250 лет на земле Бурятии: предания и устные рассказы старообрядцев-семейских как отражение субэтнической общности

В 2015 г. общественность нашей республики широко отмечает 250-летний юбилей прибытия старообрядцев на землю Бурятии. Масштабность этого события, его общественнополитическую, экономическую и культурную значимость для региона переоценить трудно. Однако интересно проследить, какую оценку прошлым событиям из их истории дают сами старообрядцы в фольклорных текстах: прежние старообрядцы — в преданиях, и современные — в устных рассказах. Ведь именно фольклор сопутствует народу на протяжении всей его истории, и именно в фольклоре мы находим народную интерпретацию тех или иных исторических событий, а также отражение этнической, или субэтнической, общности.

Русское старообрядчество — феноменальное явление не только в истории России, но и в мировой истории. И всегда пред старообрядцами остро стояла проблема самосохранения. Ориентируясь на дониконовские церковные традиции своих предков, ставя во главу угла труд и семейные ценности, старообрядцы долгое время сохраняли основные элементы базовой русской православной культуры. Русские старообрядцы, отмечает И. В. Поздеева, «сумели сохранить себя в постоянно изменяющейся окружающей их действительности, найти, или скорее, построить свою неповторимую экологическую нишу» [2, с. 13]. Подобная «экологическая ниша», созда- ваемая прежде всего многочисленными запретами и строгими ограничениями, способствовала сохранению и отеческой древлеправославной веры, и традиционного бытового уклада жизни, и традиционного фольклора старообрядцев, в котором сконцентрирован нравственный, духовный и исторический опыт народа.

В среде старообрядцев-семейских особенно свято сохранялись ценности духовного, религиозного характера. Религия являлась для них главным жизненным ориентиром, давала старообрядцам нравственные и физические силы в непростых жизненных ситуациях. Именно поэтому в рассказах старообрядцев о прошлом содержатся мотивы, обусловленные религиозной историей старообрядчества, такие как раскол веры, приверженность старым обрядам и обычаям, гонения на старообрядцев и некоторые другие.

Задавая вопросы жителям семейских сел по поводу жизни их далеких и недалеких предков, мы, к сожалению, очень часто слышали в ответ, что, мол, мы этим в молодости не интересовались, не до того было, много работали и т. д. Однако этнически важная информация, в том числе содержащая указание на систему ценностей субэтнической общности, в устной традиции сохранилась и дошла до современных старообрядцев. К такой информации мы можем отнести все, что касается религии/древлеправославия. Именно религия регламентировала всю жизнь старообрядческого села. Соблюдение религиозных норм отражалось и на фольклорной традиции старообрядцев-семейских.

Потомки прежних старообрядцев рассказывают, что, отправляясь в Сибирь, в ссылку или «добровольно» переселяясь, старообрядцы в первую очередь везли с собой старинные иконы и «непереписанные» книги — атрибуты древле-православного культа, позволявшие отправлять религиозные обряды. Рассказывая о переселении семейских на новое место жительства, Черных М. П. сообщила: « Деревня (Ягодное. – Е.Т .) заселилась в 1925 году. Из Тарбагатая, из Кордона шли. Везли сундуки, детей и иконы » (ПМА 1). Последняя фраза очень показательна с точки зрения обозначения приоритетов в жизни старообрядцев: древлеправославие ( иконы ), труд ( сундуки , в них перевозились плоды труда) и семья ( дети ).

Из истории известно, что в 20-30-е гг. XX в. молодежь особенно активно начала отходить от религии, вполне искренне считая ее заблуждением отцов и дедов, и принимала активное участие в разорении церквей и уничтожении церковной утвари. В фольклорной прозе старообрядцев, повествующей об этих событиях, традиционными являются мотивы разорения церквей ( церкви разоряли ) и неизбежно следующего за этим наказания ( все «пропали»/стали больными, нищими ).

