Долговые и кабальные записи иосифо-волоколамского монастыря как источник для изучения монастырских заемщиков в разгар смутного времени (1606-1609)

DOI:

Цитирование. Целуйкина Е. С. Долговые и кабальные записи Иосифо-Волоколамского монастыря как источник для изучения монастырских заемщиков в разгар Смутного времени (1606–1609) // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 4, История. Регионоведение. Международные отношения. – 2019. – Т. 24, №2. – С. 62–75. – DOI:

Введение. Иосифо-Волоколамский монастырь в начале XVII в. имел большое количество пахотных земель (в конце XVI в. – около 26 тыс. десятин [51, с. 93]; ко второй четверти XVII в. – около 35 тыс. десятин [2, с. 43]) и крестьян, обрабатывавших их (на 1533 г. зафиксированы 670 крестьян из 202 селений [42, с. 92]). Близость к Москве и длительные исторические связи с государственной властью обусловили важную роль обители в политической истории России.

Проблема закабаления российского крестьянства в XVI в. является актуальной для исторической науки и в настоящее время. Получение сведений о положении заемщиков, которые брали ссуду в Иосифо-Волоколамс-ком монастыре, поможет в дальнейшем продвинуться в решении вопроса о закрепощении монастырских крестьян начала XVII века.

Методы и материалы. Вопрос истории крестьянского кредитования Иосифо-Во-локоламского монастыря по отношению к XVI в. хорошо изучен М.Н. Тихомировым и А.А. Зиминым был издан фрагмент одной из самых ранних из дошедших до нас хозяйственных книг – Долговая книга 1532–1534 годов [34]. Она стала источником для изучения обители как вотчины, исследования социально-экономических процессов внутри обители, форм взаимодействия администрации монастыря с крестьянами [48; 27] и процесса кредитования [42; 44].

В советской историографии изучены реформы казначея старца Мисаила Безнина 1591 г., последовавшие за ними восстание крестьян и изгнание старца из обители. Первым этот вопрос поднял К.Н. Щепетов. Его работа, посвященная сельскому хозяйству монастыря в конце XVI в., стала первым исследованием, где объектом изучения была сама обитель [51]. Автор ввел в научный оборот приходо-расходные книги 1580–1590-х гг., охарактеризовал кредитование как принудительное и дал ему негативную оценку. И.И. Смирнов в статье о восстании И. Болотникова, а затем и в монографии рассмотрел волнения крестьян в Иосифо-Волоколамском монастыре 1590-х гг. как предвестник восстания И. Болотникова, которое является ярким примером социально-экономического кризиса, назревшего в государстве в конце XVI века [45; 46]. В.И. Корецким было доказано более раннее существование кредитования в монастыре и выяснено значение этого явления для закрепощения крестьян [35].

Изучение формуляра служилых кабал далеко продвинулось благодаря работам В.М. Панеяха [39; 40; 41]. С.М. Каштанов внес весомый вклад в исследование формуляра актового материала монастырского происхождения [31]. Формуляр жалованных грамот Иосифо-Волоколамского монастыря был отчасти рассмотрен А.А. Зиминым [28].

В ряде работ монастырские кабалы используются в качестве исторического источника, но их не так много [31; 1; 32]. Особое значение для нашего исследования имеет монография М.М. Дадыкиной, в основе которой лежат кабалы Спасо-Прилуцкого монастыря XVI–XVII веков [4]. Изучив формуляр денежных и хлебных кабал, исследователь проследила эволюцию формирования крестьянского кредитования в Спасо-Прилуцком монастыре. Сопоставление формуляров кабал Иосифо-Волоколамского и Спасо-Прилуцкого монастырей позволяет полнее воссоздать картину крестьянского монастырского кредитования начала XVII века.

Таким образом, видно, что ученые обращались к традициям монастырского кредитования, но большей частью для исследования событий XVI в. (в частности, закабаления в Иосифо-Волоколамском монастыре – до 1590-х годов). Период Смутного времени лишь предстоит рассмотреть.

В связи с этим цель статьи – раскрыть положение заемщиков монастыря по сведениям формуляра долговых записей начала XVII века. Для этого, на наш взгляд, необходимо выявить элементы формуляра кабальных записей, которые отражают положение заемщиков; рассмотреть изменения в положении заемщиков на основе эволюции формуляра долговых книг.

