Статьи журнала - Проблемы исторической поэтики
Все статьи: 857
"Овеществление" как циклообразующая константа в "Пестрых сказках" князя В. Ф. Одоевского
Статья научная
«Пестрым сказкам» (1833) посчастливилось стать одним из завершенных произведений среди многих так до конца и не реализованных циклических замыслов В. Ф. Одоевского. В статье обосновывается важность рассмотрения сказок как эстетического единства, с учетом порядка их следования, общности тем и мотивов при внешней кажущейся «пестроте». Указывая на многообразие проблематики сказок, автор сосредоточивается только на одном, но важном для всего творчества Одоевского аспекте: мотиве овеществления, и обосновывает, что в «Пестрых сказках» он получает циклообразующий характер. Под овеществлением в статье, вслед за М. М. Бахтиным, понимается то или иное «превращение» человека в вещь или редуцирование личности до вещи. Этот мотив будет очень важен для Ф. М. Достоевского, появится он уже у Н. В. Гоголя, но еще до того - у В. Ф. Одоевского, и именно в «Пестрых сказках». Речь об овеществлении заходит сразу же в предисловиях издателя и сочинителя, так или иначе этот мотив проявляется во всех сказках, герои которых или склонны овеществлять других, или сами подвергаются овеществлению, иногда не замечая этого и даже находя в этом удовольствие, а иногда и с ужасом осознавая свое положение. Появляется в цикле и мотив оживления - как человека, сбрасывающего со своей души мертвенный покров, так и вещи, заявляющей о своей человечности. Но мертвенность мира в «Пестрых сказках» так и остается не преодоленной: не освобождены из косного плена ни вещи, ни люди, которые все более и более погрязают в повседневности, подчиняя все своей мертвящей воле. Вместе с тем в целом безрадостная картина в этически напряженном мире героев по-своему преодолевается в эстетической реальности цикла. Само осознание овеществленности, ее юмористическое обыгрывание, убежденность в неисчерпаемости вечной поэзии бытия открывают мерцающую возможность для воскресения «живой жизни».
Бесплатно
"Огорченные люди" в творчестве Н. В. Гоголя
Статья научная
К числу «сквозных» и «узловых» тем гоголевского творчества, долгое время не привлекавших к себе внимания, принадлежит вопрос об отношении писателя к «оппозиционным», противоправительственным течениям. Эта тема является ключевой для целого ряда художественных и публицистических произведений Н. В. Гоголя. Впервые исследуется гоголевская типология «огорченного человека» - литературного современника «лишних людей» Онегина и Печорина, «новых людей» Н. Г. Чернышевского, «подпольного человека» Ф. М. Достоевского и др. Анализируются взгляды Гоголя на соотношение либерализма и консерватизма - в частности, рассматривается находившийся в поле внимания писателя «парадокс», согласно которому лицемерный консерватизм всегда заключает в себе начала либерализма, тогда как обвиняемые псевдо-консерваторами «либералы» порой на деле являются носителями охранительных ценностей. Подробно освещается автобиографический характер отдельных мотивов гоголевских произведений, связанных с темой государственного служения. Устанавливается авторство воспоминаний неизвестного лица о пребывании Гоголя в Мангейме в 1844 г. Они принадлежат Григорию Михайловичу Толстому (1808-1871), богатому симбирскому и казанскому помещику, знакомому К. Маркса. Личность незаурядная, хорошо образованный представитель известного дворянского рода, субъект «онегинского» типа, любитель цыганских песен, театрал, либерал, игрок и охотник, Г. М. Толстой отличался необязательностью и, как можно судить, «легкостью в мыслях необыкновенною», так что вполне мог сослужить службу Гоголю в пополнении его галереи «мертвых душ». Эпизод из гоголевской биографии рассматривается на широком культурно-историческом фоне. Изучается история знакомства Г. М. Толстого с Гоголем в Москве в 1840 г. и общения с писателем, четыре года спустя, в Мангейме, а также обстоятельства сближения Толстого, накануне его приезда в Мангейм, в Париже с К. Марксом. Сообщаемые сведения открывают новую страницу в биографии и творчестве Гоголя.
