Судебная лингвистическая экспертиза спорных речевых произведений, содержащих признаки экстремизма

Проблемы, связанные с экспертной оценкой речевых произведений в аспекте наличия/отсутствия в них признаков экстремизма, в настоящее время достаточно интенсивно обсуждаются в отечественной юридической лингвистике [1; 3; 4]. Подход, который доминирует в теоретических работах по лингвистическому экстремизму и экспертных исследованиях конкретных речевых произведений, ориентирован прежде всего на юриспруденцию: лингвист, как правило, пытается понять, что такое экстремизм или возбуждение ненависти и вражды по социальным, религиозным, национальным признакам. Данная статья посвящена обоснованию следующего тезиса: экспертное описание речевого произведения не зависит от определений экстремизма в юриспруденции. Данный тезис, безусловно, необходимо пояснить: право, по нашему мнению, - система решений, которая определяет форму поведения людей, речевая деятельность -«поток событий»1, который может быть объяснен в рамках лингвистических теорий и описан при помощи лингвистических методик. Таким образом, цель лингвиста-эксперта - объяснить и описать речевые события, цель юриста - квалифицировать установленные в ходе производства лингвистической экспертизы факты на шкале «запрещено»/«раз-решено». Юридический и собственно лингвистический уровни относительно независимы друг от друга, это положение может быть проиллюстрировано различием правового и языко-речевого статуса призыва - явления, входящего в объем понятия «экстремизм».

Начнем с описания юридического уровня проблемы.

Призывы как феномен права. В компетенцию лингвиста-эксперта по делам о разжигании розни и призывам к экстремистской деятельности, как правило, входит решение двух задач . Первая из них заключается в квалификации речевого поведения говорящего как оскорбления, но уже не по отношению к конкретному физическому лицу, а по отношению к группе лиц, объединенных по признакам пола, расы, национальности и т. п. Решение первой задачи ничем не отличается от того, как она решается по делам об оскорблении. Наличие оскорбления как речевого действия способно являться доказательственным фактом по отношению к составам преступлений, предусмотренным ст. 280 и 282 УК РФ.

Вторая задача также направлена на установление формы речевого поведения говорящего и может быть сформулирована (и часто именно так и формулируется) в виде следующего вопроса: «Присутствуют ли в спорном речевом произведении призывы?». На первый взгляд, составы названных преступлений различны2, но принятие в 2002 г. Федерального закона «О противодействии экстремистской деятельности», вероятно, сделало избыточным упоминание в тексте УК РФ состава преступления, предусмотренного ст. 282, и, как нам кажется, породило определенные проблемы в подследственности этих дел: вся «словесная» проблематика стала относиться к подследственности органов прокуратуры.

Основанием для того, чтобы утверждать избыточность ст. 282 УК РФ (или по крайней мере одной из статей), является, по нашему мнению, следующее определение экстремистской деятельности3:

«Экстремистская деятельность (экстремизм):

• -    насильственное изменение основ конституционного строя и нарушение целостности Российской Федерации;

• -    публичное оправдание терроризма и иная террористическая деятельность;

• -    возбуждение социальной, расовой, национальной или религиозной розни ;

• -    пропаганда исключительности, превосходства либо неполноценности человека по признаку его социальной, расо-

• вой, национальной, религиозной или языковой принадлежности или отношения к религии;

• -    пропаганда и публичное демонстрирование нацистской атрибутики или символики либо атрибутики или символики, сходных с нацистской атрибутикой или символикой до степени смешения;

• -    публичные призывы к осуществлению указанных деяний либо массовое распространение заведомо экстремистских материалов, а равно их изготовление или хранение в целях массового распространения» [5].

Более того, норма, сформулированная в ст. 282, не исключает призывов, т. к. призывы - это тоже вид действий. Таким образом, какая-то из названных статей, вероятно, лишняя. Думаем, что никто не будет утверждать, что цель ст. 280 - регулировать призывы к призывам к разжиганию розни, тогда как цель ст. 282 - регулировать просто призывы к разжиганию. Мы также понимаем, что действия, направленные на разжигание, могут быть не только призывами, но тогда они все очевидно экстремистские, и думаем, что при принятии нормы, сформулированной в ст. 280, никто не руководствовался следующим: к последственности ФСБ будут относиться все призывы к экстремистским действиям, тогда как к подследственности прокуратуры - публичные действия, направленные на разжигание, за исключением действий, которые являются призывами к разжиганию социальной, религиозной, национальной вражды.

Эти вопросы, безусловно, носят юридический характер, и их рассмотрение в данной работе необходимо, как мы уже отметили, лишь для того, чтобы показать, что установление объективных характеристик продуктов речевой деятельности не связано напрямую с юридическими проблемами, которые являются проблемами принятия решений по поводу конкретных фактов. Так, факт наличия в речевом поведении говорящего призыва «рассматривается» как по делам, предусмотренным ст. 280, таки по делам, предусмотренным ст. 282 УК РФ.

