Детали конской узды из погребения сарматского всадника из могильника Ковалёвка

DOI:

Citation. Klepikov V.M., Krivosheev M.V. Details of the Horse Bridle from the Burial of the Sarmatian Horseman from Kovalevka Kurgan Cemetery. Vestnik Volgogradskogo gosudarstvennogo universiteta. Seriya 4. Istoriya. Regionovedenie. Mezhdunarodnye otnosheniya [Science Journal of Volgograd State University. History. Area Studies. International Relations], 2020, vol. 25, no. 4, pp. 181-199. (in Russian). DOI: jvolsu4.2020.4.12

Цитирование. Клепиков В. М., Кривошеев М. В. Детали конской узды из погребения сарматского всадника из могильника Ковалёвка // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2020. – Т. 25, № 4. – С. 181–199. – DOI: jvolsu4.2020.4.12

Введение. В 2017 г. в южной части Волго-Донского междуречья, на левом берегу реки Есауловский Аксай в Октябрьском районе Волгоградской области, был исследован курган 13 могильника Ковалёвка, в котором обнаружено погребение воина-всадника. Курган является частью курганного могильника. Его погребения выглядят относительно одновременными и интерпретируются как кладбище кочевников, закрепившихся на данной территории в противостоянии с другими сарматскими группировками. Об этом свидетельствует, с одной стороны, ряд инноваций, нехарактерных для сарматских погребений этой территории, таких как наличие костей лошади в насыпи и заполнении могил, предметов конской узды и наконечников копий, с другой – ритуальное осквернение погребений пришельцев, выразившееся в частичном разрушении могил вскоре после захоронений. Анализ сарматских погребений могильника позволил определить хронологические позиции в пределах I в. до н.э. – I в. н.э., то есть рубежным периодом между ранне- и среднесарматской культурами [17, с. 35–46]. Настоящая статья посвящена анализу предметов конской узды из погребения 2 кургана 13.

Материалы и методы. Курганный могильник Ковалёвка располагается в 4 км к ВЮВ от с. Ковалёвка Октябрьского района Волгоградской области. Курган 13 находился в северной части могильника. Его современная высота составляла 0,3 м, диаметр – 28 м. Насыпь была сильно распахана (рис. 1, 1 ).

В профилях бровок насыпи кургана фрагментарно фиксировались разрозненные грунтовые блоки, состоящие из верхнего гумусового горизонта А и части горизонта B1 луговых и осолонцеватых почв, представленных в погребенной почве данного кургана. Вероятно, курган сооружался в условиях высокой увлажненности почв, при которой возможна нарезка грунтовых блоков. Грунтовые блоки вырезались на площадке в центральной части подкурганного пространства на расстоянии от 3 до 5 м от ЦР.

В насыпи кургана встречены разрозненные кости МРС, КРС, лошади, чешуя рыбы и фрагменты керамики.

В центре кургана обнаружена нарушенная могильная яма, имевшая по верху округлые очертания. В нее было впущено погребение 1, принадлежавшее пожилой женщине, уложенной вытянуто на спине и ориентированной головой к западу. Вероятно, данное захоронение относится к эпохе средневековья.

Ниже располагалось основное погребение 2, над которым и была возведена курганная насыпь (рис. 1, 2 ). В заполнении могилы были обнаружены разрозненные кости человека, захороненного в погребении 2: череп, лучевая кость предплечья правой руки, берцовая кость левой ноги и позвонок. Под черепом человека отмечены следы желтого минерала (ярозит?).

Ко дну могильная яма погребения 2 приобрела реальные очертания. Она имела вытянутую прямоугольную форму. Длинной осью была ориентирована по линии ССЗ–ЮЮВ. Длина могильной ямы по дну– 2,47 м, ширина – 1 м, глубина – 1,88–1,91 м 1.

В южной торцевой стенке ямы сохранился небольшой подбой шириной 0,08 м и высотой около 0,4 м. На дне in situ лежал скелет взрослого мужчины (30–40 лет). Погребенный был уложен вытянуто на спине и ориентирован к югу. Руки положены вдоль туловища, ноги вытянуты. У костяка отсутствовали череп, кости правого предплечья, берцовые кости левой ноги, кости стоп.