Бесплатно
"Останься пеной, Афродита..." (лирическое "она" в стихотворении Осипа Мандельштама "Silentium")
Статья научная
В статье обсуждается проблема соотношения между лирическими лицами «Я», «Ты», «Она» в стихотворении Мандельштама «Silentium». Особое внимание уделяется разнице между лирическим «Она» (первоначальная немота, первооснова жизни) и лирическим «Ты» (слово, сердце, Афродита). Композиция стихотворения отличается зеркальной симметрией, как в плане звуковой организации, так и в плане семантики. Главная идея стихотворения - возвращение к «первооснове жизни» через обретение лирическим «Я» «первоначальной немоты». В такой ситуации поэзия оказывается одновременно и парадоксальной, и транспарадоксальной реальностью, поскольку требование «молчать!» осуществляется с помощью языка (слова).
Бесплатно
"Поэтика" Аристотеля в русских переводах
Статья научная
В статье представлен обзор существующих переводов «Поэтики» Аристотеля, охарактеризованы особенности каждого из них. В. И. Захаров в предисловии к своему переводу «Поэтики» Аристотеля метко охарактеризовал сочинение греческого философа как «темный текст». Каждый перевод этого трактата, лежащего в основе европейской и мировой литературной теории, является одновременно и его интерпретацией, попыткой истолковать «темные места». Первый русский перевод «Поэтики» был сделан Б. Ордынским и опубликован в 1854 г. Ранее русский читатель был знаком с содержанием трактата по переводам на европейские языки и по его изложениям на русском. Так, в «Словаре древней и новой поэзии» Остолопова очень близко к источнику излагается аристотелевская теория драмы и некоторые иные аспекты «Поэтики». Ордынский перевел первые 18 глав «Поэтики», сосредоточившись на теории трагедии. Свою интерпретацию поэтики Аристотеля переводчик представил в обширном предисловии, комментариях и пространном «Изложении». Этот перевод вызвал критический анализ Чернышевского, повлиял на его диссертацию «Эстетические отношения искусства к действительности», в которой автор полемизирует с эстетикой немецкого романтизма. В 1885 г. В. И. Захаров опубликовал первый полный русский перевод «Поэтики», в котором предложил свою интерпретацию учения Аристотеля о языке и эпосе. Автор этого перевода возвращается к терминологии романтической эстетики, поэтому сам перевод оказывается вне основной линии восприятия учения Аристотеля в отечественной литературной теории, которая отчетливо проявляется в переводах В. Г. Аппельрота (1893), Н. Н. Новосадского (1927) и М. Л. Гаспарова (1978). Предметом дискуссии в этих переводах стали истолкование понятий μῦθος и πάθος, концепции мимесиса и катарсиса, источник страдания и трагического, возможность модернизации терминологии. Важной вехой в восприятии и усвоении отечественным литературоведением трактата Аристотеля стал его перевод А. Ф. Лосевым, который не был опубликован отдельно, но использовался автором в его теоретических работах и при критике других интерпретаций «Поэтики». Один из последних переводов «Поэтики» (2008) выполнен М. М. Поздневым. Переводчик не стремился сохранить особенности стиля оригинала и интерпретировал «Поэтику» в рамках и терминах современной теории литературы, ориентируясь на английские ее переводы. Основным предметом рефлексии переводчика являлось понимание Аристотелем сущности и феномена поэтического искусства. Переводы трактата греческого философа отражают историю становления и развития отечественной теории литературы, ее основных тем и терминологического аппарата.
Бесплатно
Статья научная
В статье раскрываются авторские акцентуации интертекстуального мотива пророческого служения, уточняется исторический генезис пушкинского и лермонтовского текстов, ставится проблема литературной преемственности от Пушкина к Лермонтову, сравниваются особенности художественного мышления поэтов и особенности создания художественного образа. В сопоставлении черновых и беловых вариантов стихотворений определяется общий для Пушкина и Лермонтова семантический спектр пророческого мотива, изучение творческой произведения транслируется как методология его понимания. Особое внимание уделяется открыто заявленному в черновике пушкинского «Пророка» эсхатологическому мотиву, который в беловике уходит в подтекст, оставаясь при этом первостепенно значимым в аспекте этиологии произведения и его сближения со стихотворением Лермонтова «Пророк». Выявляются особенности поэтики Пушкина и Лермонтова. Если Пушкин фокусирует внимание на едином действии, связанном с центральным мотивом преображения человека в пророка и развивающемся в одной, хотя и равной вселенной, пространственной точке, то лермонтовский текст являет в себе многособытийность - несение пророческого слова людям, отвержение порочным сообществом, уход в пустыню, гармоническое пребывание на лоне природы. Отмечается, что при зримой разнице в поэтике текстов, общими устойчивыми изоморфными пророческому мотиву мотивами остаются эсхатологический мотив, мотив преображения, мотив несения слова Божьего, мотив райского бытия.
