за «свободную школу» против «общих врагов» – Синода, архиереев, начальства и правительства. Среди прочих программных положений общесеминарского союза был протест против церковного собора, который «при самодержавном строе …будет состоять в большинстве из «во Христе Бозе» жандармствую-щих попов и монахов и, вообще, черносотенцев» [2. Л. 18]. Монахи-преподаватели назывались «вредными», признавалось необходимым их удаление всеми возможными способами, «кроме террора».

Однако летом 1907 г. на IV Всероссийском съезде общесеминарского союза, который проходил в Финляндии, было принято решение об осуществлении террористических актов против митрополитов, архиепископов, ректоров и инспекторов семинарии [2. Л. 73].

В 1911 г. группа саратовских семинаристов убила инспектора семинарии А.И. Це-лебровского. В связи с расследованием дела о Саратовском отделе Всероссийского общесеминарского союза и об убийстве инспектора семинарии вскрылись многие показатель- ные факты. Бойкоты семинаристами учителей, экзаменов и занятий, разбрасывание петард на уроках, применение «химических обструкций» (использование зловонных жидкостей) и т.п. стали обычным явлением.

В Камышинском духовном училище ученики забросали кружками с горячим чаем своего преподавателя. Начальница Саратовского епархиального духовного училища для девочек предпочитала не появляться на службе, чтобы не сталкиваться со своими воспитанницами [6. Л. 3].

Убитому впоследствии инспектору Саратовской семинарии ученики писали оскорбительные прозвища на стенах и анонимные письма с угрозами, свистели вдогонку, а однажды вызвали к нему представителя похоронного бюро, чтобы выяснить размер гробика для его живого ребенка [9, с. 10].

В Саратовской духовной семинарии была изъята при обыске запрещенная литература, в том числе и атеистического содержания. Среди семинаристов тайно распространялись сам-издатовские журналы с карикатурами на Саратовского епископа Гермогена. Хор питомцев этой семинарии отказался петь во время богослужения «Многие лета» епархиальному преосвященному, протестуя тем самым против его активного участия в организации православно-монархических партий и союзов [2. Л. 5].

Так семинаристы и ученики духовных учебных заведений представляли себе методы борьбы за политическое и культурное освобождение народа. Большую часть этих действий скорее можно квалифицировать как хулиганство, которое, кстати, по мнению современников, получило широкое распространение в межреволюционный период и объяснялось как поведение личности, находящейся на распутье, утратившей доверие к авторитету традиционных ценностей, моральных установок, но не нашедшей им замену или поверхностно усвоившей новые. Тем самым и духовное образование, как один из важнейших институтов традиционного общества, все больше утрачивало свое прямое назначение – духовно воспитывать человека по образу Христа.

Конечно, нельзя утверждать, что все семинаристы и учащиеся духовных училищ поддерживали подобные действия. Но все это свидетельствовало о необходимости скорейшей реформы духовной школы, обсуждение которой широко велось в преддверии Собора Русской Православной Церкви. Собор постоянно откладывался и был созван только после Февральской революции. Дальнейшие политические перемены сняли вопрос о реформе с повестки дня.