Между правой плечевой костью погребенного и восточной стенкой ямы на дне обнаружены фаланги пальцев человека, лежащие двумя линиями.

По всей площади ямы зафиксированы следы органической подстилки черного цвета:

• 1.    В заполнении могильной ямы, в центральной части, на глубине 1 м, найдены осколки раковины речного моллюска. Размеры фрагментов: 3,7 х 3 см, 2,1 х 1,2 см.

• 2.    В заполнении могильной ямы, на глубине 1,15 м, обнаружены два фрагмента трубчатой кости крупного копытного и зуб лошади.

• 3.    В заполнении на глубине 1,39 м найден фрагмент венчика со сливом крупного сероглиняного сосуда. Венчик отогнут наружу, под ним глубокая каннелюра. На фрагменте фиксируются два сквозных ремонтных отверстия диаметром 0,3 см. Черепок в изломе серого цвета, тесто хорошо отмучено с включениями мелкого песка. Размеры фрагмента - 9,4 х 4,1 см. Реконструируемый диаметр венчика – 13 см (рис. 1, 8 ).

• 4.    Фрагменты стенки и дна сероглиняного гончарного сосуда северокавказского про-

• изводства обнаружены в заполнении, на глубине 1,38 м. На стенке орнамент в виде двух горизонтальных продавленных неглубоких линий сверху и трех снизу, между ними наклонные двойные разнонаправленные линии. Черепок в изломе однородного серого цвета с включениями черного песка и слюды. Размеры фрагмента стенки - 8 х 4,5 см, толщина стенки – 0,6 см. Размеры фрагмента дна – 8,1 х 5,6. Реконструируемый диаметр дна-10 см, толщина – 0,35–0,45 см (рис. 1, 7).

• 5.    На той же глубине в центральной части ямы обнаружена фаланга ноги КРС.

• 6.    Между правым крылом таза и ребрами погребенного обнаружена серебряная (?) кольцевая пряжка с неподвижным язычком-выступом. Диаметр кольца – 3,8 см, диаметр сечения прута – 0,4 см. Высота язычка-выступа – 0,5 см (рис. 1, 5 ).

• 7.    На поясе погребенного найдена железная пряжка с прямоугольной рамкой и длинным подвижным язычком. Длина рамки – 5 см, ширина – 3,2 см. Сечение прута рамки прямоугольное - 0,5 х 0,3 см, язычок прямой, длина – 5,5 см, в сечении прямоугольный – 0,5 х 0,4 см (рис. 1, 4 ).

• 8.    На костях левого предплечья и под левым крылом таза обнаружен пучок из 69 железных черешковых трехлопастных стрел. Длина наконечников 2,2–2,5 см, длина черешков 1–2,9 см. Стрелы были обращены остриями к югу и, вероятно, представляли единый колчанный набор (рис. 1, 3 ).

• 9.    Вдоль правого бедра на дне могильной ямы сохранились окислы от железного кинжала (?), предположительно, с прямым перекрестием в деревянных ножнах, покрытых красной краской. Перекрестие находилось на уровне головки правой бедренной кости. Острием обращен к северу. Точно установить размеры и форму предмета не представляется возможным.

• 10.    Между правой ногой погребенного и восточной стенкой ямы на дне лежали кости передней ноги МРС с лопаткой в сочленении, вытянуто вдоль костяка, лопаткой в сторону стоп погребенного.

• 11.    Рядом обнаружены сильно корродированные фрагменты железного ножа (рис. 1, 6 ).

• 12.    Между правыми берцовыми костями погребенного и восточной стенкой ямы, на

Находки на дне ямы:

дне обнаружены сильно корродированные железные предметы. После реставрации 2 установлено, что они представляют собой детали конской узды (рис. 2, 3).

Двусоставные удила (рис. 2, 1 ; 3, 1 ) состоят из двух звеньев-грызл, заканчивающихся петлями. Концы грызл, закругляясь в петлю, не смыкаются. Длина грызл – 9,2 см и 8,3 см. Диаметр внутренних петель грызл – 2,2 см и 2,3 см. Диаметр внешних петель – 3,1 см. Сечение стрежней грызл в средней части квадратное - 0,6 х 0,6 см.