Бесплатно
"Русь, куда ж несешься ты?": от "птицы-тройки" до железной дороги (Гоголь, Достоевский и другие)
Статья научная
Реформы Петра I привели Россию к стремительному развитию как в материальной, так в интеллектуальной и эстетической областях. В XIX в. с особой остротой встал вопрос о выборе страной дальнейшего пути, к 1840-м гг. он получил историософское осмысление в спорах западников и славянофилов, отразившихся как в критике, так и в художественных произведениях. Путь России в метафорическом плане прочно связался с мотивом движения, в «Мертвых душах» Гоголя он получил символическое выражение в образе несущейся Руси-тройки, субстанциальность которой подчеркнул К. С. Аксаков, дав восторженную оценку финалу поэмы. В споре с критиком-славянофилом «западник» Белинский предложил альтернативный символ России, отсылающий не к прежней «святой Руси», а к обновленной «прогрессом» - символ железной дороги. Художественной репликой в адрес гоголевской тройки стал «Тарантас» В. А. Соллогуба, где пророческий пафос финала «Мертвых душ» высмеивается исходя из прагматического здравого смысла, с точки зрения которого сама проблематика споров о пути России умозрительна и несостоятельна. В дальнейшем в полемику включился Достоевский, вновь актуализировав образы живой тройки и механической железной дороги. В его реализме «в высшем смысле» они разрастаются в символы уже не просто разных путей развития России, но двух начал бытия: органического и - при всем безудержье, стремящегося к святости, - и мертвого, инфернального. В главном же Достоевский сходится с Гоголем: основополагающим у него также оказывается пасхальный архетип, свойственный всей русской культуре.
Бесплатно
"Современная пастораль" В. П. Астафьева "Пастух и пастушка" в контексте жанровых традиций
Статья научная
Цель настоящей статьи - рассмотреть движение литературы через метаморфозы жанра как меняющейся в своей неизменности категории. В задачи автора входило изучение модификаций жанра любовной идиллии на примере «Современной пасторали» В. П. Астафьева «Пастух и пастушка» в контексте произведений о любви, возникших в Античности и Средневековье. Для решения поставленной задачи выбраны первичные образцы жанра любовной идиллии в прозе и дано теоретическое обоснование единства любовной идиллии и пасторали как ее основного вида (М. М. Бахтин), составляющих единую линию жанровой традиции, показана продуктивность жанровых сращений: изначальное претворение этого жанра в сочетании с романом («Дафнис и Хлоя», «Роман о Тристане и Изольде») и повестью («Повесть о Петре и Февронии», «Пастух и пастушка»). Если соотношение античной пасторали и «Современной пасторали» Астафьева было замечено литературоведением, хотя мало обосновано, то претворение в ней традиций любовной идиллии, заданной упомянутыми средневековыми образцами, осталось вне поля зрения. В статье исследуется типологическая близость жанровых моделей, их тематическое, сюжетное, образное сходство, позволяющее включить героев в ряд любовных пар, во многом определяющих развитие мировой литературы. В центре внимания - дискутируемый вопрос о состоятельности авторского определения «Современная пастораль». В результате сделан вывод о продуктивности обновления Астафьевым жанрового канона; обоснованности данного писателем именования жанра с учетом сделанной им модификации.