Однако зафиксированы и другие рассказы, повествующие о том, как старообрядцы избавлялись от икон и богослужебных книг (а по существу, сохраняли их). В семейском селе Ягодное информант Черных М. П. рассказала нам о том, что в семье ее родителей были старинные старообрядческие книги. После смерти матери (это было еще в советские времена) Мария Петровна положила эти книги к ней в гроб. Объяснила информант это тем, что в то время божественные книги были молодым не нужны, в том числе и ей, так как она не умела по ним читать. И чтобы эти книги не осквернили, она положила их в гроб матери. Мария Петровна сообщила и другой интересный факт. После смерти стариков их родственники, люди в то время (советское) не очень верующие, поступали со старинными иконами следующим образом: они уносили иконы высоко в горы и опускали их в расщелины скал. Делалось это также с целью сохранить святость икон, не дать возможности кому-либо осквернить их (ПМА 1).

Современные старообрядцы осознают, что во времена раскола и в дальнейшей истории их предки принятию «другой веры», т. е. новых церковных канонов, предпочли страдания «за веру Христову», дальний путь в неизведанные края: «А за что ссылали? — соб.) За веру, наверно. Крестятся православные тремя перстами, а наши двумя, полагается, крестятся. Вера, вера. За это и ссылали. Раскол был какой-то в этом, в православии » (ПМА 3).

В рассказах старообрядцев, содержащих мотив раскола, явно прослеживаются оппозиции «свое - чужое», «старое - новое», функционирующие в рамках сюжетно-тематического цикла «раньше–теперь». Положительная оценочность рассказчиков направлена на «свое/старое», на соблюдение религиозных и бытовых традиций своих предков. Во всем цикле рассказов старообрядцев оппозиции «свое - чужое», «старое - новое» выходят на новый уровень противостояния — «старообрядчество - новообрядчество». В фольклорных текстах эта оппозиция проявляется на уровне соблюдения/несоблюдения религиозных, а также морально-этических норм, установленных далекими предками: старообрядцы соблю-дают/соблюдали раньше — новообрядцы не соблюдают. Известно, например, что у некоторых старообрядческих согласий (например, бегун-ское согласие) довольно долго существовал запрет не только на съемку в кино или на телевидении, но и на фотографирование. Ортодоксальные старообрядцы не фотографировались даже на паспорт, так как считалось, что запечатленным для лицезрения мог быть только Лик Господень (ПМА 4). Показательно в этом отношении следующее высказывание: « У нас, у семей-ских, совсем по-другому. У нас щас, если ты Богу молишься, ты ни в телевизоре не должен сниматься, ни петь, ни плясать. (И до сих пор так? —соб.) А таперь-то все перепуталось » (ПМА 5). Постепенно происходящая трансформация официальной православной церкви в сторону ее обмирщения, отход от единого церковного канона вызывают неодобрение современных сторонников древнего православия.

Но и отход самих старообрядцев от религиозных традиций также признается ими и также подвергается порицанию. Например, рассказывая о своем многолетнем участии в фольклор- ном ансамбле «Рябинушка» (с. Ягодное), Улита Григорьевна Сычева не преминула отметить: «Батюшка не разрешает петь, и телевизор не разрешает. Нам надо такие, божественные, молитвы» (ПМА 6).

Декларируя в своих рассказах религиозные и бытовые установки, нормы поведения, современные старообрядцы постоянно указывают на то, что раньше все было намного строже, а значит упорядоченнее, что после революции многие религиозно-бытовые запреты стали нарушаться и жизнь от этого становилась греховной, а посему непонятной и бессмысленной. Рассказывая о том, какие усилия прилагали «деды наших дедов» при освоении новых земель за Байкалом, информант делает ремарку: « А теперь вот как стало — хлебом кормят, хоть и не работаем » (ПМ 7). С традиционной точки зрения, нарушена логика, жизненный принцип «Кто не работает, тот не ест». Несмотря на объективные, часто положительные изменения в жизни старообрядцев, в их мировосприятии явно ощущается ориентированность на традиции прошлого, порицание современного «греховного» образа жизни.