2 стержневидных псалия (рис. 2, 1 ; 3, 1 ). Длина псалиев – 13,5 см и 13,3 см. Их стержни прямоугольные в сечении. На каждом псалии, в центральной части симметрично на расстоянии 2,6 см друг от друга, располагается пара выступающих с лицевой стороны прямоугольных рамок высотой 1,1– 1,3 см, с горизонтальными сквозными прямоугольными отверстиями размерами 0,8 х 0,5 см. Сечение прута между выступами-рамками квадратное 1 х 1 см. Псалии имеют плоские дисковидные окончания. Диаметр окончаний – 2,8 см.

Лицевая сторона каждого псалия была украшена частично сохранившейся аппликацией золотой фольгой. На каждом псалии между выступами-рамками и дисковидными окончаниями были по 3 расположенных поперечно прямоугольника аппликации шириной по 0,1 см, длиной по 0,6 см. На каждом из выступов-рамок остались лишь тонкие следы крепления аппликации к железной основе. Аппликация представляла собой по два поперечных золотых прямоугольника длиной по 0,5 см, шириной по 0,25 см.

Дисковидные окончания псалиев также апплицированы золотой фольгой, образующей орнамент, повторяющийся на каждом из окончаний: по внешнему краю диска располагается кольцо золотой фольги шириной 0,2 см. Диаметр кольца – около 2,7 см, немного меньше общего диаметра диска. Внутри внешнего кольца располагается кольцевой орнамент, состоящий из примыкающих боковыми сторонам трапеций из золотой фольги, обращенных вершинами к центру. В центре орнамента располагается круг из золотой фольги диаметром около 1 см. Все детали орнамента разделены свободным пространством шириной 0,1 см.

В одну из внешних петель грызл вставлено дополнительное кольцо размерами 2,5 х 2,8 см. Кольцо в сечении прямоугольное - 0,3 х 0,4 см. На внешней петле второго грызла фиксируется прикипевший фрагмент второго дополнительного кольца. Его длина – 2 см, сечение – круглое диаметром 0,2 см.

• 5    крупных блях (рис. 2, 1 ; 3, 2 ). Представляют собой диски диаметром от 2,6 до 3 см, толщиной до 0,25 см. Орнамент золотой аппликацией на крупных бляхах повторяет орнамент окончаний псалиев (рис. 2, 2а ).

С оборотной стороны каждой бляхи находились П-образные железные петли с расходящимися наружу концами, припаянными к железному основанию блях бронзовым припоем (следы окислов бронзы в месте креплений). Петли сохранились не на всех бляхах. Они сделаны из уплощенного стрежня шириной 0,4 см. Высота петель – 1,2 см.

• 3    малых бляхи (рис. 2, 1 ; 3, 3 ). Представляют собой диски диаметром 1,7–1,75 см, толщиной до 0,1 см. Лицевая сторона блях аппли-цирована золотом (рис. 2, 2б ). Орнамент состоит из внешнего кольца золотой фольги шириной 0,1 см. Диаметр кольца соответствует диаметру самой бляхи. Внутри внешнего кольца располагается орнамент, состоящий из 8 золотых сегментов, образованных рассеченными линиями незаполненного пространства шириной до 0,1 см – одной продольной и тремя перпендикулярными. Все детали орнамента разделены свободным пространством шириной до 0,1 см.

С оборотной стороны каждой бляхи зафиксированы частично сохранившиеся основания петель для крепления к ремням уздечки (ширина – 0,68 см), припаянные к основанию бляхи бронзовым припоем. Вероятно, крепления представляли собой обоймы с несомкнутыми верхними концами для крепления к ремню.

• 2    наконечника ремней (?) (рис. 2, 1 ; 3, 5 ) – железные пластины размерами 3,6 х 1 см и 3 х 0,9 см. Толщина пластин - до 0,2 см. В их верхней части с обратной стороны фиксируются корродированные элементы креплений. К верхней части одной из пластин прикипел фрагмент плоского железного кольца диаметром 2 см, в сечении 0,27 х 0,1 см. Лицевая сторона фрагмента кольца была апплицирова-на золотой фольгой.

Лицевая сторона обеих железных пластин наконечников апплицирована пятью поперечно расположенными пластинками золотой фольги (рис. 2, 2в ). Размеры нижней золотой пластинки 0,7 х 0,28 см. Каждая последующая, отстоящая на 0,1 см, уменьшается.