Бесплатно
"Старорусский текст Ф. М. Достоевского": структура и определение понятия
Статья научная
В настоящее время весьма актуальным является изучение локальных (преимущественно городских) текстов. Одним из таких локальных текстов, представляющих интерес для исследователей, является «Старорусский текст Ф. М. Достоевского». Реальное пространство города Старая Русса становится своеобразной художественной моделью мира, нашедшей отражение в творчестве писателя. В статье даны определения таким категориям, как «Старорусский текст» и «Старорусский текст Ф. М. Достоевского». С точки зрения структуры понятие «Старорусский текст Ф. М. Достоевского» вбирает в себя следующие составляющие: Старая Русса глазами писателя, отражение старорусских реалий в его творчестве (романы «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы», «Дневник Писателя»), сохранение памяти о Достоевском в Старой Руссе. Исследование данного понятия дает возможность ответить на вопросы о роли провинции в судьбе и творчестве писателя и о значении его имени в истории и культуре Старой Руссы.
Бесплатно
"Тень пугачевщины" в "Войне и мире" Л. Н. Толстого
Статья научная
Статья посвящена всестороннему исследованию проблемы революции и традиции в романе-эпопее Л. Н. Толстого «Война и мир». Данная проблема рассматривается в рамках комплексного анализа картин «богучаровского бунта» - единственного эпизода «Войны и мира», посвященного теме народных волнений. «Богучаровский бунт» - один из ярких примеров толстовской художественной типизации, что подтверждается исследованием впервые вводимых в научный оборот исторических материалов. В то же время поэтические особенности эпизода определяются религиозно-философской позицией писателя. Все, вплоть до мельчайших элементов поэтики «Войны и мира», сведено художником к этому идейному центру. Соответственно, эсхатологический аспект, характерный для темы бунта и самозванчества в русской истории и литературе, проецируется писателем на субъективно авторский конфликт естественной жизни и цивилизации. Таким образом, противопоставление Толстым национального согласия 1812 года смутным веяниям 1860-х гг. на уровне поэтики эпизода и романа в целом соприкасается с мятежным духом своего времени. Между «Войной и миром» и позднейшей «революцией Толстого» существует глубинная преемственная связь.
Бесплатно
"Теория русского лада" Алексея Ремизова (1930-1950-е годы)
Статья научная
В статье проанализированы этапы развития «теории русского лада» А. М. Ремизова в 1930-х-1950-х гг. В 1930-е гг. возможности писателя представлять свои эстетические воззрения в открытой публицистической форме резко сузились. Ремизов был вынужден популяризировать свою теорию и имя ее «основоположника» - протопопа Аввакума в произведениях, посвященных другим темам («Книгописец и штанба», «По следам протопопа Аввакума в СССР» etc.). В эти годы произошла кристаллизация понятийного аппарата теории, детализация семантики термина «русский лад». В 1946 г. Ремизов предпринял последнюю неудавшуюся попытку опубликовать декларацию своей теории в форме манифеста («На русский лад», 1946). В конце 1940-х - 1950-е гг. изложение постулатов теории - непременная часть большинства произведений Ремизова этого периода. В книге авангардного жанра «Пляшущий демон» через исторический калейдоскоп героев разных веков русской истории раскрывается непрекращающееся до ХХ века противостояние сторонников и противников «теории русского лада». Связанные между собой романы «Учитель музыки» и «Подстриженными глазами» посвящены исследованию тайн формирования личности писателя, а также отражению русской художественной жизни рубежа XIX-XX веков и времени Первой волны русской эмиграции. В обеих книгах представлено историко-культурное «обоснование» формирования эстетического фундамента складывающейся личности писателя, последователя теории «русского лада». Эта же тема стала одной из центральных в последнем произведении Ремизова - его книге о самом себе «Лицо писателя».
Бесплатно
Статья научная
Поэтический мир Н. В. Гоголя своими корнями уходит в народную культуру. Только тщательное изучение традиций русского и украинского народного творчества (славянского фольклора в целом) и их взаимодействия с культурой книжной, письменной дает возможность проникнуть в глубины художественного мира этого «гениального выразителя народного сознания» (М. Бахтин). Однако Гоголь не только черпал материал из фольклора - его сочинения сами становились органической частью народной культуры. В этом отношении самая поразительная судьба у его стихотворной молитвы «К Тебе, о Матерь Пресвятая…», широко распространенной в рукописной традиции под названием «гоголевская молитва» и ставшей едва ли не самым известным его произведением в славянских (и не только) странах. В статье прослеживается история обнародования молитвы Гоголя. На сегодняшний день единственным источником всех известных ее публикаций является иеромонах Исидор (Козин-Грузинский), старец Гефсиманского скита Свято-Троицкой Сергиевой лавры, брат которого был камердинером у графов Толстых и присутствовал при смерти писателя. Обращение Гоголя к молитвенной поэзии в конце жизни выглядит естественным и закономерным. В каком-то смысле его последняя «Песнь молитвенная ко Пресвятой Деве Марии Богородице» стала исполнением долга поэта, о котором он говорил в письме к В. А. Жуковскому (от 15 июня 1848 года): «Умереть с пеньем на устах - едва ли не таков же неотразимый долг для поэта, как для воина умереть с оружьем в руках».