Нами использованы документы официального делопроизводства монастыря – Приходо-расходная книга за 7115 (1606/07) г. [49], Приходо-расходная книга за 7116 (1607/08) г. [43], Кабальная книга 1609 г. [29], – и актовый материал – около 500 заемных кабал осадных сидельцев 1609 года [6–26]).

Основным методом в исследовании стал формулярный анализ. Наличие большого числа актового материала позволило при помощи формулярного анализа изучить структуру грамот. Также метод сравнительного анали- за использован при сопоставлении сведений Долговой книги 1532–1534 гг., Приходо-расходной книги 1606/07 г. с данными 1607/08 года.

Анализ. Первые известные историкам кабалы относятся к XIV в., письменно они оформлялись уже с середины XVI в., а к концу столетия сложился их формуляр [4, с. 12]. Как отмечает С.М. Каштанов, по мнению некоторых исследователей, монастыри, обладая большими вотчинными землями, являлись продолжателями рабовладельческой традиции как «естественное следствие власти “домо-владыки и отца”» [30, с. 184]. В связи с этим представляется интересным и закабаление крестьян. Наиболее исследованным аспектом кабальной проблемы является кабальное холопство, но его нельзя отождествлять с кабальными монастырскими людьми. Н.П. Пав-лов-Сильванский провел различия между кабальными людьми и кабальными холопами: до Уложения о холопах 1597 г. кабальные люди были свободными, по служилым кабалам они работали на помещика, пока не выплатят долг. В заемных кабалах они называли себя «за-имщиками», в Судебнике 1550 г. использовалось понятие «серебряники» [38]. Б.Д. Греков также считал, что кабальные люди не относились к холопам, а были вольными даже после Уложения 1597 г. [3, c. 114].

Понимание разницы между положением холопа, попавшего в зависимость по кабале, и крестьянина, взявшего в долг, принципиально важно. Выделять Уложение 1597 г. как четкую границу, после чего все кабальные люди стали холопами, нужно крайне осторожно. По признанию Н.П. Павлова-Сильванского, с самого начала появления кабальной зависимости «заимщики» находились в правовом положении холопов, так как использовались на тех же работах. Их служба была в основном потомственная, а не посмертная [38], выход из такого состояния был практически невозможен из-за ростового характера сделки [37]. Все это сближает кабального человека с холопом. При этом на официальном уровне строго придерживались понимания кабальных людей как свободных, что подтверждается указом Василия Шуйского от 6 марта 1608 г. со ссылкой на Судебник 1550 г.: в нем запрещалось записывать кабальных людей в одни списки с холопами [50; 3, с. 114].

Монастырские крестьяне в аспекте проблемы закабаления представляют собой особенную категорию населения. Если правовое положение кабальных людей регулировалось Судебником 1550 г. и множеством указов, которые позже вошли в сводный Судебник 1606/07 г., то отношения между монастырем и его крестьянами, как отметил И.К. Смолич, строились на основе жалованных и несудимых грамот, а также самих кабал [47]. Анализ исследователями жалованных грамот показал, что ни в «иммунитетной» [31], ни в «вотчинной» части документов не содержится информации об экономических взаимоотношениях монастыря и крестьян [28].

Важно отметить, что для Иосифо-Во-локоламского монастыря понятие кабала было приближено к понятию долг, так как в источниках начала XVII в., названия которых обозначены не иначе как «Долговые книги», речь идет о кабалах («на кобале подписано», «и кобала ему выдана» и пр.). Также стоит сказать о том, что долговые и кабальные книги являются частью хозяйственных приходо-расходных книг [36, с. 289]. Подтверждением этому становится тот факт, что долговые книги сшиты с приходными, расходными и другими видами книг за один и тот же год в одну тетрадь. В итоге кабала в монастырском хозяйстве середины XVI – начала XVII в. – это не столько наследственное ярмо, как у кабальных холопов, сколько форма ссуды.