Деталь украшения узды (рис. 2, 1 ; рис. 3, 4 ). Представляет собой железную зигзагообразную уплощенную пластину шириной 0,7 см и толщиной 0,18–0,2 см. На одном из концов пластины расположена округлая бляха диаметром 1,8 см. Нижний край изделия и часть пластины обломаны. Общая длина изделия – 5,3 см.

С обратной стороны дисковидного окончания фиксируется частично сохранившееся основание петли для крепления к ремню уздечки. Ширина основания крепления – 0,42 см. Оно припаяно к основанию бляхи бронзовым припоем. На оборотной части пластины, примыкающей к дисковидному окончанию, сохранились корродированные детали петли крепления. Ширина петли – 0,95 см.

Лицевая часть пластины украшена орнаментом из фольги желтого (золота) и белого металла в виде двух параллельных полосок на каждом из колен пластины. Дисковидное завершение изделия украшено орнаментом из золотой фольги, повторяющим орнамент на малых бляхах.

В процессе реставрационных работ были отмечены особенности техники аппли-цирования золотой фольгой псалиев и деталей уздечного набора. На железной основе изделий режущим инструментом делались прорези в соответствии с предполагаемыми контурами орнамента. Затем на деталь накладывался целый лист золотой фольги. Вероятно, между ними наносился клей. Отдельные участки фольги запрессовывались в существующие прорези на железной поверхности изделия. После этого некоторые части золотой фольги вырезались, что создавало контрастный рисунок золотой и железной поверхности. В настоящем виде многие части золотой аппликации утрачены, но запрессованные контуры золотой фольги сохранились в прорезях железной основы (рис. 2, 3). Это позволяет полностью реконструировать орнаментальные особенности рассматриваемого уздечного набора 3.

В процессе реставрации уздечного набора в изломе одного из псалиев были обнаружены включения мелких фрагментов золота (рис. 2, 2г ). Это может свидетельствовать о вторичном использовании железа, из которого изготовлены псалии.

Изучение представленного материала предполагает применение как традиционных общенаучных методов, включая хронологический и пространственный анализ, так и специальнонаучные методы археологического исследования, включая формально-типологический, картографический и метод аналогий, применяемые и для описания научных фактов, и для реконструкции динамики этнокультурных процессов.

Анализ. Атрибуция погребения в кургане 13 могильника Ковалёвка в кругу одновременных комплексов уже была предложена в недавней публикации (см.: [17, с. 38, 40]), однако видится важным подробнее остановиться на деталях конской узды. Уздечный набор представлен удилами с псалиями, пятью относительно крупными и тремя малыми плоскими бляхами оголовья, декорированными золотой аппликацией, с креплениями на тыльной стороне. Подобные двусоставные удила с трензельными кольцами традиционны для сарматского уздечного набора, универсальны и бытовали достаточно долго. А вот различные типы псалиев дают возможность уточнить ареал, время и, вероятно, пути их распространения.

В типологии псалиев обычно учитывается форма основы, позволяющая разделить их на С-видные, кольцевидные, очковидные, колесовидные, крестовидные (насадки) и стержневые. Варианты определяются материалом изготовления и особенностями элементов крепления, а декоративное оформление верхнего и нижнего окончаний оценивается в лучшем случае на уровне подвариантов либо описывается как индивидуальный элемент [1, с. 84–94; 22, с. 168–170; 35, с. 161–166].

В нашем случае представлены штыревые псалии с прямоугольными выступающими петлями и дисками на концах, с орнаментом, повторяющимся на крупных бляхах этого же набора.

Такие псалии с двумя прямоугольными выступающими петлями для крепления ремней оголовья и дисковидными окончаниями хорошо известны в погребениях среднесарматской знати Нижнего Поволжья и Подонья.