Бесплатно
"Хивинка" С. Н. Дурылина: поэтика сказа
Статья научная
В статье анализируется произведение С. Н. Дурылина «Хивинка (рассказ казачки)» (1924), написанное автором в челябинской ссылке. Рассказ представлен в сказовой манере, характерной для литературы 1920-х гг. Дурылин в полемике с писателями-современниками, основываясь на исторических фактах, записанных Н. К. Бухариным, создает художественный образ женщины XIX в. - женщины из народа, казачки, попавшей в хивинский плен. В статье рассмотрены литературные источники, на которые опирался автор: «Хождение за три моря» Афанасия Никитина и «Очарованный странник» Н. С. Лескова. Четко выраженный в рассказе Дурылина пасхальный архетип намечает вектор аксиологического пути героев - паломничества к Пасхе, ознаменованного возвращением на родину. Используя поэтику сказа, писатель ориентировался прежде всего на манеру Н. С. Лескова с присущей ей исповедальностью. В статье сделано предположение о том, что прототипом «хивинки» стала супруга писателя Ирина Алексеевна Комиссарова-Дурылина, которой и посвящен этот рассказ.
Бесплатно
Статья научная
В статье речь идет о явлении западноевропейской (в первую очередь французской) и русской социально-философской мысли, которое традиционно обозначалось как «социальное христианство», а в советское время получило название «христианского социализма». «Русский социализм» Ф. М. Достоевского, как он сам называет его в «Дневнике писателя», давно и справедливо связывается с французским «социальным христианством», наиболее ярким представителем которого был Ф. Р. де Ламенне (Hugues-Félicité Robert de Lamennais). В то же время «русский социализм» и весь комплекс социально-философских убеждений Достоевского 1860-1870-х гг. чрезвычайно напоминают убеждения позднего Гоголя. В статье проведен ряд параллелей между двумя русскими классиками; отмечено, что те же самые взгляды, которые обыкновенно сочувственно излагаются исследователями, когда речь идет о Достоевском, как правило, подвергаются нелицеприятной критике, как только разговор заходит о позднем Гоголе. Данное сходство, помимо некоторого влияния на Достоевского Гоголя, объясняется ориентацией обоих на отдельные течения западноевропейской социально-философской мысли, и в первую очередь на «социальное христианство». С «социальным христианством» их сближает один из центральных принципов этого течения: устремленность к перестройке общественных отношений на подлинно христианских началах, предусматривающих равнение на Христа и христианский идеал братства между людьми, независимо от их сословной принадлежности. Именно Гоголь, наряду с Чаадаевым, Достоевским и Л. Толстым, более других русских писателей и мыслителей вдохновлялся «Словами верующего» (“Paroles d’un croyant”, 1834) и другими сочинениями Ламенне.
Бесплатно
Статья научная
В письме из Флоренции от 15 (27) мая 1869 г. Ф. М. Достоевский сообщает Аполлону Майкову целый ряд своих идей, касающихся как поэтики, так и идеологии. Письмо посвящено, в частности, таким темам, как поэзия и поэтические жанры; основные точки русской истории и проблемы ее освещения; атеизм и христианство, ставшие в то время центром нового замысла писателя. Внимание автора статьи сосредоточено на содержащейся в письме концепции поэзии и в особенности на трактовке Достоевским повествовательной и дидаскалической природы жанра «поэмы». Другой, связанный с предыдущим, важный аспект анализа: исследуется то, как несостоявшийся поэт Достоевский создает оригинальную нарративную фигуру «поэта-повествователя» в «квазихудожественном» описании поэтических произведений - подобно его персонажу Ивану Карамазову, рассказывающему сюжет «поэмы» о Великом Инквизиторе. Оригинальность этой фигуры связана с характерным для Достоевского способом творческой разработки идей и замыслов. В письме Майкову, как и в пересказе Иваном «поэмы» о Великом Инквизиторе, отражаются приемы крайне сжатой, аллюзивной манеры творческого процесса, разработанной Достоевским в подготовительных тетрадях.
