Русская литература. Рубрика в журнале - Новый филологический вестник
Статья научная
Работа представляет собой аналитический обзор переписки В.Д. Пришвиной с представителями русского литературного зарубежья В.Н. Буниной и Л.Ф. Зуровым периода 1959-1965 гг. Эти письма, обнаруженные в разных архивохранилищах, к настоящему времени не опубликованы. В них представлены мнения корреспондентов о творчестве и личности Михаила Пришвина, приводятся оценки его произведений. Анализ писем позволяет судить о том, что на рубеже 1960-х гг. у Буниной и Пришвиной сложились дружеские взаимоотношения, они обменивались выходившими из печати изданиями («Кащеева цепь», «Повесть нашего времени», «Золотой луг», «Незабудки» М. Пришвина, «Жизнь Арсеньева» И. Бунина). Вместе с тем данный материал представляет интерес для характеристики самих участников переписки - видных фигур литературного процесса середины ХХ в. В. Пришвина рассказывает о своей работе над составлением и комментарием изданий Михаила Пришвина; ее литературный талант оценен Верой Буниной. Восторженные отклики Л. Зурова, назвавшего Пришвина «великим правдолюбцем», импонируют В. Пришвиной, которая, в свою очередь, определяет дар своего мужа как «провидческий». Она обращает внимание Зурова на те строки М. Пришвина, где он говорит о своей исключительной миссии «хранителя огня». В письмах отразилась забота В. Пришвиной о литературоведе Н.С. Родионове, который помогал ей в разборе архивов. В контексте переписки рассматривается также обмен мнениями Веры Буниной и писателя Н.П. Смирнова, где затрагиваются фигуры И.А. Бунина, М.М. и В.Д. Пришвиных. Наиболее показательные письма приводятся целиком и, таким образом, впервые вводятся в научный оборот. В целом история эпистолярного общения трех заметных фигур русской литературной жизни дополняет общую картину взаимосвязей зарубежья и метрополии в начале 1960-х гг.
Бесплатно
Статья научная
В статье изучается малоисследованная пьеса Б.Л. Пастернака 1942 г. «Этот свет». Именем главного персонажа драмы - «Иннокентием Дудоровым» - автор предполагал назвать создаваемый роман (1947). Поэтика данного заглавия указывает на взаимосвязь между «Этим светом» и «Доктором Живаго». Образы некоторых героев романа зародились в этой пьесе (Друзякина / Безочередева и др.). Взгляд Дудорова в драме на революцию и Великую Отечественную войну раскрывает мировоззрение Пастернака в годы, непосредственно предшествующие созданию романа. Сходные лексико-стилистические приемы в изображении героев из народа, а также мифопоэтические и библейские мотивы сближают «Этот свет» и «Доктора Живаго». На основе проведенного исследования обосновано существование сюжетных инвариантов в «Записках Патрика», «Этом свете» и «Докторе Живаго». Образ Иннокентия Дудорова рассмотрен в процессе эволюции в трех упомянутых произведениях. Поочередную смену заглавий романа «Мальчики и девочки», «Иннокентий Дудоров» и «Смерти не будет» предлагается рассматривать в свете переноса акцента с судьбы поколения Пастернака 1890-х гг. на бессмертие творчества. В статье впервые публикуются выдержки из письма П.А. Васильева с фронта Б.Л. Пастернаку (1944).