Недалеко от с. Ковалёвка также на первой надпойменной террасе левого берега реки Есауловский Аксай у пос. Октябрьский в богатом среднесарматском погребении найдено пять комплектов удил и псалиев того же типа. Отличия заключались лишь в оформлении окончаний псалиев, которые были представлены вариантами листовидной и стреловидной формы в виде раскованных лезвий и дважды – колечек с выступами. Два комплекта было инкрустировано золотой фольгой. Погребение датировано авторами I в. н.э. [28, с. 151–153, 156, рис. 5]. Однако В.И. Морд-винцевой не исключался хронологический диапазон комплекса с I в. до н.э. по первую половину I в. н.э. [26, с. 65–66]. Там же, в 3 км от пос. Октябрьский на правом берегу реки Есауловский Аксай у с. Жутово, в тайнике богатого среднесарматского погребения из кургана 28 обнаружены двусоставные удила и псалии с прямоугольными двойными петлями и дисковидными окончаниями, выкованные из квадратного в сечении прута, плакированные золотыми бляхами, аналогичными фаларам оголовья. Погребение датировано первой половиной I в. н.э. [25, с. 42, рис. 1; 41, с. 60, 62]. К югу от указанных памятников бассейна Есауловского Аксая, в Калмыкии, в богатом впускном воинском погребении у пос. Яшкуль известна еще одна полная аналогия уздечному набору из Ковалёвки (рис. 4, 2 ) [30, с. 10– 12, рис. 7]. В дискуссии, разгоревшейся по поводу датировки этого погребения, предлагались различные хронологические позиции: до рубежа эр [26, с. 76; 36, с. 21–22], начальный этап среднесарматской культуры [5, с.102], вторая половина I в. н.э. [30, с. 38].

Особенно много аналогичных уздечных наборов встречается на Нижнем Дону. В могильнике Царский, рядом с древним Танаисом, в ограбленном среднесарматском погребении найдены уздечные бляхи и двучленные удила со стержневыми двухпетельчатыми псалиями, оканчивающимися несомкнутыми кольцами тамгообразной формы. Псалии инкрустированы поперечными золотыми брусочками, бляхи – золотой фольгой. М.В. Власкин датировал погребение второй половиной I – началом II в. н.э. [3, с. 67–68, рис. 1, 1 ].

В сарматских погребениях сальско-ма-нычской степи в могильнике у х. Новый в среднем течении реки Сал также обнаружена целая серия удил, псалиев и уздечных блях, инкрустированных золотой, серебряной и даже бронзовой фольгой. Предложив раннесарматскую атрибуцию этих погребений по особенностям погребального обряда, Л.С. Ильюков и М.В. Власкин приходят к выводу, что сопутствующий инвентарь свидетельствует о сохранении раннесарматских традиций не только до рубежа эр, но и в начале I в. н.э. [15, c. 230, рис. 20, 1 ; 22, 1 ; 25, 2–4 ; 26, 7 ; 30, 16 ]. В дальнейшем хронологический анализ вещевого материала позволил развить это наблюдение, определив исследуемые комплексы как раннесарматские, сохранившие свои погребальные традиции в среднесарматское время и в среднесарматском окружении [4, с. 61– 62; 33, c. 149].

В этом же ряду предметов конской узды можно упомянуть псалии парадного уздечного набора из тайника среднесарматского кургана Дачи второй половины I в. н.э., с прямоугольными петлями и концами, раскованными в виде округлой площадки, на которых закреплялись золотые овальные фалары [2, с. 210, 212, рис. 114]. Аналогичный уздечный набор обнаружен в богатом женском погребении из кургана 10 Кобяковского могильника, датированном концом I – первой половиной II в. н.э. Особенностью этих стержневидных псалиев с дисковидными окончаниями и накладными бляхами было двудырчатое восьмерковидное утолщение посередине вместо прямоугольных выступающих петель. В.К. Гугуев, отмечая довольно скромный облик сбруи на фоне массивных и высокохудожественных украшений погребенной, высказал предположение о второстепенной роли этого элемента для погребенной женщины в отличие от статусных мужских погребений, хотя само наличие упряжи должно было подчеркивать высокий статус сарматки [8, с. 101–112, рис. 1–3].

С рубежа эр рассматриваемый тип удил и псалиев получил распространение далее на запад в Северном Причерноморье, особенно в Крыму [1, с. 90–95, рис. 3; 13, с. 103, рис. 8, 5; 40, рис. 2, 1]. Стержневидные псалии с прямоугольными выступающими петлями и окончаниями тамгообразной формы, плакирован- ные золотой фольгой, отмечены среди древностей Зубовско-Воздвиженской группы и «Золотого кладбища» на Кубани, датированных рубежом эр и второй половиной I – II в. н.э., причем большая часть погребений не выходит за пределы первой половины II в. н.э. [10, с. 88, табл. V, 48, XI, 125; 11, с. 37, табл. 49, 472, 56, 555].

