К вопросу о проис хождении петербургск ого духовенства первой половины XVIII века

Первая половина XVIII столетия в русской истории стала эпохой коренных изменений в тесно связанных между собой сферах общественной, государственной и религиозной жизни. В Русской Церкви завершился патриарший период и начался период синодальный, крайне неоднозначный и противоречивый, по оценкам ученых. Подчинение Церкви государству, политика секуляризации, выделение духовенства в особое сословие, преобладание формально-обрядовой религиозности, характерные для синодальной эпохи, имели предпосылки в более раннее время, но сложные процессы перехода от старых форм общественной и религиозной жизни к новым наиболее ясно проявились в царствование императора Петра I и его ближайших преемников. Политические и социальные изменения сопровождались многочисленными проблемами, и ломали множество судеб. Естественно, что тяготы «эпохи перемен» ложились в первую очередь на простых людей. В частности, изменения в церковном устроении сказались, главным образом, на рядовом духовенстве.

Наиболее ярко процессы перехода к другим порядкам проявились в новом государственном центре — основанном в 1703 г. Санкт-Петербурге, который с 1712 г. фактически стал столицей России. Церковная жизнь во вновь построенном городе изначально развивалась по особой схеме, обусловленной общим своеобразием положения

и культуры, а также близостью к верховной государственной власти. Именно в Петербурге стали утверждаться церковные порядки новой — синодальной — эпохи, которые постепенно распространились на всю Российскую Церковь.

Представляет интерес происхождение первых поколений петербургского духовенства. Во второй половине XVIII и в XIX вв. подавляющее большинство служителей Церкви происходили из духовного звания. Ранее, когда сословная монархия еще только формировалась, церковно- или даже священнослужителем мог стать человек «светских» занятий. Более того, для церковнослужителей молодого Петербурга в некоторых указанных ниже публикациях такая практика определяется как обычная.

Рассмотрим данную проблему с привлечением архивных источников.

Ко времени петровских реформ духовное сословие в значительной степени уже замкнулось внутри самого себя — дети священно- и церковнослужителей чаще всего шли по стопам своих отцов. К этому их вынуждали как социальные, так и экономические причины. Ввиду практически полного отсутствия религиозного образования в допетровской России, знания (а точнее, умения) передавались по наследству, от отца к сыну. Естественно, что дети духовенства разбирались в церковном служении лучше других, и для приходской службы всегда было много кандидатов «из своих». Задолго до Петра I русское общество делилось на социальные группы по роду занятий. Различные слои населения имели разные права и обязанности, включая налоговые повинности («тягло»). Такая система затрудняла пополнение рядов духовенства лицами из других званий, особенно с конца XVI в., когда крестьяне были повсеместно прикреплены к земле. Правительство также по мере сил препятствовало поступлению в духовное звание сторонних лиц, так как священнослужители вместе с их потомками освобождались от государственной службы и тягла1.

Таким образом, о генеалогии первых петербургских священников много говорить не приходится — практически все они были выходцами «из духовного звания». Большинство изученных автором документов рассматриваемого периода, в которых идет речь о священниках и диаконах Северной столицы, указывает на наличие у них церковных корней. При этом внутри сословия их происхождение могло отличаться — одни были потомственными священнослужителями, другие — сыновьями дьячков и пономарей. Так, священники храма Св. пророка Божия Илии при Охтинских пороховых заводах, о. Григорий Михайлов и его преемник о. Евтихий Ильин, были иерейскими детьми2. Протоиерей Сергиевской Артиллерийской церкви (будущего Собора всей артиллерии) Игнатий Васильев, напротив, родился в семье пономаря3. Такого рода «статусные колебания» внутри сословия были характерны для всего Синодального периода. Далеко не всегда приходские места передавались по наследству, и дети церковнослужителей, при наличии способностей, могли достигнуть значительных высот (вышеупомянутый пономарский сын Игнатий Васильев в середине XVIII в. был одним из самых ярких и влиятельных петербургских священников4).