Сама обитель имела довольно длительную традицию кредитования. Долговая книга за 1532–1534 гг. – один из самых ранних делопроизводственных документов монастырского происхождения, дошедших до нас (самой древней считается расходная книга Псковской Завеличской церкви 1531 г.) [34; 36, с. 287]. Здесь зафиксированы выдачи денег крестьянам – жителям вотчины, принадлежавшим соседним вотчинникам [44, с. 35]. В основном эти записи характеризуются как подможные, то есть займ был не краткосрочный, вернуть долг нужно было до ухода крестьянина из вотчины [42, с. 92]. Наличие такого источника делает возможным не только изучение жизни монастырских крестьян в первой половине XVI в., но и рассмотрение феномена монастырского кредитования в развитии.

В начале XVII в. были составлены две приходо-расходные книги, в которых содержались по две долговые книги (книга сбора и книга выдачи денег), также сохранилась кабальная книга, которая, предположительно, тоже входила в состав приходо-расходной. Итого имеется пять долговых книг: 1) Долговая книга 7115 (1606/07) г. (записи с 22 апреля 1607 г.) – ведомости сбора денег по кабалам [49, с. 334–338]; 2) Долговая книга 7115 (1606/07) г. – данные о деньгах, выданных крестьянам в долг [49, с. 362–365]; 3) Долговая книга 7116 (1607/08) г. – сборы денег с крестьян по кабалам [43, л. 53–83 об.]; 4) Долговая книга 7116 (1607/08) г. – выдача денег в кабалу на лошадей [43, л. 232–234]; 5) Кабальная книга 1609 г. – данные о выдаче хлеба в долг [29]. Также около 500 заемных кабал на монастырский хлеб за 1609 год [6–26]. Сравним условный формуляр записей из долговых и кабальной книг и кабал.

В долговой книге выдачи денег за 1606/07 г. записи располагались по хронологии: первая выдача за день была написана с датой, все остальные уже без. Следующую позицию занимало географическое положение – название села, деревни, после чего – сведения о заемщике, ссуде и диспозиция, которая в нашем случае обозначается словами «и кобала на него взята».

Такая подробная запись должников берет свое начало еще с первой половины XVI века. В Долговой книге 1532–1534 гг. имена заемщиков располагались под названием сел, деревень или починков, в которых они проживали [34, с. 117]. В книгу были внесены имена не только тех крестьян, которые взяли ссуду, но и членов их семей. В течение следующего года к долговым записям были сделаны приписки, свидетельствовавшие о судьбе займа [42, с. 92].

В долговой книге 1606/07 г. уже нет росписи семьи заемщика. Этот факт можно связать с несколькими аспектами. Во-первых, как отметил М.А. Дьяконов, правовое положение старожильцев, которые в начале XVII в. составляли большинство крестьян, не позволяло им покидать вотчину [5, с. 16–39]. Из этого следовало отсутствие необходимости в тотальном контроле за большим числом крестьян, поскольку уйти они не могли. Во-вторых, систе- ма сельских приказов во главе с сельскими старостами к данному моменту уже была хорошо отработана. Староста с подвластными ему целовальниками, приказчиками и прочими знал население своего приказа, так как каждый год вел учетную запись взимания налогов, податей, долгов. Вероятно, староста лично был знаком с каждым крестьянином.

В книге выдачи денег в кабалу 1607/08 г. была продолжена схема, которая закрепилась в долговой книге первой половины – середины XVI в.: записи не имели дат, располагались по географическому принципу, но данные о членах семьи заемщика не были внесены в текст. В этой книге содержится лишь одна дата – 1 сентября 1607 г., когда казначею старцу Гавриле была выдана «память» игуменом и соборными старцами на раздачу денег [43, л. 232].

В долговой книге сбора денег по кабалам за 1606/07 г. информация была зафиксирована на основе территориального признака – в первую запись было внесено полное название села, а в последующих использовалась устоявшаяся формулировка «Тово ж села». При этом обязательно была указана деревня, к которой относились крестьяне. В итоге каждая позиция в книге выглядела следующим образом: село, деревня, заемщик, ссуда и диспозиция («на кобале подписана» – если долг возвращен не полностью, «и кобала ему выдана» – если долг уплачен).

В долговой книге сбора денег по кабалам за 1607/08 г. записи по структуре напоминают те, что были сделаны годом ранее. Разница состоит в том, что в книге 1607/08 г. они были расположены не по географическому признаку, а по дате, которая не зафиксирована в книге прошлого года.