Заметим, что кроме западного направления, распространение такого типа конской сбруи прослеживается на север, в лесостепные районы. В северной части междуречья Волги и Дона, на севере Волгоградской области в районе, пограничном с лесостепью, у с. Нижняя Добринка Жирновского района исследовано ограбленное погребение, принадлежащее к кругу сарматской знати, датированное авторами публикации второй половиной I – началом II в. н.э. Среди сохранившихся предметов погребального инвентаря обнаружены и двусоставные удила в комплекте со стержневидными псалиями, имевшими двойные прямоугольные петли для крепления ремней оголовья и кольца на концах стержней с отходящими наружу отростками. Псалии инкрустированы серебряной проволокой [34, с. 117, рис. 3].

В лесостепной зоне Среднего Подонья в низовьях реки Воронеж в воинских погребениях I Чертовицкого могильника (курганы 6/11 и 19/19) второй половины I – начала II в. н.э. вместе с двусоставными удилами вновь обнаруживаются стержневидные квадратные в сечении псалии с двумя прямоугольными петлями, но без декоративных оформлений на концах [23, с. 63, рис. 12, 4 ; 19, 2 ].

В лесостепи Верхнего Подонья на правом берегу реки Красная Меча у с. Вязово Тульской области в погребении кургана 37 найдены удила со стержневыми двудырчатыми псалиями, концы которых завершались дисками, плакированными золотой фольгой. Погребение датировано II – первой половиной III в. [24, с. 87, рис. 74, 76, 12 ]. Восточнее Вязовского могильника на правом берегу реки Дон в Липецкой области в погребении этого же времени из кургана 29 Ново-Никольского могильника обнаружены двусоставные удила со стержневыми псалиями, имевшими по две прямоугольные петли для ремней оголовья [24 с. 87, рис. 70, 1–10 , 76, 11 ].

В лесостепном правобережье Среднего Поволжья на границе леса и лесостепи в зоне контактов местного и пришлого кочевого населения в погребениях Андреевского кургана, Писеральского курганного могильника и ряда других известны те же типы удил и пса-лиев, инкрустированные золотой и бронзовой фольгой и датированные серединой I – началом II вв. н.э. [7, с. 90–91, рис. 22, 5–8 ; 14, рис. 7, 4,6 ].

Подчеркнем, что практически все погребения с удилами и псалиями этого типа обнаружены вместе с оружием в погребениях воинов отнюдь не рядового статуса. Следует выделить и еще одну особенность погребального обряда – в большинстве таких погребений в качестве напутственной пищи найдены кости лошади, иногда упоминаются кости крупных домашних животных без определений [7, с. 37; 11, с. 8; 15, c. 80, 114, 115, 227; 17, с. 40; 24, с. 56, 57].

Стоит отметить важный момент: датировка подобных погребений нередко приходится на рубеж эр и совпадает с периодом смены раннесарматской на среднесарматскую культуру. Либо они датируются шире – среднесарматским временем. Причем если в волго-донском регионе даже возникает сложность с определением культурной принадлежности комплексов на стыке культур, то на северных рубежах такие памятники появляются на полстолетия позже, что позволяет проследить динамику процесса.

Отмечая однотипность псалиев, исследователи обращаются к общему кругу аналогий. При этом поиски исходных территорий приводят к хронологически более ранним либо одновременным восточным аналогиям [8, с. 111; 28, с.156; 30, с. 32; 34, с. 122].

В частности, в комплектах конской узды из хуннских погребений 46 и 50 могильника Ильмовая падь в ЮЗ Забайкалье, датируемых I в. до н.э. – I в. н.э., присутствуют стержневые псалии с двумя прямоугольными петлями [18, с. 35, 50, табл. VI, 1]. Дисковидные окончания деревянных псалиев Пазырыка и прямоугольные петли на деревянных псалиях Уландрыка позволили М.А. Очир-Горяевой связать сарматские псалии с культурой Горного Алтая [30, с. 32]. Причем традиция скифского времени украшать концы костяных пса- лиев дисковидными уплощениями сохранилась и в хуннуских памятниках II в. до н.э. – I в. н.э. на Алтае для железных стержневидных псалиев [38, с. 34, рис. 1, 42].