Бесплатно
"Я сама, как валькирия, буду…": источники образа героини в "Гондле" Н. Гумилева (статья вторая)
Статья научная
В статье второй двухчастного цикла выявляется влияние на «Гондлу» ряда пьес Г. Ибсена: «Пир в Сольхауге», «Олаф Лилиекранс», «Воители в Гельгеланде». Подробно сопоставляются Лера и Йордис из «Воителей в Гельгеланде» - пьесы, написанной по мотивам саги о Сигурде и воительнице Брюнхильд. Обсуждается мотив «братственности» героя и героини в ибсеновской я гумилевской пьесах. Если черты воительницы в облике Леры/Лаик восходят, в частности, к Брюнхильд и Йордис, то черты обитательницы Страны Блаженных, куда Лера увозит мертвого Гондлу, - к образу таинственной женщины (феи-сиды), похищающей героя, из другого источника пьесы, а именно ирландской саги об исчезновении принца Кондлы, которую Гумилев читал во французском переводе Арбуа де Жюбенвиля (отсюда и образ принца-горбуна). На основе сравнения с последней пьесой Гумилева «Красота Морни», тоже восходящей к ирландским сагам, делается вывод о том, что мотив Страны Блаженных связывается в творческом сознании Гумилева, с одной стороны, с темой поэзии, избранничества, принадлежности к посвященным, сокровенного знания - причем совсем не обязательно христианского (скорее - мистико-оккультного), а с другой - со смертью и образом лебединой девы. К сравнению привлекается также раннее стихотворение «Я не буду тебя проклинать…» (1909) с похожим набором мотивов.
Бесплатно
"Я сама, как валькирия, буду…": источники образа героини в "Гондле" Н. Гумилева (статья первая)
Статья научная
В статье определяется место героини, спроецированной на образ воительницы-валькирии, в системе персонажей и сюжете драматической поэмы Н. Гумилева «Гондла». Автор статьи пытается проанализировать характеристики геро-ини и, сопоставив с источниками, на которые опирался Гумилев (прежде всего, это сказка Х.К. Андерсена «Дочь болотного царя», роман Р. Хаггарда «Эрик Светлоокий», пьеса Г. Ибсена «Богатырский курган»), выявить глубинные и не всегда отчетливо вы-раженные черты этого персонажа. Особое внимание обращается на «двуприродность» героини, отраженную в том числе в двойном имени (Лера/Лаик). Реконструируется по-стоянный для творчества Гумилева сюжет с участием героини-воительницы (см. также стихотворения «Поединок», «Ольга» и др.): она неизменно оказывается вестницей смерти для героя, который при этом связан с ней отношениями любви или влечения, а отнюдь не вражды; во всех случаях воительница как бы способствует проявлению «я» героя, которое оказывается для него смертельным и в то же время им ожидаемым и благословляемым. Подключаются также интермедиальные (книга «Принцесса Лера» в оформлении Н. Калмакова) и биографические источники (жизнетворческая дуэль А. Белого/Бальдра и В. Брюсова/Локи 1904-1905 гг.).
Бесплатно
"Я" как "другой" в субъектной структуре лирики Арсения Тарковского
Статья научная
Статья обращена к рассмотрению субъектной сферы лирики Арсения Тарковского в аспекте соотнесенности категорий «я» и «другого». Методологическим ориентиром служит тезис М.М. Бахтина, согласно которому самопредставление человека заведомо неадекватно, и единственной возможностью узнать себя-подлинного является самообъективация, предполагающая позицию вненаходимости относительно любого момента биографии. Анализ показывает, что сюжет идентификации и становления личности в поэзии А. Тарковского можно считать центральным: несовпадение субъекта с самим собой (как правило, в прошлом) фиксируется последовательно и разнообразно. При этом герой нередко увиден со стороны - как «он» или «ты», а детство осмысляется им как идеальный модус существования, момент абсолютной самотождественности и максимального напряжения творческих сил. Взросление же, чреватое самоотчуждением, требует не только беспристрастного взгляда на себя, но и целенаправленной работы, призванной вернуть утраченное активно-деятельное отношение к жизни. Непременным условием его возвращения (которое, впрочем, может быть только временным) выступает разрешение внутренних конфликтов, а именно преодоление разобщенности «души» и «тела»: их единение является залогом стиходвижения, а изолированность ведет к «немоте», обессмысливающей любое усилие. Подробный разбор стихотворений «Река Сугаклея уходит в камыш...», «Стань самим собой» и др. позволяет сделать вывод о том, что становление личности в поэзии Тарковского не имеет временных рамок, а его завершение, с точки зрения автора, синонимично смерти.