Более сложно обстоит дело с происхождением петербургских церковнослужите лей — дьячков и пономарей. Авто ры «Очерков истории Петербургской епархии»⁵,

Фрагмент документа со сведениями о происхождении будущего протоиерея Игнатия Васильева вслед за составителями «Историко-статистических сведений»6 утверждают, что ввиду нехватки духовенства в новой столице причетниками при храмах служили люди самого разного звания — горожане, крестьяне, солдаты и т. д. То же мнение высказывает и протоиерей А. Ф. Паничкин. В статье, посвященной петербургскому приходскому духовенству, он указывает, что в XVIII в. не только среди причетников, но и среди священнослужителей было много выходцев из других социальных групп7.

Однако данные архивных документов позволяют усомниться в справедливости таких утверждений. Сохраняя безусловную корректность и полное уважение к создателям названных выше трудов, автор данной статьи позволит себе оспорить или же уточнить некоторые их заключения.

Составители «Историко-статистических сведений», говоря о «мирском» происхождении ряда церковнослужителей, ссылаются на «дела консистории» и приводят несколько конкретных примеров. Проверить некоторые из них невозможно, т. к. до нашего времени эти документы не дошли, а другие касаются отдаленных от Петербурга храмов. Тем не менее, несколько дел об определении на церковную службу светских лиц в фонде Петербургской духовной консистории в Центральном государственном историческом архиве Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб) имеется. Но внимательное их изучение показывает, что «гражданские лица», причисленные к «церковникам», в действительности так или иначе были связаны с духовным сословием.

В 1733 г. причт Исаакиевского собора обратился в Петербургское духовное правление с прошением об определении на вакантную должность «церковника» (в данном

Автограф священника Григория Михайлова (1736 г.)

случае дьячка) «отставного солдата Ивана Фадеева сына Чернышева», так как «он человек добрый и неподозрительный», а другого церковника на вакантное место нет8. Далее в архивном деле приводится биография отставного солдата, из которой выясняется, что родился он в Серпухове в Рыбной слободе, а «отец его… был в той же слободе при церкви Жен-Мироносиц дьячком». Таким образом, Иван Чернышев с детства имел отношение к церковному служению. Осиротев, он был взят «для обучения грамоте» своим родственником, «купеческим человеком» из Москвы, а в солдаты попал в 1709 г., когда их набирали «из приказных людей»9.

Схожие эпизоды были в истории Ильинского храма на Пороховых. В 1724 г. туда был назначен пономарь Василий Аникеев, который прежде был маркитантом, т. е. торговцем при армии. При углублении в его биографию выясняется, что он был сыном пономаря из Рузского уезда, и сам «отправлял пономарскую должность» в Москве «лет с десять», «а потом от оного состояния своего отошел и кормился торговым промыслом»10. Очевидно, «отход» связан с разборами «лишнего» духовенства при Петре I (из документа можно заключить, что Василий Аникеев не имел официального назначения во время своего московского служения).

В. Аникеев исправлял пономарскую должность до своей смерти в 1742 г. Через полтора года бюрократической волокиты, в 1743 г., на его место был назначен купеческий сын Андрей Иванов11. Это имя упоминается в «Историко-статистических сведениях» как один из примеров мирского лица на церковной службе12. Однако новый пономарь также имел прямое отношение к духовному сословию — он был пасынком Василия Аникеева, женатого на вдове вяземского купца13. Очевидно, ввиду масштабности их работы и нехватки времени, составители «Историко-статистических сведений» не анализировали дела по данной теме подробно, ограничиваясь обзором заголовков.

Автору данной работы удалось обнаружить сведения только о двух церковных назначениях, герои которых — по крайней мере официально — никак не были связаны с духовенством. Речь идет о состоявшемся в 1722 г. определении в Сампсониевскую церковь (будущий собор) просфорни Авдотьи (т. е. Евдокии) Федоровой, которая была

Автограф пономаря Андрея Иванова (1743 г.)

