«Зашли бы к ректору, составили бы план…». Письмо А. П. Башуцкого об издании периодического листка при Санкт-Петербургской духовной академии

Master of ^eology, Postgraduate student of the Department of Church History at the Saint Petersburg ^eological Academy.

Автором публикуемого письма является Александр Павлович Башуцкий (30 марта 1803 — 26 марта 1876) — действительный статский советник, писатель, издатель, активный церковный деятель. Получив военное образование в Петербурге, он некоторое время был на военной и гражданской службе, однако в 1849 г. из-за скандала покинул занимаемую на тот момент должность управляющего Канцелярии главного попечительства детских приютов. Он участвовал в светской жизни, интересовался литературой, промышленностью, медициной, общественными проектами. Его увлечения, как правило, были непостоянны, и потому он редко достигал поставленных целей. Многолетние финансовые трудности, семейный кризис, потеря службы и репутации привели к нравственному перелому, и с 1850 по 1854 гг. Башуцкий был послушником в разных крупных монастырях страны (Оптина пустынь, Киево-Печерская лавра и др.). После этого его творчество еще более «склонилось в право», а сам он стал горячим ревнителем Православной Церкви — устраивал благотворительные лотереи, собирал средства на церковные предприятия, и все это делал с большим размахом1.

Публикуемое письмо адресовано Степану Анисимовичу Бурачку (12 января 1800 — 26 декабря 1876) — генерал-лейтенанту Корпуса корабельных инженеров, известному кораблестроителю. Служба Бурачка была связана с морским делом в России, в чем ему всегда сопутствовал успех. После блестящей учебы он работал при адмиралтействах Петербурга, Казани, а в Астрахани был управляющим, построив множество кораблей. С 1832 г. он вновь вернулся в Петербург и занимался корабельной наукой. В 1840– 1845 годах под редакцией Бурачка выходил ежемесячный просветительский журнал «Маяк». Издательская и публицистическая деятельность принесла ему сомнительную славу из-за его критики известных писателей, всего иностранного и не православного, однако была высоко оценена в духовной среде. Будучи ревностным христианином, он на склоне лет увлекся церковно-общественными проектами, а его квартира стала местом собраний и обсуждений инициатив на пользу Православной Церкви2.

Вышеприведенные лица были хорошими друзьями генерала, князя Николая Сергеевича Голицына (16 июня 1809 — 3 июля 1892), который упоминается в письме. Участие в военных действиях, работа в Генеральном штабе, редактура газет, военная наука, история военного дела — послужной список и сферы деятельности князя внушительны. В период написания письма, с 1857 по 1864 гг., он заведовал военно-статистическими работами офицеров Генерального штаба, в процессе чего было издано описание 25-ти губерний России. Он также был деятельным сторонником усиления роли Церкви в обществе, считая, что это важно в деле государственного строительства3.

Вышеупомянутые три представителя верующей интеллигенции были не только заметными лицами общественной жизни Петербурга, но также примерными христианами, радеющими о судьбе Православной Церкви4. Они поддерживали контакты со многими духовными лицами, отстаивали церковную точку зрения в религиозном публичном дискурсе. Частным образом они участвовали в помощи новокрещенным евреям, и даже стремились объединить широкие круги общественности на поддержку Церкви в рамках крупных сообществ. Так, они пытались в 1864 г. создать центральное «Санкт-Петербургское Православное Братство»5, которое могло бы объединить многочисленные братства Юго-Запада России в единую систему. Все трое также состояли в исполнительных органах Миссионерского общества в Петербурге в 1865–1869 гг.6

В публикуемом письме неоднократно упоминается ректор Санкт-Петербургской духовной академии архимандрит Феофан (Говоров) (10 января 1815 — 6 января 1894), будущий епископ Владимирский и затворник Вышинский. Он возглавлял столичную академию с мая 1857 г. по май 1859 г. В этот период он трудился в качестве наблюдателя за преподаванием Закона Божия в светских учебных заведениях Петербургского округа; был председателем комитета по переводу Священного Писания на русский язык. Во время его ректорства академия отметила свое 50-летие (17 февраля 1859 г.). Будучи ректором столичной академии, отец Феофан по должности являлся и редактором старейшего журнала Русской Православной Церкви «Христианское чтение». В дальнейшем владыка Феофан зарекомендовал себя как инициатор издания одних

Санкт-Петербургская духовная академия. Нач. XX в.

из первых Тамбовских (1861), а затем еще и Владимирских епархиальных ведомостей (1865)7. Святитель Феофан был знаком с С. А. Бурачком еще с 1843 г., когда отправил ему свои сочинения для публикации в «Маяке»8, и у них сохранились близкие деловые отношения, о чем свидетельствует обширная переписка9. Публикуемое письмо — свидетельство того, что уже в Петербурге архимандрит Феофан интересовался изданием церковных журналов для широкой общественности.