В целом можно отметить расширение обязательного формуляра долговых записей – в книге нашли отражение социальное положение должника и год написания на него кабалы. При этом запись о его географической принадлежности упростилась. Эти изменения можно проследить наглядно (табл. 1). В итоге произошла оптимизация формуляра. Включение даты говорит об упорядочивании хозяйственных записей. Социальное положение заемщика – это включение, которое особенно хорошо продемонстрировало свою важность в следующем году, когда кроме крестьян в долг начали брать представители различных категорий населения монастыря. Информация о годе написания кабалы также служила делопроизводственным нуждам, так как облегчала поиск кабал; также это позволяло узнать, какой казначей выдал деньги в долг.

Особое место занимают хлебные кабалы 1609 года. Кабальная книга включает в себя очень простые записи, которые, скорее всего, были переписаны с кабальных грамот для ведения учета. Здесь элементы формуляра располагались следующим образом: «Ка-бола» – обозначение вида записи, имя заемщика, его социальное положение или должность, его принадлежность помещику (если была), географическое положение, ссуда и дата. Ярким примером может служить такая запись в книге: «Кабола Кирила да Осипа Фомины дети кр[е]стьяне Александра Андреевича Нагова села Порфенева занели три четверики ржи да три четверики жита июня въ 4 д[е]нь» [29, л. 1].

Таблица 1

Сравнение формуляров записей долговой книги сбора денег с крестьян по кабалам за 1606/07 г. и долговой книги сбора денег с крестьян по кабалам за 1607/08 г.

Элементы формуляра	Долговая книга 1606/07 г.	Долговая книга 1607/08 г.
Дата	–	Того ж м[е]с[я]ца въ 16 д[е]нь
Географическое положение	Села Лествицына деревни Кузяева	на быковскомъ
Социальное положение заемщика	–	Крестьянине
Заемщик	на Гришке Улитине сыне	на Лукаше Офремовском
Ссуда	пол-полтины	полтина денег
Диспозиция	и на кобале подписано	и кобала ему выдана
Год написания кабалы	–	112-го году

Примечание. Составлено по: [49, с. 334; 43, л. 54].

Необходимо обратить внимание на то, что назначение кабальной книги остается все еще не ясным. Если это была вариация долговой книги, тогда непонятно, почему записи располагались не по хронологии, а в целом напоминали переписанные кабалы. По нашему мнению, нельзя ставить ее в один ряд с долговыми книгами выдачи денег.

Заемные кабалы осадных сидельцев на взятый монастырский хлеб – это массовый источник. Необходимо помнить, что кабалы были написаны разными авторами с разным уровнем подготовки, поэтому выделить единый условный формуляр достаточно сложно.

Из начального протокола в тексте источников присутствует интитуляция «се яз…» и инскрипция «занял есми Пречистыя Богородицы Иосифова монастыря у житнишнава старца Леонида». Перед именем заемщика обычно указывалось его социальное положение или должность, после – принадлежность помещику (если была) и географическое положение. Основное содержание документа составляли диспозиция, санкция и корробора-ция. Диспозиция включала в себя ссуду и ее характер, обстоятельства займа (в нашем случае – осадное положение), сроки. Санкция (чаще всего отсутствовала вовсе): «а заплатит мне тот хлеб в монастыр <…> тот час без срочна по сей кобале»; «а заплатит нам та рож в монастырскую житницу <…> не оти-маючи ни которыми делы». Корроборация состояла всегда из имени писца, реже перед ним добавлялись имена послухов.

Конечный протокол включал в себя только датум, чаще всего указание года: «...лета 7117-го году». Более точная дата содержалась в диспозиции. Некоторые писцы не писали и год. В качестве примера можно привести текст следующей кабалы: «Се яз поп Карпъ Дементеевъ с(ы)нъ Александра Андреевича Нагова села Парфенева занел есми у Пр(е)ч(и)стые Б(огороди)цы Иосифова м(о)-н(а)стыря у житничнаго старца Корниля м(о)-н(а)стырскаг(о) хлеба полосмины ржи да по-лосмины овса в осаде 117-го апреля въ 9 д(е)нь а заплатит мне тот хлеб как осадноя время минетца тот час а на то послух диячок Алексей Осипов с(ы)нъ Дурницын а кобалу писал Мокейко Исаев 117-го году» [25, л. 104].

