О времени появления практики использования ловчих птиц в традиционных культурах Евразии

DOI:

Цитирование. Лукьяшко С. И. О времени появления практики использования ловчих птиц в традиционных культурах Евразии // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регио-новедение. Международные отношения. – 2020. – Т. 25, № 4. – С. 113–122. – DOI: jvolsu4.2020.4.7

Введение. Охота была важной составляющей жизни человека в древности и сохранилась как хобби до нашего времени. Для древних сообществ охота была и видом производственной деятельности, дополнявшим рацион питания. В Евразийской степи, населенной большим количеством разнообразных животных и птиц, этот вид деятельности был органичной составляющей жизни. Изучением охоты населения Евразии скифского времени традиционно занимались палеозоологи, которые определили состав промысловой фауны, а археологи дополнили выводы палеозоологов наблюдениями за формами ведения охоты. Были определены виды охоты: загонная, облавная, скрадывание, травление – псовая охота [5].

Однако охота с ловчими птицами не рассматривалась исследователями в применении к степным культурам раннего железного века, хотя природная среда подталкивала человека к этому виду охоты: бескрайние просторы, скорость передвижения животных, слабая изрезанность местности, своеобразная эстетика атаки птицы не могли не привлекать внимание человека. Разные виды птиц приспосабливались для добычи разной дичи. Ястребами-тетеревятниками добывали фазанов, зайцев, водоплавающую дичь. Ястребы-перепелятники брали мелкую дичь – перепелов, голубей, певчих птиц. Балобаны легко брали зайцев, дроф, имеются сведения, что они догоняли даже джейранов. Соколы брали голубей и куропаток. В Средней Азии искусные ловчие даже плохо приручавшихся луней делали ловчими птицами. Таким образом, условия для появления этого способа охоты на территории степи существовали с глубокой древности. Имеются основания предполагать этот вид охоты уже у андро-новцев [6]. Позже в богатом сакском погребении Жети-Тоба VII–VI вв. до н. э. рядом с погребенным были обнаружены полные скелеты хищных птиц [3].

Древнейшие свидетельства существования такого вида охоты восходят к концу II – началу I тыс. до н. э. На Востоке это сообщения о питомниках соколов в Китае, относящиеся к началу VII в. до н. э. Но в исторической традиции сложилось представление о формировании этого способа охоты в Древней Индии, откуда он распространился в Персию и Македонию. Наивысшего развития охота достигла в Средние века. Имеются сведения, о том, что Владимир Мономах лично ухаживал за кречетами. При дворе Чингисхана соколов обслуживало 7 000 семей соколятников. Соколиная охота была исключительно популярна при Московском дворе.

Материалы. На Ближнем Востоке первые свидетельства охоты с ловчими птицами (рис. 1) нашли отражение в хеттских барельефах и датируются XIII в. до н. э. Позже эта практика зарегистрирована на ассирийском барельефе из Ниневии (рис. 2) времени Саргона II (722–705 гг. до н. э.).

Первые сведения об использовании ловчих птиц в Европе связаны с Македонией и относятся к III в. до н. э.

Необычайная популярность в скифской культуре образа хищной птицы, ставшая визитной карточкой скифского искусства с первых шагов этой культуры на Северном Кавказе и в Причерноморье, заставляет внимательней отнестись к образу птицы в искусстве и значению ее в практической жизни. Не было ли здесь намека на использование птицы в охотничьей практике? Не могли ли скифы познакомиться с этой практикой во время пребывания в Передней Азии? Так выглядит общая постановка проблемы.

Археология, как наука, имеющая в качестве основного источника материальные предметы, не может строиться на предположениях, не подкрепленных источником. Но материальные предметы, отражающие этот вид охоты, изготовлялись из органичес- ких материалов и трудно надеяться на то, что мы сможем увидеть в археологическом комплексе клобуки, варежки, затворы или стойку для руки.

«При изучении этого вопроса исследователь сталкивается с необычайно скудной источниковой базой. С другой стороны, популярность изображений хищной птицы однозначно свидетельствует об особом отношении к хищнику и даже культе птицы в скифской культуре» [5, с. 67].

Анализ. В рамках скифо-сибирской общности культур известна серия художественных изображений хищных птиц, нападающих на диких животных. Нам уже приходилось обращать внимание на то, что это не просто зарисовки из мира природы, но и признаки повышенного внимания и даже любования особой эстетикой, красотой атаки хищной птицы [5, с. 67].