дочерью посадского человека и вдовой прапорщика14. Но, конечно, назначение просфорни никак не характеризует ситуацию в целом.

Другой случай представляется более интересным. Около 1725 г. «церковником» (т. е. церковнослужителем) Благовещенской церкви Александро-Невского монастыря стал Пахомий Терский, сын крестьянина села Боровичи Новгородского уезда. Впоследствии он даже служил за границей, а в 1739 г. был рукоположен в священника к Троицкому собору. Впрочем, назначение Пахомия Терского в монастырскую церковь объясняется просто — перед этим он три года учился в семинарии (точнее, в школе) при том же Александро-Невском монастыре15. Очевидно, что перед нами частный случай, обусловленный особенностями устройства петербургской духовной школы на заре ее существования. В дальнейшем крестьянские дети там практически не учились, т. к. все большие преимущества — что было вполне логично для той эпохи — получали выходцы из духовного звания, а семинаристы, происходившие из других сословий, выпускались чаще на гражданское поприще16.

Таковы обнаруженные автором факты. Конечно, нескольких примеров недостаточно для того, чтобы делать общие выводы. Но документов, посвященных назначению на церковные должности светских лиц, в Российском государственном историческом архиве (РГИА) и ЦГИА СПб вообще сохранилось мало. И вряд ли это связано с тем, что, как написано в «Очерках истории епархии», причетники из мирских служили «без всяких указов от епархиальной власти, по одному выбору прихожан и свя-щенников»17. Приходские выборы действительно были еще широко распространены (вышеупомянутые Василий Аникеев и Андрей Иванов были избраны причтом и прихожанами), но их результаты непременно утверждались священноначалием.

Уже в 1730-е гг. неофициальное служение в храме причетника становилось поводом для административного разбирательства. Когда в 1733 г. при Сергиевской церкви в Артиллерийских слободах был обнаружен «неопределенный пономарь» Евтихий Ильин, он был подвергнут допросу в духовном правлении (который, впрочем, окончился для него благополучно — после традиционной многомесячной бюрократической волокиты, в январе 1734 г. он был утвержден в должности)18.

Информация о «нехватке духовенства» в новой столице также представляется сомнительной, особенно учитывая слова проф. П. В. Знаменского об обилии бесчисленной неустроенной родни у священно- и церковнослужителей, так что «недоставало не кандидатов на церковные места, а церковных мест для кандидатов»19.

После основания на севере крупного города, в котором началось большое храмовое строительство, логично предположить, что множество неустроенных «кандидатов» устремились туда в поисках пропитания. Естественно, что в силу грамотности большинства из них и наличия опыта церковного служения они имели все преимущества перед купцами, солдатами и крестьянами.

Сделаем выводы. Архивных материалов по рассматриваемой проблеме недостаточно, поэтому в полной мере проанализировать проблему происхождения петербургского духовенства первых десятилетий его существования не представляется возможным. Но имеющиеся в распоряжении исследователей документы показывают, что большинство петербургских клириков происходили из церковной среды, будучи детьми духовенства. Среди церковнослужителей — дьячков и пономарей — встречались лица, какое-то время проведшие вне духовного сословия. При этом они имели церковные корни и на определенных этапах своей жизни так или иначе были связаны с церковным служением. Последствия петровских реформ, «взбаламутившие» общество, разрушили привычный уклад их жизни, приведя на военную службу или вынудив к «торговому промыслу». Когда появлялась соответствующая возможность, они возвращались к привычной для них церковной деятельности. При этом из цитировавшихся выше документов видно, что в начале XVIII в. духовное сословие еще не было полностью замкнутым, и у его представителей могли быть родственники в других слоях общества (в первую очередь, в торговой среде). Пономарь Василий Аникеев был женат на вдове купца, купцом был его родной брат Вавила20, дьяческого сына Ивана Чернышева воспитывал его родственник — «купеческий человек», — пономарь Андрей Иванов женился на крестьянке21. Но преобладающей в их родословных все равно остается церковная линия.