В письме также упоминаются: граф Владимир Петрович Орлов-Давыдов (1809–1882), кораблестроитель Хрисанф Васильевич Прохоров (1835–1884), москвич князь Алексей Петрович Кропоткин (1805–1871), которые были близки С. А. Бурачку и А. П. Башуцкому и гипотетически могли помочь финансово в планируемом издании.

Для понимания содержания письма напомним, что в указанный период происходило в сфере духовной цензуры. В первой половине XIX в. светские лица, заинтересованные в религиозных вопросах, были вынуждены взаимодействовать с духовно-академическими цензурными комитетами, которые существовали при академиях и были главными пунктами по контролю над издаваемой религиозной литературой, при этом Петербургский комитет имел центральное положение10. Уже со второй половины 50-х гг. постепенно увеличивается количество частных газет и журналов, что вызывает сложности как у светской, так и у духовной цензуры. Необходимы были новые решения в организации духовной цензуры. Так, с марта 1858 г. в Петербургском духовном цензурном комитете начали работать высокооплачиваемые цензоры, не занятые другими должностями, что ускорило работу цензуры. Один из них, архимандрит Фотий (Романовский) (1822–1861), упоминается в публикуемом письме. Архимандрит Феофан (Говоров) посодействовал оптимизации цензурного дела. 1 марта 1858 г. состоялось заседание всех вновь назначенных членов цензурного комитета под председательством ректора. Чтобы оптимизировать процесс цензурирования статей для светских

Святитель Феофан Затворник

и церковных изданий, было принято постановление, в котором каждому из членов комитета поручалось курировать конкретные издания, что оптимизировало работу с редакциями. Таким образом, инициатива создать при академии листок «Соперник» вписывается в общегосударственную тенденцию развития публицистики, где религиозная тематика все еще контролировалась через комитеты при академиях. В дальнейшем, постановлением от 30 мая 1869 г. высшие духовные учебные заведения перестали заниматься цензурой, а духовные цензурные комитеты стали функционировать отдельно11.

Упоминаемый в письме «Соперник» предполагался как духовно-светский листок апологетической направленности. Во-первых, об этом свидетельствует его название. Во-вторых, на такой характер «Соперника» указывает твердость позиции его инициаторов, которую они отстаивали в общественно-церковном дискурсе. Так в 1864 г. князь Н. С. Голицын при активной поддержке С. А. Бурач ка и А. П. Башуцкого составил проект Санкт-Петербургского православного братства, в котором отдельно был прописан вопрос создания апологетического периодического издания12. С. А. Бурачек в своих письмах 1864–1865 гг. к митрополиту Киевскому Арсению (Москвину) решительно просил последнего выступить против запрета светским газетам и журналам помещать на своих страницах статьи религиозно-богословской тематики. Генерал был искренне убежден, что необходимо держать ответ за каждое обвинение и недобросовестность, сказанную публично в отношении Православной веры и духовенства13. В личной переписке Бурачка с князем Н. С. Голицыным они периодически обсуждали печатные ответы на около-религиозные статьи14. В-третьих, с высокой долей вероятности можно сопоставить «Соперник» с отрывком из письма свт. Феофана, отправленного в 1861 г. синодальному чиновнику Тертию Ивановичу Филиппову: «… А вот что заботит! Что духовная наша письменность не расходится… мало читается и мало ведома… а светская — всюду… Как это спасительно, само собой ясно, и то, к чему сие привести может, очевидно… Так как ж быть то? Так и оставим? <…> Помните план, какой предлагал князь Голицын^ Вот это и есть настоящее дело — нужно ныне, сейчас же… Попросите у него — и узрите. Кажется, он уже был набросан на бумагу… Так вот что, кажется, было. Быть газете каждодневной или недельной — духовно-светской, которая совмещала все нужное и интересное по политике и житейству, — в такой полноте, чтоб затем не было нужды ходить в другие книги и листки, и полное изображение религиозного состояния у нас и за пределами нашими… Последнее, конечно, главное… а первое — как придаток… При сих вестях может быть и даже должен быть отдел ученых статей относительно религии, догматических, исторических, критических и проч. проповедей, размышлений; решение недоумений, объяснение текста… Для чего может быть (отряжен) фельетон или особый пол. лист. В вестях будет и то, что деется у католиков и протестантов, с ноточками, конечно… А о том и говорить нечего, что должны войти восточные дела… <…>

Пагуба-то великая, что нет доселе церковной газеты!..»15 Таким образом, речь в публикуемом письме идет о популярном широком издании, которое могло бы стать соперником светским журналам в освещении религиозно-нравственных, церковных и даже светских вопросов.