Бесплатно
Статья научная
В статье рассматривается поэтика поздних рассказов Л.Н. Толстого. Рассказы 1900-х гг. условно объединяются в тематическое единство инвариантной ситуацией ухода. Герои пытаются оказаться вне общества, которое провоцирует деградацию человеческой души. Логика ухода требует пункта назначения, но герои Толстого остаются на уровне сюжета в «пороговом» состоянии. Такое лиминальное положение героя требует оригинального решения на уровне поэтики. То, каким образом Толстой решает эту эстетическую задачу, и есть предмет рассмотрения данной статьи. Традиционно тема ухода у Толстого понимается как путь героя к духовному просветлению: исследователи ищут в художественном тексте отражение личной философии писателя. Однако мы обращаем внимание на то, что герои поздних толстовских текстов не достигают «просветления», находя свою цель в переходном состоянии. Новшеством работы является привлечение для рассмотрения текстов Толстого антропологической теории обряда перехода, применявшейся ранее литературоведами к творчеству других авторов. В статье приводится анализ двух рассказов. Логика выбора материала следующая: от более «мягкого» ухода из общества («После бала») к резкому разрыву с ним («Посмертные записки старца Федора Кузьмича»). Мы пришли к выводу, что особенности художественного нарратива дают писателю возможность воплотить в литературном тексте идею безвозвратного порывания с обществом, которая, в сущности, является утопией. Это происходит потому, что толстовская идея ухода изначально органична художественному нарративу, имеющему в основе переходный обряд.
Бесплатно
Fanailova’s two female holy fools: before the liturgical moment
Статья научная
The article examines poems by E. Fanailova that depict the modern holy fool, drawing on French sources (Simone Weil) and Russian sources (Xenia of Petersburg). At the core of both poems is a literal inversion that mirrors the plot of the Book of Job: the discovery of the underside of speech through double negation in the case of Weil, or through the total allegory of God as the creator of text-texture-sewing in the case of Xenia. In both poems, the primary device is polyphony, with various characters’ voices, simultaneously incapable of negation. Holy foolishness is thus understood as the embedding of Job’s story in a liturgical context: Fanailova employs the technique of peeping and eavesdropping to create a reverse perspective on the liturgical institution of polyphony. The fool challenges conventional notions of appropriateness, including literary decorum. The critique of literary appropriateness, aligning in some respects with postmodern cultural criticism, introduces persistent stylizing strategies consistent with the narrative: from Mikhail Kuzmin’s legacy in the poem about Xenia to the theater of the absurd in the poem about Simone. This adopts a strategy of style separated from the female protagonist by one or two generations, enabling a positive stereoscopic model of culture. This model incorporates the principles of liturgical sequences, litany, or akathist into the poem. Thus, the poem about Xenia discerns the structural and compositional principles of the troparion and the synaxarion. Fanailova, using postmodernist polyphony, establishes a positive concept of the occurrence of sainthood in history.