Продолжить перечень аналогий позволяют опубликованные памятники из Средней Азии, и в первую очередь хорошо известные изображения всадников на поясных пластинах Орлатского могильника [31]. Особо следует отметить стержневые псалии с дисковидными окончаниями в сцене охоты и перекрестия мечей в батальной сцене. Хотя конская сбруя отсутствует в сопутствующем инвентаре погребения из кургана 2 Орлатского могильника, наличие меча с ромбовидным перекрестием вместе со скобой из нефрита и железными черешковыми наконечниками стрел свидетельствует о прямом тождестве изображенного и погребенного оружия [29, рис. 1, 3–5]. Датировка изображений вызвала серьезную дискуссию, в результате которой хронологические позиции определяются и как конец II– I в. до н.э. – начало н.э. [31, с. 56; 32, с. 150– 153; 37, с. 151–153], и I в. до н.э. – II в. н.э. [16, с. 102–103], и I–II вв. н.э. [21, с. 229], и III в. н.э. [19, с. 201], и в более широком интервале – первая половина I тыс. н.э. [29, с. 143]. При всем разнообразии иконографических аргументов, следует обратить внимание на то обстоятельство, что археологическая база дискуссии во многом не соответствует современным реалиям, поскольку авторы, ссылаясь на сарматские материалы Приуралья, Поволжья и Подонья, находят аналогии лишь в среднесарматских комплексах I–II вв. н.э., фиксируя, например, наличие псалиев с дисковидными окончаниями, мечей с ромбовидными перекрестиями и ложечковидных подвесок [19, с. 193; 21, с. 220–221, 226, 229]. Однако мечи этого типа хорошо известны уже в раннесарматских комплексах II–I вв. до н.э. [37, с. 96, 151–154], как и ложечковидные подвески [38, с. 204–208]. Стержневидные псалии, судя по находкам из Антиповского клада и Яшкуля, также появляются к западу от Волги не позже I в. до н.э. [24, с. 19–20; 36, с. 21–22]. Разумеется, эти датировки не отрицают бытования упомянутых категорий вещей и в I– II вв. н.э., но дополнительно фундируют аргументацию сторонников ранней даты орлат-ских изображений.

Заметим, что изображение стержневых псалиев с дисковидными окончаниями на Ор-латских пластинах не единично. На пластине из слоновой кости со сценой охоты из Тахти-Сангина мы находим тот же тип псалиев в уздечном наборе коня под всадником, скачущем влево [19, с. 181–184, рис. 1–3]. Показательно, что еще в одной сцене верховой охоты, изображенной на серебряном сосуде в сарматском погребении первой половины I в. н.э. из кургана 4 могильника Вербовский, расположенного на левом берегу Дона, то есть далеко на запад, вновь обнаруживается этот тип псалиев [27, рис. 12, 14, с. 89–90].

Удила с дисковидными окончаниями пса-лиев, инкрустированные золотой фольгой, встречены в катакомбе 1 кургана 50 Шаушу-кумского могильника в районе среднего течения Сыр-Дарьи. Подчеркнем, что там же, в аналогичной катакомбе из кургана 56, вместе с железными черешковыми наконечниками стрел найдены обломки железного меча с бронзовым ромбовидным перекрестием [12, с. 257, 258, табл. XX, XXII, 3 ].

Длинные мечи с нефритовыми и бронзовыми перекрестиями и скобами для крепления ножен хорошо известны в древностях ханьского Китая, и в последние века до н.э. получили распространение в кочевом мире благодаря племенам северо-западных китайских приграничий [6, с. 37, табл. XVII, 21; 36, с. 17–24].

Восточный ареал использования стержневых псалиев с дисковидными окончаниями также можно продлить до Китая, поскольку в мавзолее Янлин, принадлежавшем императору Цзин-ди, похороненному в 141 г. до н.э., были найдены бронзовые позолоченные двусоставные удила и стержневые двудырчатые псалии, украшенные по концам дисками с ум-бонами (рис. 4, 1 ) [20, cat. 167, p. 89].

