Модель антропоморфного пространства в пролетарской поэзии

Представление о категории пространства в лирическом тексте, несмотря на обширный, накопленный за десятилетия опыт, все еще менее понятийно сформировано, чем представление о пространственной структуре эпики и драмы. Среди насущных задач современного литературоведения – разработка типологии пространственных образов и формирование представления о моделях пространства в художественном тексте. Возможно множество различных подходов к решению этой проблемы, в основу типологизации могут быть положены различные принципы, обозначены разные точки отсчета. Один из основополагающих принципов такой типологизации основан на антропологической парадигме художественного текста: «Подход к проблеме с позиций антропологической поэтики позволяет выявить в произведениях поэтов <…> несколько устойчивых пространственных моделей, которые могут быть отнесены природному, антропологическому, антропогенному, антропоморфному типу» [9, с. 162].

Предметом рассмотрения в данной статье является модель антропоморфного пространства в творчестве пролетарских поэтов. В.Б. Смирнов, рассматривая их поэзию, отмечает: «Подход ко всем явлениям жизни под углом производства и трудовых процессов принимает <…> художественную форму трудового рабочего антропоморфизма» [7, с. 192]. Антропоморфизм стал доминантой пространственного континуума пролетарской поэзии, в которой неживое, механическое осмысливается как одушевленное, очеловеченное.

Исследователь М. Левченко, рассматривая одну из наиболее существенных составляющих пролетарской поэзии - творчество поэтов Пролеткульта, пишет: «Идеологическая и эстетическая разноголосица вкупе с хаотической организацией свидетельствует о стихийности самого Пролеткульта как организации и культурной среды, создаваемой подчас не только на противоположных идейных основаниях, но и демонстрирующей – как в лозунгах, так и в поэтической практике – процесс рождения идеологии “из масс”, процесс самоосмысления масс в новом социальном и культурном пространстве» [5, с. 7]. Эстетические установки пролетарской поэзии базировались на идеях Г.В. Плеханова и А. Богданова, однако художественная практика авторов спонтанно вырастала из их непосредственного жизненного опыта, из мироощущения и впечатлений, которые формировалось в трудовом процессе.

Антопоморфная модель пространства в пролетарской поэзии полигенетична. В основе ее формирования прямое отражение жизненного опыта большинства авторов, относящихся к пролетарской поэзии. Это во многом предопределено самой историей возникновения данного направления в литературе. Одним из этапных событий этой истории следует считать появление в печати «Первого сборника пролетарских писателей» 1914 г. Интересен тот факт, что из 450 рукописей большинство принадлежало людям физического труда (ремесленникам, заводским рабочим) и лишь 20 – интеллигентам. Пролетарские поэты отражали в своих произведениях те непосредственные впечатления, тот круг жизненных реалий, который формировало окружающее их пространство – пространство производственной индустрии, урбанистический комплекс топосов. Это прежде всего заводские корпуса, станки, машины, явления и предметы производственного процесса. В.Л. Львов-Рогачевский пишет: «<…> быт, мироощущение, идеология пролетария, стремящегося овладеть машиной, связаны с современным промышленным городом, с творчеством масс, с коллективом, с динамикой жизни, с сознательным отношением к социальному строю» [6].

М. Левченко отмечает: «В поэзии Пролеткульта происходит уравнивание “лирического героя” с заводом и машиной, здесь имеет место мифологическая эквивалентность субъекта и объекта» [3, с. 14]. Такое уравнивание становится основой антропоморфной модели пространства в пролетарской поэзии. Данная модель формируется на основе системы пространственных образов, наиболее частотных в творчестве пролетарских поэтов, и актуализируется через устойчивую систему тропов.

На страницах пролетарских журналов наиболее существенное место занимают статьи и заметки о родном заводе. Примечательно, что только в одном номере ежемесячного приложения к газете «Борьба» – «Молот» говорится «о жизни» и уникальности сразу четырех заводов (cм. [8]). Планетарный размах и отвлеченность пролетарской поэзии были настолько очевидными, что из специфического «производственного» восприятия пролетарского художника возникла так называемая заводская метафизика. В пролетарской лирике даже космос является огромным заводом. Он мыслится в представлениях, взятых из области производства и трудовых процессов. Производственное пространство проникало всюду: в человеческую душу, интимные переживания, в природные процессы и пр.

Здесь прослеживается одна из граней антропоморфности образа завода, которая определяется его конструкцией и системой управления: заводом управляет не человек или механизм – процесс управления базируется на высшем принципе познания. Сам завод является наставником рабочей семьи, именно в нем заключена «вся мудрость мира». Завод для рабочих был огромным живым организмом: мартеновские печи открывали свои пасти и глотали чугун, а цеха пожирали болванки, «дедушка Блюминг» мог стонать и пыхтеть за работой.