Бесплатно
Heterotopy of the country estate in the poetics of Russian symbolism (part I: Zinaida Hippius)
Статья научная
The article describes the phenomenon of describing a country estate in the literature of Russian modernism as a heterotopy. The estate narrative of Russian literature of the 19th century demonstrates that the most significant events in the hero’s life take place in the noble estate, and consequently, the duration of the action and the plot are maximally compressed, and at the same time extended in time. We should not forget that in fact the noble estate served as a repository of intellectual and cultural memory. After the destruction of the landowner estate in Soviet times, the most important signs of the manor heterotopy are preserved: this is the memory of a geographical place, a memory of the manor topos. The heterotopic model of the Russian estate demonstrated exceptional stability for a long time, having functionally transformed, on the one hand, into a summer residence (dacha); on the other hand, the function of the cultural memory is taken over by the modern museum-estate. The article analyzes the stories of Zinaida Hippius “The Witch”, “Two - One”, “Out of Time”. The manor space of Hippius stories not only creates scenery for the storyline, but also reflects the natural world bursting into the hero’s mind, that conflicts with the rational-conceptual line of urban behavior. Elements of the folklore-mythological narrative characteristic of the aesthetics of Russian symbolism are revealed (the story “The Witch”). At the heart of the semiosphere of the country estate’s world of Hippius stories is the Turgenev’s plot of a summer romance flirt. Contact with the elements of nature is not only a triumph of the irrational and mystical in the hero’s mind, but also signs of his initiation: thus, the story “Two - one” is devoted to the topic of the physiological maturation of the hero, who overcomes the boundary between the memory of the manor paradise of his childhood and growing up. In one of Gippius’ later stories, the world of country estate culture turns into a fantastic and closed world where time flows according to its own laws, and the manor with its old library becomes a repository of the cultural memory of a passing era (“Out of Time”). The semiosphere of the homestead world in Hippius stories demonstrates the hero’s movement to a functionally different space compared to his usual world, where real events can receive a fantastic explanation (“The Witch”), and time flows according to its own laws, turning out to be a frozen capsule of time (“Out of Time”). Actual events occur both in a metaphorical (memory and living memory) and mythological (false synchronization) time section (the stories “Out of Time” and “Two - One”); the movement of historical time itself is extremely slow and completely freezes (“Out of Time”)
Бесплатно
Статья научная
Владимир Аристов - поэт русскоязычного метареализма, литературной школы, поиски которой находятся в области поэтической метафизики и усложнения семантики словесного образа. Осмысляя переходный период русской культуры и общества в 80-е годы XX века, он пишет цикл «Реализации», состоящий из трех поэм («Дельфинарий», «Кинорежиссер», «Омега моря») и двух стихотворений («Балтийские отражения» и «Пробуждение»). В поэме «Дельфинарий» поэт выражает поиски «пространства всеобщей родственности» и общего языка, общей телесности. Свою работу в этом ключе В. Аристов обозначает понятием «idem-forma», которое означает и особую технику создания стихотворений, и метод анализа художественных текстов. Данное понятие коррелирует с понятием «метабола», введенным М.Н. Эпштейном для анализа образной структуры и поэтического языка метареализма. В поэтике В. Аристова метабола является одним из элементов idem-form'ы, выражающим отношения синкретизма, синтеза и тождества на тропеическом уровне. Несмотря на то что термин «idem-forma» был предложен поэтом только в начале XXI века, образная структура анализируемой поэмы «Дельфинарий» говорит о том, что творческие поиски в этом русле В. Аристов ведет на протяжении всего литературного пути. Специфическими чертами использования этой техники в поэме является синтез на уровнях хронотопа и фокализации, субъектный неосинкретизм и образы-метаболы, выражающие и пересемантизацию деталей советского быта, и синтез миров - человеческого и природного, телесного и языкового. В данной статье анализируются I и II части поэмы «Дельфинарий».