М.М. Дадыкиной был проведен детальный анализ хлебных кабал Спасо-Прилуцко-го монастыря. Сравнив формуляр заемных кабал на взятый хлеб Иосифо-Волоколамс-кого монастыря с хлебными кабалами Спа-со-Прилуцкого монастыря, можно более полно смоделировать положение заемщика (табл. 2).

Условные формуляры кабал двух монастырей действительно сильно схожи, но наблюдаются и отличия. Подробная роспись интитуляции в обоих случаях – необходимость для точного учета большого числа заемщиков. Инскрипция у Спасо-Прилуцкого монастыря довольно разнообразна, что объясняется возможностью займа не только в обители, но и у частных лиц. Иосифо-Волоколамский монастырь в 1609 г. мог быть в этой местности единственным ссудодате-

Таблица 2

Сравнение условных формуляров заемных кабал Спасо-Прилуцкого и Иосифо-Волоколамского монастырей

Формуляр		Кабалы Спасо-Прилуцкого монастыря	Кабалы Иосифо-Волоколамского монастыря
Интитуляция		+	+
Обязательство		+	+
Инскрипция		+	+
Диспозиция	Ссуда	+	+
	Дата	+	+
	Срок	+	+
	Рост	+	–
Санкция		+ (7 вариантов)	+
Корробо-рация	Послух	+	+
	Писец	+	+
Датум		+	+

Примечание. Составлено по: [4, с. 95–96; 6–26].

лем в связи с осадным положением, в котором находилась обитель.

В диспозиции присутствует «рост»: в Спасо-Прилуцком монастыре деньги выдавали «в рост» либо «без росту». В Волоколамской обители в 1609 г. ростовые кабалы не зафиксированы. Это можно связать с двумя принципиальными моментами. Первый характеризуется реформами в сфере принудительного кредитования казначея старца Мисаила Безнина в конце XVI в., которые закончились сильными волнениями крестьян и изгнанием старца из вотчины. Второй основан на осадном положении, особенности которого вынуждали людей брать хлеб в долг из монастырских житниц несколько раз за полгода. Хлебные кабалы были способом продления жизни для всех осажденных.

Санкции в Спасо-Прилуцком монастыре также очень хорошо отображены в источниках, известны 7 клаузул, которые одновременно могли использоваться в кабале: о неустойке, о денежном росте, о делах и грамотах, о суде, об убытках, о нескольких заемщиках, об истце [4, с. 95]. В то же самое время в Иоси-фо-Волоколамском монастыре вся санкция ограничивалась двумя понятиями, которые семантически сводятся к единому: «сразу после снятия осады». Это значит, что система выплаты долга не была оформлена и заемщик оказывался незащищен перед ссудодателем. Именно это и было выгодно монастырю, который, хоть и имел неудачный опыт быстрого закабаления крестьян, продолжал использовать уже проверенный метод, но уже не экстенсивно, а интенсивно. Можно с уверенностью сказать, что это не было явлением только 1609 г., интенсивным закабалением характеризуется весь процесс долгового оборота начала XVII века. Это подтверждается большим количеством кабал, которые к этому моменту уже были розданы (например, в 1606/07 г. – 63 новые кабалы, в ходу было более 600 кабал [49, с. 365]). Монастырю, очевидно, было выгодно, чтобы долг оставался невыплаченным как можно дольше, а после смерти перешел к семье должника, так как в таком случае закабаленными оказывались большие крестьянские семьи. Эта тенденция была отмечена еще В.О. Ключевским по отношению и к другим монастырям [33]. Также необходимо принимать во внимание тот факт, что условия осадного времени не оставляли возможность для широкого применения санкционных мер, существовала неопределенность будущего заемщика.

Отметим, что одна из клаузул документа Спасо-Прилуцкого монастыря очень похожа на санкцию из кабалы Иосифо-Волоколам-ской обители: «И не отиматися нам заимщи-ком от сея кабалы никак, никоторыми делы, и государя жалованными грамотами, ни княжец-кими, ни боярскими, ни митрополичьими, ни владычными» [4, с. 95] и «а заплатит мне та рож(ь) как Б(о)гъ даст осад минетца не оти-маючи никоторыми делы» [25, л. 148]. Эта формулировка была довольно устойчивой для второй половины XVI–XVII в., поэтому нет ничего удивительного в том, что она использовалась в обоих монастырях.

