Значение "Огузнаме" в формировании и развитии каракалпакских героических дастанов

Древний письменный литературный памятник «Огузнаме», отражающий историю, культуру и мировоззрение тюркских народов, стал известным в науке только в XVII в., хотя был создан в IX-X вв. Некоторые исследователи даже выдвигают довольно обоснованные факты о появлении данного памятника еще в VI в. [1, с. 1521; 2, с. 12-24].

Связанный с историко-этнической судьбой тюркских родоплеменных сообществ, данный памятник ценен тем, что выявляет богатый материал о генезисе и формировании не только туркменского народа, но и народов СевероКавказского и Средне-Азиатского регионов, и является основным источником формирования и развития эпического жанра в устном народном творчестве данных народов. Например, особенный интерес для фольклористов вызывает преимущественное отражение в каракалпакских героических дастанах многих эпических моти вов из «Огузнаме».

Результаты сравнительного исследования каракалпакских героических дастанов и «Огузнаме» указывают на наличие в них многих явных сходств мотивов. Однако в каракалпакских эпо-сах они являются позднейшими напластованиями данных архаических мотивов. Например, мать Коблана Боз кемпир («Коблан») и мать Маспатшы Зерда пери («Маспатша»), будучи беременными, испытывали непреодолимое желание поесть тигриного мяса. Как нам известно, в основе этого мотива лежит представление так называемой симпатической магии.

Весьма существенную роль в эпической биографии будущего богатыря и в каракалпакских дастанах, и в «Огузнаме» играли мотивы «чудесного рождения» и «героического детства». Например, в эпосе «Караман» главный герой, будучи ребенком, описывается следующим образом:

Бейнесине нэзер салсац, Тостагандай еки кези Еки колы, еки аягы.

Керген жанды сескендирер, Карлы булттай кабагы.

Козин туесе зоррец кал нас.

Бойын керсен минар киби, Айдар шашы кулаш-кулаш. Нышанасы жудэ толы, Сексен тез бардыр хэр колы. [3, с. 389]

Вообще подобная тенденция описания внешнего вида героя присуща всем каракалпакским героическим дастанам. Почти все богатыри дас-танов наделены особенной силой еще с детства, как в «Огузнаме». Широкая распространенность подобных мотивов в тюркоязычном фольклоре свидетельствует о традиционности и генетическом единстве истоков эпического творчества данных народов. По поводу этого мотива В.М. Жирмунский высказывает следующее мнение: «Древнейшие мотивы чудесного рождения объединяют эпос и сказку, и восходят к повсеместно распространенным народным представлениям, сложившимся на ранних стадиях развития человеческого общества» [4, с. 318].

Уш кунде бала отырып, Жети кунде журеди. Он терт кунде тили шыгып, Оз-езинен куледи.

Жаца кыркы толганда, Адамга бас бермейди. Сол кеткеннен кетеди, Аслан менен таласкан, Бэлент тауга жетеди, Садак атып ац аулап.

Озинше мэслик етеди. [3, с. 310]

Посмотришь на тело его, Оба глаза подобны мискам. Две руки, две ноги, Пугают увидевшего, Веки, как снежные тучи, Взгляд твой убивают, Рост, как минарет высокий, Хохлы целая охапка, Тело его совершенно, По восемьдесят овчин каждая рука.

Для всех эпических сказаний тюркских народов характерно то, что герой очень быстро растет и показывает свою силу еще в юном, иногда младенческом возрасте, совершая подвиг, нередко непосильный для старших. Эти качества имеет и Огуз, и герои каракалпакских героических дастанов. Сразу же после рождения Огуз начинает говорить, просит дать ему мяса, кумыса; через сорок дней новорожденный начинает ходить и играть. Ноги его напоминают ноги быка, туловище - волчьи бока, плечи подобны плечам соболя; телосложением он похож на медведя. Схожую картину можно увидеть в эпической биографии, например, Карамана:

В день третий он уже сидел, В день седьмой стал ходить. Когда дней четырнадцать прошло, Он стал улыбаться.

Прошло сорок дней.