Бесплатно
Статья научная
In the cultural space of post-symbolism the Russian avant-garde had a distinctly receptive character. Outwardly, French painting and poetry were, of course, the main source of movement of cultural values to Russia at the beginning of the 20th century. Openly declaring his connection with Western art, for example, “The Jack of Diamonds” attracted to participate in the exhibition of paintings in February 1912 the French artists: Matisse, Picasso, Van Dongen, Le Fauconnier, Léger, Derain, Friesz and Delaunay. But if you rely on the concept of cultural transfer by Michel Espagne, excluding the notions of “center” and “periphery” the process of cultural transfer did not look like a one-way street. The way of development of the Russian avant-garde at the beginning of the 20th century lay in conditions of “war” both between various participants within the avant-garde movement itself (for example, Larionov and Burliuk brothers), and between their own creative societies and groups (for example, “Jack of Diamonds” and “Donkey’s tail”). Russian avant-garde theories were created mainly on the basis of denial of the traditions and canons of the classics, therefore Larionov’s “rayonism”, built on the objectlessness of painting, practically different from the technique of Futurists’ painting, theoretically did not contradict him, and this explains the artist’s participation in the issues of the “budetlyan” program edition “A Trap for Judges”. The “war” between various avant-garde currents can be viewed as events of endless quarrels between “friends-enemies”, for example, futurists and acmeists. The First World War was not widely reflected in the literature of the Russian avant-garde. There was no so-called “trench” poetry, since almost none of the prominent figures of the Russian literary avant-garde directly participated in the war itself. Among writers, of course, one can call the name of Nikolai Gumilev, but he was not such a war legend as, for example, Guillaume Apollinaire or Ernest Hemingway. The traditional reflection of the Russian avant-gardists is pacifism. For example, the poem “Declaration of War” by Mayakovsky, in which the “victory” was declared “murderer”. However, the peacekeeping orientation of the poet’s activities could change as soon as his civic position changed. By equating the “feather to the bayonet,” Mayakovsky in the poem “The Last Page of the Civil War” glorifies the “red star heroes” walking through the trenches filled with the corpses of dead people. Universal humanism is instantly transformed into a monstrous and ruthless anti-humanism, demonstrating eccentricity and radicalism of the creative subject as a futuristic character of a historical event.
Бесплатно
Статья научная
Heinrich von Huyssen’s cultural and political work was certainly not limited to promoting Russia’s image and the tsar’s governmental policy through his own writings. He furthermore developed a differentiated and intricate system with the intention of exercising influence over the public opinion of Russia in Western Europe. Heinrich von Huyssen made systematic use of networks of European scholars and provided them not only with finished texts but also detailed information from other authors. It seems likely that his experiences with Neugebauer led to the decision not to identify himself as the author of his works and rather to deliver information and materials to others in such a way that they were then in the position to transmit a convincing and positive image of Russia using authentic documents from the Moscow (and then later Saint Petersburg) chancellery. Thus, he influenced the way in which the reports on Russia were presented in European newspapers and journals, lexica, travel writing, historical works and biographical and autobiographical writing. Particular attention is paid in the paper to the first German-language biography of Peter the Great, which came out in 1710. The tone of the writing evokes justified doubts about the claim that the text might have been written by a German-speaking author. Furthermore, the analysis of the biography demonstrates that the writer has an immense quantity of documents at his disposal which can obviously only come directly from the chancellery of the Russian court.
Бесплатно
The initial text of the Russian classical prose
Статья научная
Over almost 200 years researchers of Pushkin have never questioned the fictitious origin of Ivan Petrovich Belkin, “the author” of “Tales of Belkin”. However, the previously unknown archive materials provide the evidence that Ivan Belkin, the “author of the tales”, had a real prototype, i.e. Major Fyodor Stepanovoch Belkin, a landlord from the Kaluga province. The Belkins lived in their estate in the Maloyaroslavets uyezd. Being a close neighbour of the Goncharovs, Belkin would meet the Goncharovs family and visit their estate in Polotnyaniy Zavod. In May 1830 Pushkin came to this estate to introduce himself to A.N. Goncharov, the head of the family and grandfather of his fiancée Natalya Goncharova. It was then and there, the authors argue, that Pushkin was likely and even certain to have made the acquaintance of Fyodor Stepanovoch Belkin. The Russian genius presented his bride with a “wedding bouquet” of his literary heroes and their marital unions. What made this “bouquet” look original was that “Tales of Belkin” appeared to be “authored” by her real well-known neighbor.