На поясной пряжке из Сибирской коллекции Петра I (рис. 3) представлена мифологическая сцена атаки хищной птицы на яка. В правой части изображения просматривается, по мнению С.И. Руденко, морда тигра, вцепившегося в птицу. Вся эта сцена может трактоваться как сцена борьбы за добычу, описывающая некий не дошедший до нашего времени мифологический сюжет [5, с. 67–68; 7, с. 15].

На второй пряжке хищная птица нападает по фронту на кошачьего хищника-тигра (?), держащего в зубах копытное животное (рис. 4) [2, с. 15]. В этой сцене присутствует еще один персонаж – волк-собака. И здесь мы наблюдаем сюжет борьбы за добычу. Связать ее с охотой с использованием ловчей птицы не представляется возможным. Оба эти сюжета на пряжках иллюстрируют участие в мифологии туземного населения пристального внимания к хищным птицам. Если сопоставить это внимание с известиями об использовании андроновцами ловчих птиц [6] и сообщениями греческих источников о существовании связи между местным населением и грифами, с помощью которых аримас-пы добывали золото (Her.III.116), то появление этих сцен в искусстве региона не будет выглядеть экстраординарным.

В Прикубанье в 4-м Семибратнем кургане на обивке ритона изображена сцена нападения хищной птицы на зайца (рис. 5). Но уверенно утверждать, что перед нами ловчая пти- ца, мы не можем, так как дрессированная птица не будет поднимать добычу. То же самое можно сказать о бляшке с изображением большой хищной птицы с архаром в когтях из Сибирской коллекции Петра I (рис. 6).

Как уже было сказано выше, эти сцены нельзя трактовать как использование ловчей птицы, так как дрессированная птица не будет подниматься с добычей. Отметим, что сюжет нападения хищной птицы на зайца встречается в хеттском искусстве, где использование ловчих птиц документировано изображениями на барельефах.

Нет достаточных оснований, чтобы видеть в этих изображениях ловчих прирученных птиц. В специально посвященной охоте в скифском мире статье нами сделан вывод: «Возможно, здесь мы имеем некие натуралистические наблюдения древних мастеров. И можем заключить, что прямых свидетельств использования в охоте ловчих птиц в Евразийской степи пока мы не имеем» [5, с. 68].

Однако экология и природный комплекс допускают предположение о появлении первых опытов применения ловчих птиц в охоте уже в скифское время. Это предположение подкрепляется косвенными свидетельствами – наличием в культурных слоях городищ костных останков хищных птиц. Так, в Ольвии известны останки сокола-балобана [4]. Кости беркута, ястреба-перепелятника, ястреба-тетеревятника, балобана, коршуна, орлана-белохвоста обнаружены в Елизаветовском поселении на Дону. В интерпретациях этой ситуации преобладает мнение о том, что хищные птицы были объектом охоты, перья которых использовались для оперения стрел. Но вот в 2013 г. на юге Казахстана был раскопан «царский» сакский курган VII–VI вв. до н. э. Жати Тоба, где погребенного сопровождали несколько скелетов хищных птиц [3].

Кроме того, в нашем распоряжении имеется глухое упоминание о ситуации с погребением сокола-балобана вместе с мужчиной в Елизаветовском-на-Дону могильнике [1]. Ситуация позволяет видеть в птице прирученную птицу и реконструировать иной характер отношений между хищной птицей и человеком. Это пока единственные свидетельства приручения хищной птицы. От приручения к использованию в охоте длительного времени не требуется. Между человеком и птицей устанавливаются доверительные отношения, при которых птица узнает своего хозяина и быстро обучается навыкам охоты.

Результаты. Практическое применение этого вида охоты, возможно, пришло вместе со скифами во время миграции в Восточную Европу, или скифы могли наблюдать данный вид охоты на Востоке еще во время Переднеазиатских походов. Эти наблюдения могли послужить основой развития практики использования хищных птиц, что, впрочем, не исключает самостоятельного появления этой практики в степи. Для приручения использовались птенцы, извлеченные из гнезд. А с гнездами птиц кочевник сталкивается регулярно в ходе хозяйственной деятельности.

Таким образом, ловчие птицы использовались в охоте на птиц в Евразийской степи. Кости промысловых птиц хорошо известны на поселениях [2, с. 342–345]. Объективные дан- ные позволяют уверенно датировать использование ловчих птиц в охоте в Причерномо-рье-Приазовье как минимум IV в. до н. э. Накопление материала может скорректировать эту дату в сторону ее углубления.