Положение заемщиков ярче всего отражено в таких элементах формуляра заемных кабал, как диспозиция, санкция и корробора-ция. Наличие срока выплаты долга уже свидетельствовало о возможности выхода из кабального положения. При этом на деле такую запись невозможно однозначно интерпретировать: «как осад минетца тот час». Четкого срока выплаты нет, что ставит в невыгодное положение скорее самого заемщика, который был вынужден пойти на такие условия. Санкция также была не проработана. Формулировка «не отимаючи ни которыми делы» давала лишь указание на срочность возврата долга и исключала возможность избавления от него по указам сверху. Поэтому санкция также работала в пользу монастыря, запрещая заемщику каким бы то ни было образом отказываться от возврата хлеба.

Корроборационная часть, а именно послух, не была унифицирована. Послушество зафиксировано далеко не во всех кабалах, к тому же зачастую в качестве послуха выступал родственник заемщика. Необходимо отметить, что хлебные кабалы начала XVII в., выданные Спасо-Прилуцким монастырем, в большинстве так и не были выплачены. Мы пока не имеем сведений о судьбе займов, взятых в Иосифо-Волоколамском монастыре после окончания Смутного времени. Можно только высказать гипотезу о том, что здесь также большинство ссуд не было возвращено в первую очередь из-за разорения обители и ее вотчины.

Результаты. Кабалы Иосифо-Волоко-ламского монастыря содержат ценную информацию по социально-экономической истории вотчины. Наличие длительной истории фиксирования долговых отношений дает возможность проследить изменения в элементах формуляра кабальных записей.

При выдаче денег особое внимание уделялось месту жительства заемщика. Но если в XVI в. это было одним из главных признаков должника (когда крестьянин менял место жительства, это обязательно фиксировалось и в долговой книге [42, с. 95]), то в начале XVII в. акцент делался на дате выдачи денег. Роспись членов семей заемщиков в начале XVII в. уже не проводилась – большинство крестьян были старожильцами.

Записи сбора денег на протяжении 1606– 1608 гг. также претерпели некоторые изменения. В формуляр были включены такие важные элементы, как дата взятия денег, дата составления кабалы, по которой деньги собраны, и социальное положение заемщика. Благодаря этому положение крестьянина, взявшего в долг, обрисовывалось более точно: было четкое указание на заемщика и его кабалу. Теперь крестьянину не смогли бы приписать чужой долг или взятый им в другое время.

Все эти достижения нашли отражение в Кабальной книге 1609 г., куда были внесены записи о раздаче хлеба. В данном источнике были зафиксированы основные элементы, которые изменялись в течение предыдущих лет: социальное положение заемщика (это были не только крестьяне), место жительства и дата выдачи займа. Теперь найти заемщика или кабалу не составляло труда.

Заемные кабалы осадных сидельцев на взятый хлеб Иосифо-Волоколамского монастыря содержат в себе все важные статьи условного формуляра кабалы. По сравнению со Спасо-Прилуцким монастырем санкционные статьи оказались самыми непроработанными, несмотря на их важность для правового регулирования.

Юридически заемщик изначально находился в долговом положении, он не имел возможности приобрести либо вырастить самостоятельно хлеб взамен взятого, так как должен был вернуть его сразу после снятия осады. Санкционные меры были сформулированы нечетко, несмотря на значимость этого элемента формуляра. Послушество, которое должно было придать сделке правовой характер, чаще лишь подчеркивало формальный характер сделки.

Таким образом, к началу XVII в. формуляр записей долговых книг был хорошо разработан. В целом информация о заемщике весьма скудна. При выдаче денег в долг и при сборе этих денег в записях долговых книг заемщик оказывался защищенным от ошибок и злоупотреблений монастырской администрации, так как все записи были зафиксированы. Но в хлебных кабалах правовое положение заемщика отражено наиболее объективно – отсутствие четких формулировок подвергало должника, в частности, крестьянина, опасности закабаления, что и было выгодно обители. Это было тем более актуально, что кабалы являлись практически единственным регулятором взаимоотношений монастыря и крестьян, так как в жалованных и несудимых грамотах подобная информация не отложилась.