Ослушавшись старших, Уходит он к высоким горам, Вершины которых равнялись небу. Охотничал, стреляя из лука, Тем сам себя он утешал.

Как видим, в обоих дастанах описание будущих богатырей одинаково - не достигнув и года, они уходят на охоту. Здесь можно заметить отголоски очень ранней эпохи, в которой охота являлась общественно значимой для жизни. Исторические предпосылки мотивов «чудесного рождения» и «героического детства» в обоих творениях, несомненно, заложены в общественно-бытовых условиях эпохи родоплеменного строя и раннего феодализма с ранним наступлением воинской зрелости.

Однако сказочная гиперболичность приведенных выше примеров ясно показывает, что широкое развитие этих мотивов в тюркоязычной эпической литературе связано с общим принци пом идеализации народного героя, исключительные воинские качества которого должны проявиться в такой необычной форме уже с самого раннего детства.

В двенадцать лет Огуз проходит через жизненное испытание, убив однорогое чудовище-людоеда, и становится настоящим защитником своего рода. Данный сюжет встречается почти во всех героических эпосах народов мира [4, с. 318]. Подобные эпизоды, отражающие первые подвиги героев, имеет и каракалпакский героический эпос. Например, эпизоды «укрощение Алпамышем неукротимого жеребца» (вариант Огуза жырау), «выделение отцом Коблана боевого коня и сорока джигитов для своего сына»

(вариант Есемурата жырау), «просьба Гулаима о выделении ей острова Миуалы для обучения девушек боевому искусству» (вариант Курбан-бая жырау) и первые подвиги Маспатшы и Кур-банбека (одноименные эпосы) служат тому ярким подтверждением.

В мотиве «женитьба Огуза» почти отсутствует элемент «богатырского сватовства». Его место занимают элементы мифологического представления, связанные с более древними ступенями развития общественного сознания. Например: «Огуз каган бир йерде тацирини йалбар куда эрди. Карангулук келди. Коктун бир йарук тушди. Кундун айян, айдын кугулгулуграк эрди. Огуз каган йуруди, корди ким ошбу йарукнун арасында бир кыз бар эрди... Ошул кыз андаг кору к луг эрди ким кулса кок тацири ку лэ турур, йыгласа, кок тацири йыглайа турур... Бу йагач-нун кабучагында (ср.: «кыпчак». - Х.Ж.) бир кыз бар эрди, ялгиз олтурур эрди. Иакшы коруклук бир кыз эрди» [1, с. 28, 29-30] - «Однажды Огуз каган в одном месте молился богу. Вдруг кругом стало темнеть. С неба спустился синий луч. Он был светлее солнца, белее луны. Приблизившись, Огуз увидел сидящую на середине луча девушку... Она была прекрасна, когда она смеялась, тенгри вместе с ней смеялся, а когда плакала, то и он вместе с нею плакал. По желанию Огуза посланная с неба эта лучезарная девушка стала его женой, и спустя время она родила ему трех сыновей, их нарекли именами Кун (Солнце), Ай (Луна) и Юлдуз (Звезда). Второй раз, когда Огуз каган охотился в середине озера, он увидел чудесное дерево. На коре (кабучагинда) этого дерева сидела девушка, она была одна. Она была хорошей и красивой девушкой. Её глаза были синее неба. Волосы были подобны речным волнам, зубы напоминали жемчуга; женившись на ней, он имел от нее трех сыновей, звали их Кок (небо), Таг (Гора) и Тениз (Море)». Эти шестеро сыновей впоследствии стали продолжателями рода Огуз кагана [1, с. 63].

По нашему мнению, в подобных мифологических представлениях об Огуз кагане господствуют космогонические понятия о сотворении мира, единстве неба и земли, что находит своеобразное утверждение в эпическом образе Огуз кагана как человека, еще не оторванного от своих первопредков.