Образ завода в пролетарской лирике всегда или почти всегда антропоморфен, во всяком случае, он всегда соотносится с судьбой лирического Я, с его жизнью и смертью и – шире – с судьбой человека вообще. Так, в стихотворении «Завод» (1919 г.) В. Александровского завод с утра выглядывает из-за угла, поджидая рабочих, становится образом-символом, уподобленным человеку:

Золотом небо цвело.

Завод в проулок грязный

Уставил морщинистый лоб.

Капали капли пота

С буро-пепельных крыш, Отдышкой завод узкоротый

Томился всю ночь от жары [1, с. 55].

Мы пьем вино из доменных печей, У горнов страсти наши закаляем, Мы, умирая, снова воскресаем,

Чтоб пить вино из доменных печей ... [1, с. 58].

Совокупность образов вина, умирания и воскресения явно соотнесена в стихотворении с евангельской символикой. И образ труда, и индустриальное пространство наделяются новым смыслом, возникает новая картина мира, и звук заводской трубы также репрезентируется в новом ключе. Пример тому – стихотворение В. Александровского 1921 г. «Дороги без конца. Тоскующие чащи»:

Общие закономерности, характерные для пролетарской поэзии, в частности для ее пространственного континуума, ярко проявились в творчестве пролетарских поэтов Царицына. Примеры антропомофности индустриальных образов содержатся в творчестве Николая Золотухина, царицынского поэта, одного из основателей возникшей 14 сентября 1921 г. Царицынской ассоциации пролетарских писателей, редактора журнала «Пламя» (см. [7]). Индустриальное пространство в его стихах оказывается вовлеченным в любовные отношения героев. Стихотворение Н. Золотухина «Волжанка» написано от лица женщины, которая испытывает трагедию в личной жизни. В первой части стихотворения, следуя традиции, героиня обращается к Волге:

Звонко волны по камням твоим поют.

Понимают, понимают грусть мою [2, с. 7].

В стихотворении возникает психологический параллелизм: любовь героини к покинувшему ее Ивану бурлит, как Волга ярой бурей . Спасением героини от «любовной тоски» становится моральное осуждение прежнего любимого, которого она называет «выскочкой», и труд :

Я пойду работать на завод. Молодую внутреннюю рану мне залечит стали хоровод (Там же).

Индустриальное пространство уподобляется традиционному хороводу, сталь – реалия заводской жизни – оказывается включенной в одушевленный образ, создаваемый с помощью олицетворения, а само пространство завода обретает антропоморфные черты. Этот характер пространства получает развитие в последующих строках стихотворения: в мечтах о новом возлюбленном героиня стихотворения «Волжанка» идеализирует его образ, наделяет его характерным для пролетарской поэзии сравнением:

Я под шумы цеховых машин себе друга, друга раздобуду краше выше цеховых вершин (выделено нами. – Н.Т., Е.Я.) [2, с. 7].

Пространство человека вписано в производственное пространство, которое, в свою очередь, наделяется антропоморфными чертами, уравнивается с пространством человека.

Нечто похожее можно видеть в стихотворении другого царицынского поэта, одного из основателей Царицынской ассоциации пролетарских писателей Сергея Ленского. Стихотворение названо «Из металла» и опубликовано в 1923 г. в журнале «Пламя»:

Я видел средь станков ее опять, она была в лучах багряного металла.

Под шум машин, свободная, с задором она рабочий марш в работе напевала, и волос вьющийся ее с пробором был точно вылит из металла [4].

Обезличенный механистический топос производства становится предметом одушевленным, вызывающим у поэта личные чувства, бурные эмоции. Характерно стихотворение одного из наиболее известных пролетарских поэтов – В. Казина:

Я полюбил тебя, рокот железный, Стали и камня торжественный звон, Лаву... Огонь беспокойный, мятежный Гимнов машинных, их бравурный тон.

Я полюбил твои вихри могучие Бурного моря колес и валов, Громы раскатные, ритмы певучие, Повести грозные, сказки без слов.

Но полюбил я и тишь напряженную. Ровный и низкий и сдержанный ход, Волю каленую, в бой снаряженную, Мой дорогой, мой любимый завод [4, с. 72].

Близкий к этому пространственный мотив характерен и для стихотворения царицынского поэта Н. Золотухина:

Но средь многих его мастерских

Не пойму, отчего так люблю я

Больше всех мастерских остальных Голубую одну мастерскую [3, с. 5].

Можно привести еще множество примеров такого рода. В целом рассмотренный нами материал позволяет сделать вывод о том, что антропоморфная модель пространства является одной из определяющих особенностей пролетарской поэзии на разных этапах ее развития.