Итак, публикуемое письмо дополняет наши сведения о попытках создания на базе Санкт-Петербургской духовной академии не только научных, но и общественных журналов, направленных, в том числе, на светскую аудиторию16. Инициаторами выступали не только администрация духовных школ или профессура, но и внешние лица. Учредители, скорее всего, не смогли собрать необходимых средств, а ректор академии, загруженный иными послушаниями, не смог продвинуть вопрос по церковной линии. Этот фрагмент прошлого свидетельствует, что церковные люди тех лет стремились отвечать на вопросы времени. Журналов становилось все больше, критики все больше, а ответов на нее, как правило, не было. «Соперник» же мог стать местом консолидации ревностных влиятельных верующих и духовно-академической среды на публицистическом поприще. Дальнейшие изменения в цензуре, связанные с запретом печатать в нецен-зурируемых изданиях статей богословской тематики, лишь способствовали размежеванию духовной и светской публицистики. Письмо можно также считать дополнением к 1 тому «Летописи жизни и творений святителя Феофана».

* * *

29 ноября [1858 г.]17

• (Л. 146) «Отче! Следовало мне вчера, в пятн[ицу], быть у Вас но не успел. Дорога со станциями от Кн[язя] Голицына в Смольный, а оттуда в Лавру, есть что-то неописуемое! Она взяла у меня целых 12 часов, с 9 утра до 9 вечера! За то кое-как высвободил свою статью из рук цензора арх[имандрита] Фотия, хотя и не без потери ноги, которую его логика не могла допустить, признавая ее не только лишней, но непонятной, когда статья та могла стоять и на одной ноге. Со страшным логистом сим нельзя было не согласиться, и вывод что одна нога все же лучше, нежели ни одной, побудил меня принять мое чадо изуродованное крестным его <нерзб.>¹⁸.

Это присказка, а сказка вот. О[тец] Феофан отдал мне Письмо от туда и от сюда, пропущенное к печатанью. После многих сочинений разнохарактерных наименований, окончательно решено не изменять вовсе названия, но только прибавить под ним в скобках (Из Неаполя и из Киева). И я на это вполне согласен. Во-первых, всякое другое обмануло бы недобросовестно покупателя, который взял бы старую брошюрку за новую. Во-вторых, «Рим и Киев» было бы не справедливо и мирно, а «на Западе и в Киеве» и того несправедливее и шире. Но вот что. Названия подали мне мысль написать другое письмо, в котором, пожалуй, я приведу не из одного Неаполя, а из целой Италии и alti cit19 католические этого рода религиозные их спектакли в потеху православным. Пусть видят, как там умно работают Господу без страха и радуются без трепета20.

• (Л. 146 об.) «Много было с О[тцом] Феофаном толкований о том что нас занимает, об издании листка, как я его разумею, и как видеть он желает. Новый год наступает, тут бы и начать. Феофан тоже желает и готов всяко помогать. Он (и я) просим: «примитесь!» Но что значит примитесь. Не можно и не должно и думать прилагать к чему-либо руку, пока не будет хоть 3 000 р. готово. Этого довольно на 10–15 номеров, которые потом прокормят остальные. Пишите о Бозе, Христа ради просите: у Орлова Давыдова, у Прохорова, у Вериги²¹, у знакомого где мы были, что славно передразнивает жидов (пусть возьмет с них… Для Христа^). Я напишу к Кн[язю] Крапоткину в Москву, быть может, захочет помочь. И если соберем 2,5–3 тысячи (это будет извещением), начнем. Просите, и дастся вам. Видите ли, вот в чем дело. Время бежит.

Не поедите ли завтра к Феофану в Академию к обедне? Хорошо бы было. Тут будет и Кн[язь] Голицын. После обедни зашли бы к ректору и составили бы план. Но не листку, нет надобности, он готов у всех присных22, а план собирания денег. Я со своей стороны положу, пожалуй, контрибуцию на своих православных пациентов. Деньги, деньги, деньги! Вот что нужно. Листок назовем Соперником по Евангельскому значению23. Не поленитесь, начните тотчас. Если без церемоний насядете на ваших, скажете, зачем и для чего, спросите, и не дадут; ну, тогда, стало быть, Богу не угодно. Но не взмудруем24 сами, а начнем прытенько, маленько, тихонько, да хорошо. Не для народа нужно, а для тех что <писано>25»

РО ИРЛИ. Ф. 34. № 401. Л. 146–146 об.