Бесплатно
Статья научная
This article outlines the general patterns of introducing the elements of characters’ appearance into A. Bely’s novel “Petersburg”. The portrait details in the novel are generally analyzed from the standpoint of aesthetic and ideological peculiarities, however some general comments and conclusions presented in the works of the last decades point out the existence of certain controversies and the lack of any detailed analysis of the visual features of characters in the novel. The analysis, presented in this article, brings to light the particular features of the visualization of characters’ appearance and the functions of portrait detail in A. Bely’s novel “Petersburg”. The observations of Bely’s methods of introducing visual characteristics of characters in “Petersburg” lead to the following conclusions. For the entire text of this written work A. Bely does not refuse to portray characters’ external features, but the methods he uses to do it serve to deform and weaken the visual imagery. The construction of character images in “Petersburg” is defined by the lack of composure and thoroughness and the absence of the characterological function (the indications of the connection between external changes and internal processes), a tendency to on one hand accentuate certain body parts or facial features (eyes, back, etc.) and to highlight certain details while mixing the features of a character’s appearance and their surroundings and on the other hand introduce portrait details to inanimate objects (i.e. anthropomorphosis). Besides, it is clear that the notions and reference points that the theory of literature had offered before (the “portrait”, its function and various typologies) can only be applied to interpret the peculiarities of the “Petersburg” poetics only nominally.
Бесплатно
Статья научная
The article is devoted to the examination of the strategy of the famous literary critic of conservative stream Victor Petrovich Burenin (1841-1926) during his cooperation with the newspaper “Novoye Vremya” (New Times), published by A.S. Suvorin. The material for the study of the chief techniques used by Burenin and his position in relation to the “new art” of the turn of the 19th - 20th centuries is offered to consider the polemic which centered around D.S. Merezhkovsky’s public lecture “On the Reasons for the Decline and the New Trends in Contemporary Russian Literature”, published as a boo; in 1893. Typologization, including the grouping of the object of criticism into a series of names which in Burenin’s texts already have a certain semantic field assigned to them (for example, he compared Merezhkovsky to S.Ya. Nadson with his “claims” to be a “genius”, beyond the reach of both authors for him), are among the methods typical of Burenin’s strategy. This analysis of the polemical remarks (with the participation of another key contributor, Akim Volynsky) enables us to see a point of convergence that seems impossible for the opponents: the goal of the “truthfulness” of art, understood, however, in quite different ways by Burenin and his “cynical realism” and by Merezhkovsky. At the same time, in this context, an unexpected similarity emerges in their confrontation as spokesmen of different aesthetic positions. The presented review offers an insight into the participants of the polemic, not only in their own remarks, but also in their mutual reflections, which offers a broader perception of their positions.
Бесплатно
Статья научная
В статье приведены основные результаты исследования корпуса стихотворений, созданных русскими поэтами (преимущественно ХХ века), при помощи программного комплекса «Гипертекстовый поиск слов-спутников в авторских текстах», который позволяет в автоматическом режиме выделить в корпусе повторяющиеся лексические комбинации. Под лексическими комбинациями понимаются переходящие из текста в текст скопления слов, не обязательно связанные между собой грамматическими и стиховыми связями. Предметом настоящего исследования стали лексические комбинации, включающие компонент «Армения» и однокоренные слова. В процессе исследования авторы статьи столкнулись с двумя типичными случаями. Первый - когда лексическая комбинация объединяет стихотворения разных авторов, но влияния одного текста на другой нет (С. Городецкий и Б. Чичибабин). Второй случай (В. Брюсов и С. Городецкий), когда лексическая комбинация маркирует два текста, анализ которых позволяет говорить о влиянии текста Брюсова на Городецкого. Применение программного комплекса позволило выявить ряд доминантных компонентов «армянских» лексических комбинаций, присутствующих в стихах русских поэтов («Арарат», «Ереван», «гора», «небо», «земля», «кровь», «сердце», «душа», «пламя», «вечный») и факультативных («враждебный», «истлевать», «близорукий», «книга», «ребенок», «Комитас» и др.). В ходе интерпретации лексических комбинаций были установлены текстовые «армянские» ассоциации разных авторов (В. Брюсов, С. Городецкий, О. Мандельштам, Б. Садовской, В. Звягинцева, М. Шагинян, М. Петровых, Б. Чичибабин, М. Дудина, Б. Слуцкий, М. Матусовский, И. Лиснянская и др.), а также установлены незафиксированные ранее в исследовательской литературе интертекстуальные связи.