Таким образом, появление в европейской степи и лесостепи конского уздечного набора со стержневидными псалиями и прямоугольными петлями с дисковидными и иными фигурными окончаниями вместе с целым списком других восточных предметов, таких как длинные мечи с ромбовидными бронзовыми и железными перекрестиями, ажурные рамчатые пряжки, ложковидные застежки, миниатюрные копии котлов и луков с колчанами, колокольчики, курильницы кубической формы и другие артефакты, имеющие аналогии в памятниках Средней Азии, Тувы, Среднего Енисея, Забайкалья, Северного Китая (рис. 5, 1– 27), – это отражение достаточно мощного миграционного процесса, начавшегося со II–I вв. до н.э. и продолжавшегося в среднесарматское время [37, с. 151–156]. Вполне возможно, что анализируемые нами уздечные наборы появились уже вместе с первой волной. Во всяком случае, наиболее ранний пример – материалы Антиповского клада, где вместе с фа-ларами и шлемом типа Монтефортино найдены удила и псалии, среди которых есть и стержневые с двумя прямоугольными петлями и расплющенными концами [9, с. 241–246, рис. 1–3]. Наиболее предпочтительно дата Антиповского комплекса выглядит в хронологических рамках конца II – первой половины I в. до н.э., а если согласиться с гипотезой о появлении таких кельто-италийских шлемов в сарматском доспехе в связи с участием сарматов в Митридатовых войнах первой трети I в. до н.э., то и в более узком временном диапазоне [24, с. 19–20].

Результаты. Анализ уздечных наборов, в комплекте которых присутствуют двусоставные удила и стержневидные псалии с выступающими прямоугольными петлями, позволяет предложить ряд выводов.

Во-первых, анализируемые образцы конской узды обычно обнаруживаются в погребениях воинов не рядового статуса. Сопутствующий инвентарь представлен не только мечами и наконечниками стрел, но и предметами из золота, престижной посудой, да и сами элементы узды часто плакированы золотом либо серебром. Кроме того, статус воина-всадника подчеркнут наличием костей лошади в погребении, что в целом нетрадиционно для сарматских погребений.

Во-вторых, появление такого уздечного набора можно связать с восточным миграционным влиянием конца II – I в. до н.э., однако о широком распространении можно говорить лишь с рубежа эр. Вероятно, сложный процесс смены сарматских культур нашел свое отражение и в появлении погребений конных воинов-профессионалов. Сама дискуссионность вопросов отнесения тех или иных памятников к ранне- либо среднесарматской культурам (Яш- куль, Новый, Ковалёвка), проблемы этнической атрибуции подобных комплексов на Кубани, в лесостепном Подонье и Поволжье («Золотое кладбище», Зубовско-Воздвиженская группа, I Чертовицкий, Ново-Никольский, Вязовский могильники, Андреевский курган) свидетельствуют о сложных исторических пертурбациях первых веков н.э. Иными словами, все эти вооруженные всадники выглядят эдакими воинами фронтира. Вероятно, некоторые становятся вождями крупных объединений, о чем свидетельствуют статусные погребения (Жутово, Октябрьский V, Дачи). Однако определить их этническую принадлежность и даже однозначную культурную атрибуцию в археологическом контексте не представляется возможным, поскольку такие воины-всадники оказываются погребены и в курганах-кладбищах по раннесарматским традициям, и под индивидуальной насыпью среднесарматского погребального канона. Да и сам географический разброс памятников не позволяет очертить сколько-нибудь определенную локальную территорию.

В этом случае приходит на ум весьма любопытная интерпретация термина «аланы», предложенная М.Б. Щукиным. Он высказал предположение, согласно которому ранние аланы еще не были ни народом, ни племенем, а появились в качестве межплеменной аристократической военной группировки, дружины аристократов, потомственных воинов-профессионалов, обладающих высокой выучкой и связанных родством с аристократическими домами разных кочевнических объединений. «Группа могла быть и не очень многочисленной и не очень стабильной, но весьма мобильной, постоянно ищущей применения своим силам в разных частях сарматского мира и на его границах, и подчас организующей и собственные акции» в силу чего ее невозможно локализовать [42, с. 119–121].