Абсолютно иную трансформацию этого мотива мы видим в «Родословной» Абулгази. Сохранение в ней религиозной окраски указывает на наличие агитационного характера, связанного с распространением исламской идеологии [2, с. 19]. Подобные функции одинаковых по со держанию мотивов свидетельствуют о влиянии различных исторических, общественных стадий на развитие духовной среды. В уйгурском варианте «Огузнаме» отсутствует эпизоды, связанные с исламской религией. В варианте Абулгази, наряду с древними архаическими сюжетами, наличествуют сюжетные линии, относящиеся к позднему напластованию и возникшие под влиянием арабов и монголов.

В каракалпакских героических эпосах можно заметить следы трансформированных видов космогонических поверий, описанных в «Огузнаме». Мотивы «женитьба богатыря на девушке пери», «мольба богатыря о помощи от небесных сил», а также образы обладателей сверхъестественных сил, связанных с небом, являются подтверждением данного вывода.

Утверждение сивогривого волка тотемом рода в «Огузнаме», несомненно, связано с тотемистическим понятием культа волка среди тюркских племен. Он был известен под наименованием «Ашина». Китайские авторы считают понятия «тюркский хан» и «волк» синонимами, видимо, опираясь на воззрения самих тюркских ханов. Золотая волчья голова красовалась на тюркских знаменах, и в двух легендах о происхождении тюрок первое место принадлежит прародительнице-волчице [5:23].

Следы широко распространенного среди тюрок поверия, связанного со словом «волк», присутствуют и в каракалпакских героических эпосах. Например, одного из предводителей Кун-град ского рода звали Байбори (букв, «богатый волк»), точно так же, но в более архаичной форме, прозвали именем Ашим, одного из ближайшего помощника Алпамыса, который впоследствии стал ханом калмыков. Последнее слово этимологически возводится к волку-тотему. Несомненно, эти признаки являются трансформацией архаистических тотемистических поверий.

Традиция сорокадневного праздничного пира после рождения ребенка в «Огузнаме» по своему содержанию аналогична каракалпакскому варианту. Сравним: «Айдан соц Огуз каган бэ-дук той берди, Эл кунгэ йарлык йарап кенешти-лэр корик жирэ, кирик бэндэн чан турди, турлуг ашлар, турлуг сурмэлэр чубуйанлар, кимизлар ашадилэр, ичдилэр» [1, с. 31-32] - «После этого Огуз каган устроил большой той, к народу обратился с оповещением и люди держали совет. Приказал он подготовить сорок столов и сорок мест. Ели разную вкусную еду, мясные блюда, пили вино и кумыс». Если в каракалпакских дастанах весть о предстоящем пире следует описанию: «далеким послали письма, близким - гонца, играли на сырнае, гернае, били барабаны» (вариант Есемурата жырау), то проведение тоя имеет следующую картину: «выделили места из Боз орды, кололи жирных скотов, готовили место для котлов» (вариант Огуз жырау). Обычно во всех каракалпакских героических дастанах справляли именно «сорокадневные пиры», как в «Огузнаме». Цифра 40 как фольклорностилистическая формула, сакральное число, приводится во многих каракалпакских дастанах. Подобные сходства бытовых реалий позволяют, в первую очередь, наводить на мысль об устойчивости народных обычаев в эпической традиции и об их генетическом единстве.

В письменном памятнике описываются военные походы Огуз кагана. Картина его военного похода в «Родословной» Абулгазы имеет более развернутую вариацию и дает прочное основание идее мусульманизации. И в каракалпакских дастанах существует подобная тенденция, где проигравший в единоборстве герой принимает мусульманство, т.е. принимает религию победителя.

В «Огузнаме» довольно часто можно встретить легенды о происхождении некоторых тюркских родов. Например, очень большой интерес вызывает содержание одной из легенд из «Огузнаме». После смерти одного воина из войско Огуз кагана, его жена рожает ребенка в дупле дерева. В связи с этим его нарекли Кыпчаком, и от него происходил род Кыпчак. Так же в уйгурской редакции «Огузнаме» этноним Кыпчак имеет связь со словом «дерево», и это наименование было дано Огуз каганом беку по имени У луг Орда. У луг Орда своим людям велел соорудить плот из брусов. С помощью этого плота войска Огуз кагана переплывают реку Едил. Подобные эпизоды, связанные с получением наименований вследствие оказанной помощи, сохранились в генезисе таких этнонимов, как Саклан. Кагарлык. Калаш, Канга.