В лингвистическом аспекте призыв, вероятно, представляет собой один из видов речевых актов. Речевое действие «призыв» включает в себя следующие компоненты.

Участники. Участник 1 - говорящий, участник 2 - воспринимающий (может представлять собой неопределенную группу лиц).

Иллокутивная цель . Говорящий, произнося высказывание, делает это для того, чтобы побудить слушающего к определенным действиям.

Условие искренности. Говорящий хочет, чтобы цель была достигнута и слушающий выполнил действия, к которым призывает говорящий.

Условия успешности . Для говорящего и слушающего неочевидно, что то, к чему говорящий побуждает слушающе -го, произойдет само собой (без побуждения слушающего к тому, чтобы он сделал X)¹.

Высказывание-побуждение. Высказывание, в котором выражается побуждение слушающего к выполнению определенных действий. В ядерных случаях это высказывание, в котором присутствуют формы повелительного наклонения глагола либо другие средства, которые способны выступать в функции побуждения (инфинитив, интонационные конструкции и т. п.). Данные средства достаточно подробно описаны в пособии А.Н. Баранова.

Таким образом, структура речевого акта призыва имеет следующий вид²:

• А)    Хочу, чтобы было X

Б) Знаю, что X не может произойти само

• В)    Знаю, что если делать У, то, возможно, что будет X

Г) Знаю, что ты знаешь, что делать, чтобы было X

Д) Знаю, что если буду говорить тебе, что нужно, чтобы было X, возможно, что ты будешь делать так, чтобы было X

• Е)    Говорю тебе: нужно, чтобы было X

Ж) Говорю это тебе для того, чтобы ты делал так, чтобы было X.

Рассмотрим каждую из частей описанного выше речевого поведения.

А) Если говорящий неискренен в том, что он хочет наступления А, то его целью является то, чтобы слушающий поступил так, чтобы его действия были направлены на то, чтобы наступило А. Например, говорящий знает, что слушающий, делая так, чтобы наступило А, потерпит неудачу, тогда его целью является неудача слушающего. Вполне также можно представить себе ситуацию, когда говорящий не хочет, чтобы слушающий выполнил те действия, которые отмечаются в призыве, это может наблюдаться, например, в случаях, когда говорящего принуждают призывать.

Б) Об условии Б необходимо сказать следующее. Если для слушающего очевидно, что событие произойдет само (при этом говорящий может думать, что это не так), то налицо коммуникативная неудача в перлокутивном отношении. Поясним сказанное: слушающий может воспринимать слова говорящего как призыв, но не реагировать на него как на призыв, т. е. считать это призыв лишенным смысла. Если же сам говорящий считает, что действие произойдет «естественным» образом, когда слушающий об этом не знает, то налицо факт неискренней коммуникации, осуществляемой, например, в целях повышения своего статуса в будущем.

В,Г) Эти условия объясняют тот факт, что указание на конкретные действия в речевых актах призыва необязательно, призывающий всегда может употребить достаточно неопределенное высказывание, относительно которого нельзя точно сказать, к каким конкретным действиям оно призывает, также это объясняет возможность ситуации, когда говорящий не ожидает того перлокутив-ного эффекта, который имеет место после призыва. Например, если говорящий высказывает следующее: «Давайте сделаем так, чтобы эта власть перестала наглеть» и не имеет в виду того, что после произнесения слов все должны вооружиться подручными средствами и идти свергать власть, то, вероятно, все-таки имеется возможность именно такого развития событий, какова причина этой возможности - другой вопрос.

Содержание компонентов Д, Е, Ж очевидно и не требует комментариев.

Тот тип призывов, который мы описали выше, можно назвать неопределенными призывами, призывами, в которых конкретно не указаны действия, ведущие к достижению желательного результата. Определенные призывы, возможно, являются частным случаем, в котором действия конкретизируются. Структура определенных призывов будет выглядеть, вероятно, следующим образом:

• А)    Хочу, чтобы было X

Б) Знаю, что X не может произойти само

• В)    Знаю, что если делать У, то, возможно, что будет X

Д) Знаю, что если буду говорить тебе, что нужно, чтобы было X, возможно, что ты будешь делать так, чтобы было X

• Е)    Знаю, что если буду говорить тебе, что нужно делать, чтобы было X, возможно, ты будешь делать то, что говорю тебе, и наступит X

Ж) Говорю тебе: нужно, чтобы было X

• З)    Говорю тебе: делай У

• И) Говорю это тебе для того, чтобы ты делал так, чтобы было X.

В данной статье мы не будем подробно рассматривать вопрос о типологии призывов, считаем, что его решение, основанное на принципах естественной классификации, достаточно подробно освещено [1].