Бесплатно
«Беседы с памятью» В.Н. Муромцевой-Буниной: неизвестная книга о детстве и юности
Статья научная
Статья рассказывает о неизвестной книге В.Н. Муромцевой-Буниной, озаглавленной так же, как и известные воспоминания мемуаристки о совместной жизни с Буниным, - «Беседы с памятью». Эти более ранние «Беседы», которые планируется вскоре опубликовать в составе Полного собрания сочинений Муромцевой-Буниной, написаны под сильным влиянием идей и стилистики романа Бунина «Жизнь Арсеньева». Можно с уверенностью утверждать, что сам Бунин читал эти мемуары и на каком-то этапе выполнил стилистическую правку поверх текста жены. Книга полна чрезвычайно интересных сведений о жизни семьи Муромцевых в Москве рубежа XIX - XX вв. Круг знакомств родителей Веры Николаевны был весьма широк, поэтому ее воспоминания о днях детства и юности представляют собой широчайшую энциклопедию московской жизни. Еще более расширился круг общения Веры Муромцевой в юности: многие ее одноклассницы были девушками из известных семей, а в дальнейшем принимали активное участие в культурной жизни России и эмиграции. Учеба мемуаристки на Высших женских курсах тоже отразилась в книге: в эти годы она попала в круг студенческой молодежи и в вихрь предреволюционных настроений. Не менее интересны упоминания разного рода известных государственных, театральных, научных деятелей, которыми пестрят мемуары. Статья систематизирует дискурсы книги воспоминаний и анализирует внутреннюю структуру воспоминаний. А также сравнивает поэтику «Бесед с памятью» с поэтикой и идейной структурой «Жизни Арсеньева», фиксируя существенные совпадения.
Бесплатно
«Влюбленность» как религия в повести Г.И. Чулкова «Дом на песке»
Статья научная
На материале творчества крупного писателя-символиста Г.И. Чулкова анализируется один из аспектов «нового религиозного сознания» Серебряного века - «эротическая утопия», или любовь между мужчиной и женщиной как религиозное действо. Указываются истоки идейного содержания повести «Дом на песке» (1910-1911): цикл статей В.С. Соловьева «Смысл любви» (1892-1894), статьи Д.С. Мережковского «Новый Вавилон» и З.Н. Гиппиус «Влюбленность» (1904), жизнетворческая практика любовно-брачных союзов Мережковских, Блоков, Ивановых в 1900-е гг. Развивая мысль Соловьева и Мережковского о несовместимости «истинной любви» с физиологией деторождения и с «аномалией» аскетического спиритуализма, Гиппиус находит практический путь сочетания пола с евангельским учением в особом состоянии «христианской влюбленности». Самым ярким ее воплощением становится «поцелуй» как форма духовно-телесной близости, возникшая благодаря Христу. Новая концепция любви как способа практического соединения с Богом, духовно-телесного преображения и бессмертия уже здесь, на земле, находила воплощение и в «текстах жизни», и в «текстах искусства» русских символистов. Так, в «Доме на песке» Чулков дискредитирует традиционный детородно-хозяйственный брак Верочки и Ланского как не просто бездуховно-языческий, но инфернальный феномен, ведущий к небытию. Напротив, целомудренно-поцелуйная влюбленность Веры и Шатрова дает обоим ощущение подлинной жизни, причастной к божественной глубине. Однако сексуальное «падение» навсегда закрывает для них эту возможность.