В «Родословной» Абулгазы подобные действия Огуз кагана имеют довольно частичный характер. По данному факту можно сделать вывод о том, что несмотря на эпической характер источника, обе редакции могут служить ценным источником в изучении генезиса тюркских племен и есть основание оценить его значение как родословного памятника древних тюрков.

Аналогичные родословные признаки имеют и каракалпакские дастаны. Но их очень трудно признать как настоящие родословные, исходя из жанровых особенностей. Тем не менее нельзя игнорировать факт наличия таких элементов, например, в родословной племени кунград в «Коблане». Видимо, в древних редакциях дан ных дастанов родословное содержание занимало значительное место, и они позже претерпели значительное изменение под влиянием требований и условий дастанных сюжетов.

Своеобразный интерес в «Огузнаме» представляет и мотив о военном походе Огуз кагана «на четыре стороны мира». Подобный мотив отсутствует в героических эпосах тюркоязычных народов, в том числе и в каракалпакских. Здесь богатыри всегда выступают в качестве защитников и объединителей разрозненных племен. Данную трансформацию можно объяснить влиянием общественного строя, потому что завоевательные действия, как нам известно, занимали большую часть исторической жизни народов мира, в том числе жизни народов Средней Азии. Нам известны направления многих исторических событий, начиная с военного похода Дария (до н.э.) до нашествия джунгарских племен. Эпическое отражение данных событий занимает значительное место в каракалпакских дастанах. На этой основе сформировалась противоположная завоевательской идея о защите родины. Естественно, такой процесс имел целый ряд исторических ступеней. Исходя из этого, в исследованиях прежде всего необходимо обратить внимание на сюжетную линию данного эпоса.

Неменьший интерес в «Огузнаме» вызывает и мотив «разделения мира». Однажды, уже в старческом возрасте, Огуз каган увидел сон. На стороне востока он увидел одну золотую стрелу, а три серебряные стрелы были направлены на север. В вариации Абулгазы данный эпизод имеет немного иное содержание. Огуз каган специально скрывает лук и стрелы, и велит своим сыновьям найти их. Старшие сыновья -Солнце, Луна и Звезда - находят золотой лук на востоке и, сломав лук, делят его между собой. Младшие сыновья - Небо, Гора и Море - находят три стрелы на западе и тоже делят их между собой. Тогда Огуз каган сказал своим старшим сыновьям: «Вы нашли золотой лук, но вы его сломали. Пусть ваше имя будет «Бузьщ» (сломанный лук), и ваши дети до страшного суда будут носить это имя. Младших и их потомков я нарекаю именем «Уш ок» (три стрелы). Те, кто жил раньше нас, почитали лук, как царя, а стрелы - как послов [2, с. 19]. Дал он своим старшим сыновьям по царству и посадил их на правую сторону от себя. Младшим он поручил воинство (полководство. - Ж.Х.) и посадил их по левую сторону от себя». В этой необычной по сюжету легенде отражаются основанные на мудрости нормы и законы управления государством.

Хотя «Огузнаме» как письменной памятник IX-XV вв. не имеет прямого отношения к формированию и развитию каракалпакского героического эпоса, нельзя отрицать его влияние на бытование и дальнейшее развитие архаических сюжетов в каракалпакских эпосах. Некоторые сведения из сюжетов «Огузнаме» о наименованиях родов и племен, которые составляли этногенез каракалпаков, несомненно, содействуют выявлению новых данных по истории каракалпаков. Также большое значение имеет соедине ние в «Огузнаме» исторической правды с ее эпическом аналогом, т.е. памятник, безусловно, является главным ориентиром в познании общественных взглядов и представлений, заложенных в эпическом творчестве. Но наибольшее значение «Огузнаме» заключается в том, что в нем нашли отражение на основе эпической традиции история, культура, общественные взгляды, особенности духовной среды средневековых тюркских племен.