Выживать на новом месте, при этом самосохра-няясь, помогало и то, что старообрядческие религиозные нормы от поколения к поколению передавались закрепленными в знаковых/символических формах, определяющих в том числе и внешний вид человека, и способ его поведения. Хорошо известно, например, что мужчины-старообрядцы не брили бороды и борода стала одним из зна-ков/символов неприятия старообрядцами нововведений не только в религии, но и в быту, который опять-таки регламентировался религиозными нормами. Символы в народной, и в том числе в религиозной культуре настолько значимы, что в фольклорном тексте отказ брить бороду отождествляется со старообрядческим вероисповеданием: в Сибирь ссылают не за саму веру, а за нежелание брить бороду: « Нас, семейских, семьями выгнали оттуда (из Польши. — Е.Т .), вот семейские так и называются. Почему? Потому что дед, бабка, сыновья. Бороду не хошь брить — марш в Сибирь, там тебе! (А почему деды бороды брить не хотели? — соб.) А поверие такое. Вера Божия » (ПМ 8).

В бритье бороды старообрядцы видели отход от религиозных и морально-этических традиций своих предков. Вот что об этом нам рассказали в с. Хасурта: «Обязательной принадлежностью каждого мужчины была борода. Уставщики говорили, что Бог на иконах изображен с бородой, а человек — это подобие Божие, поэтому что Бог дал, то и должно быть, естественно. Поэтому все носили бороду. И даже когда служили в армии (сбривали бороды) и приезжали домой — пока не отрастала борода, в переднем углу, под иконами, кушать не садились, ели за печкой где-то. Вот такая строгость была» (ПМА 9).

Итак, для старообрядцев, 250 лет назад оказавшихся за Байкалом, основным культурным концептом, духовной константой, помогающей сохранять этноконфессиональную идентичность, долгое время являлось древлеправосла-вие. Религиозно-духовное начало старообрядцев не могло не отразиться на их фольклоре как форме сознания и форме отражения специфических черт менталитета народа. В фольклорной традиции старообрядцев-семейских наблюдается стремление сохранить древнерусские корни. «Базовым, основным для мировосприятия старообрядцев, — пишет по этому поводу исследовательница народной культуры сибиряков Р.П. Матвеева, — была приверженность старине. Культура старообрядцев тщательно сохраняла связь с духовно-культурным наследием Древней Руси, с многовековыми народными культурными традициями» [1, с. 48]. И поддерживать эту связь, а, следовательно, «охранять» границы субэтнической общности, помогало строгое следование древлеправославным канонам, которые фиксировались и передавались от поколения к поколению в том числе и в фольклорных формах.

Примечания

ПМА 1 — Полевые материалы автора. Фольклорная экспедиция в с. Ягодное Селенгинского р-на РБ в июне 2009 г. Информант: Черных М. П., 1930 г.р.

ПМА 2 — Полевые материалы автора. Фольклорная экспедиция в с. Хасурта Хоринского р-на РБ в апреле 2001 г. Информант: Филиппова П. А., 1929 г.р.

ПМА 3 — Полевые материалы автора. Фольклорная экспедиция в с. Б. Куналей Тарбагатайского р-на РБ в июле 2001 г. Информант: Сучков С. П., 1934 г.р.

ПМА 4 — Полевые материалы автора. Фольклорная экспедиция в с. Хасурта Хоринского р-на РБ в апреле 2001 г Информация получена от Шевченко З. Н, 1930 г.р., которая сама никогда не фотографировалась и поэтому не имеет паспорта и одна из последних на селе постоянно носит семейскую одежду.

ПМА 5 — Полевые материалы автора. Фольклорная экспедиция в с. Б. Куналей Тарбагатайского р-на РБ в июле 2001 г. Информант: Мясникова А. Е., 1926 г.р.

ПМА 6 — Полевые материалы автора. Фольклорная экспедиция в с. Ягодное Селенгинского р-на РБ в июне 2009 г. Информант: Сычева У. Г., 1935 г.р.

ПМ 7 — Полевые материалы Потаниной Р. П., Гавриловой Р. А. Фольклорная экспедиция в с. Б. Куналей Тарбагатайского р-на РБ в апреле 1971 г. Информант: Сластина С. А., 1898 г.р.

ПМА 8 — Полевые материалы Кушнаревой Л. Л., Жарниковой Н. В. Фольклорная экспедиция в с. Бичура Бичурского р-на РБ в июле 2003 г. Информант: Ястреб Г. А., 1929 г.р.

ПМА 9 — Полевые материалы автора. Фольклорная экспедиция в с. Хасурта Хоринского р-на РБ в апреле 2001 г. Информант: Иванов В. Ф., 1966 г.р.