Бесплатно
Статья научная
История обращений к стихотворению Марины Цветаевой «Все повторяю первый стих.» - ответном стихотворению Арсения Тарковского «Стол накрыт на шестерых...» сводится преимущественно к исследованию интертекстуальных связей обоих произведений и изучению биографических взаимоотношений поэтов. В статье предлагается версия анализа и интерпретации цветаевского текста в его формосодержательном единстве, обусловленном авторской установкой на диалог с текстом Арсения Тарковского. Основной вектор прочтения цветаевского текста - от поэтики и семантики его речевой фактуры к смысловой структуре. Особое внимание уделено поэтике и содержанию полемического парафразирования прототекста и поэтике адресации. В процессе анализа прослежены мотивы редактирования текста и редактирования жизни / смерти, числовой лейтмотив «семь», изменения в характере авторской модальности, ролевая градация лирической героини (незваная, самозванка, призванная), обозначены жанровые признаки антистрофы, литературного апокрифа, миракля и входящего в систему мортальных жанров «последнего стихотворения», выделены и сопоставлены две различимые в композиции стихотворения мизансцены, выявлены, связанные с сотворенным лирической героиней чудом воскрешения, аллюзии (Св. Грааль, Голгофа). По необходимости введены комментирующие процесс аналитического восприятия и интерпретации стихотворения контексты (биографический и историко-литературный). В конце статьи делается вывод о том, что в адресованном содержании стихотворения заключена умолчанная заявка Цветаевой на поэтическую реинкарнацию.
Бесплатно
Статья научная
В статье рассматривается интертекстуальный комплекс романов Ф.М. Достоевского в «Поэме без Героя» Анны Ахматовой. Показывается, что цитаты и реминисценции из произведений Достоевского в семантическом пространстве поэмы существуют не как атомарные и разрозненные единицы, но отчетливо тяготеют к двум композиционно-сюжетным фреймам: демоническому балу и ситуации самоубийства. Фрейм «демонический бал» структурирует ряд отсылок к роману «Бесы». Так, в романе Достоевского и в поэме Ахматовой возникают мотивы маскарада, связанного с мотивом «кадрили литературы». В обоих случаях маскарад соотносится с демоническими коннотациями, сходство усиливается и одинаковым обозначением топоса (Белая зала у Достоевского - Белый зал у Ахматовой). Изоструктурность обоих маскарадов объясняет и ряд цитатных сближений «Бесов» и «Поэмы без героя» (например, демонический бал у Достоевского и Ахматовой сопровождается мотивом роковой развязки и страшного сновидения). Фрейм «самоубийство» в «Поэме без героя» притягивает комплекс реминисценций из романов Достоевского «Бесы» и «Преступление и наказание», формируя тем самым «полигенетичную цитату», восходящую одновременно к двум источникам: образ призрака, стоящего в угловом пространстве, «между печкой и шкафом», проецируется не только на роман «Бесы», но и на ситуацию прихода призрака в «Преступлении и наказании». Сюжетный шаблон «самоубийство» инспирирует и частные цитатные сближения поэмы с романами Достоевского. Так, сновидение Ставрогина о «золотом веке» и своем страшном преступлении в Поэме «спрессовалось» в емкую ахматовскую фразу («Золотого ль века виденье / Или черное преступленье»). Эта фраза обнаруживает лексические совпадения с исходным текстом сновидения и сохраняет его антитетическую бинарную структуру. Показано, что выявленные семантические и цитатные схождения «Поэмы без Героя» Ахматовой и романов Достоевского представляют собой специфический тип обработки чужого слова, который необходимо рассматривать в контексте трансмиссии культурной традиции. В этой перспективе выявленные фреймы структурно подобны текстопорождающим моделям с ключевой семой-аттрактором, которая притягивает сходные ситуации из культурного поля, встраивая их в определенный сюжетный шаблон. В финальной части работы сделана попытка выявить специфические психолингвистические механизмы, обеспечивающие этот процесс. «Неосознанность» заимствований и сама структура интертекста Достоевского в «Поэме без Героя» говорит о том, что Ахматова работает не с отдельными текстами Достоевского, а с тем сложнейшим семантическим полем, в форме которого «существуют» романы Достоевского в ее художественном сознании.
Бесплатно
«Записки сумасшедшего» Л. Толстого: текст и нарративная интрига
Статья научная
Статья посвящена роли нарративной интриги в художественной организации «Записок сумасшедшего» Л. Толстого. Проведенный анализ позволяет выявить структурную функцию начала и конца текста и пересмотреть сложившееся представление о незаконченности толстовской повести.
Бесплатно