Бесплатно
Статья научная
В статье рассмотрены случаи криптографической адресации Гайто Газданова к текстам А. П. Чехова. В центре внимания - образ русского эмигранта Федорченко, выписанный в чеховской стилистике. Его литературным прототипом стала героиня рассказа «Душечка». История «пробуждения» личности и гибели Федорченко разворачивается как череда влияний, полностью поглощающих героя, не имеющего собственного «я» и не способного к построению своей картины мира. Интертекстуальная связь газдановского персонажа с чеховским затемнена: герой - мужчина, а его литературный прототип - женщина, гендерная игра призвана завуалировать соотнесенность образов. Обращение к публицистическому выступлению Газданова «О Чехове» позволило дешифровать «чеховский» подтекст. Проанализирован также образ Сюзанны, которая, являясь двойником Федорченко, в то же время выписана автором в ином ключе. Толстовское толкование «Душечки» позволило подозревать скрытую «оптимистичность» концовки романа. Гендерные несостыковки, наличие других литературных прототипов ослабляют соотнесенность газдановских героев с чеховским образом, переводят ее в скрытый план, в область криптопоэтики.
Бесплатно
Ab ovo: о семантике сказочного образа
Статья научная
В статье рассматриваются главные функции, присущие такому распространенному сказочному атрибуту, как яйцо. Основное мифологическое значение яйца, связанное с космогонизмом, отголоски которого в русских сказках пытался обнаружить В. Н. Топоров, претерпевает в произведениях данного фольклорного жанра сильные изменения. Здесь этот атрибут может содержать важные элементы - жизненную силу Кощея, любовь / тоску Царь-девицы (сюжетные типы 3021 Смерть Кощея в яйце и 4002 Царь-девица ), служить врéменным хранилищем элементов иного мира (сюжетный тип 301А, В Три подземных царства ) и - чрезвычайно редко - способствовать появлению человека на свет (сюжетный тип 327В Мальчик с пальчик у ведьмы ). Выполняемые яйцом функции наполнены фантастическим содержанием. При этом в ряде случаев подобные действия могут быть связаны и с другими, эквивалентными яйцу, предметами (кольцом, клубком, шкатулкой или платком). В некоторых сказках, кроме того, происходит еще большая трансформация: яйцо становится реалией текстов, отличающихся юмористическим характером (сюжетные типы 1218 Высиживание куриных яиц, - 1218** Лентяй сидит на лебединых яйцах, 1677 Министр ( генерал ) заменяет шута, занятого высиживанием цыплят, 2022В Разбитое яичко ).
Бесплатно
Bakhtin’s discovery and appropriations: in Russia and in the West
Статья научная
This article sets itself a twofold task. On the basis of recently published scholarship, it wishes to revisit the history of Bakhtin’s discovery in Russia and the West since the 1960s; but it also intends to offer a tentative answer to the question: ‘What did Bakhtin discover as a thinker’? The two dimensions, captured in the ambiguity of the genitive - ‘Bakhtin’s discovery’ - are closely interrelated. In a very significant sense, what we perceive to be Bakhtin’s discoveries as a thinker and a theorist is a dynamic target rather than a fixed apparatus. As I try to demonstrate through a plethora of examples, Bakhtin’s discoveries and the lessons we draw from them have been articulated differently at different historical junctures and in different cultural settings; the Bakhtin we see is a fluctuating image, resulting from superimposed perspectives involving growth, modification, loss, and a complex adjustment of meaning, as his body of writing travels across time and traditions and meets inherited patterns of reasoning. Bakhtin’s discoveries are thus not a reliable supply of knowledge or wisdom; they rather derive from the elusive, sometimes blurred, and never quite finished work of mediation and translation.[1] Equally important, the optics we apply towards Bakhtin in discerning his contributions as a thinker is affected by the stories of his discovery at home and abroad. Processes that look as awkward time-lag or distortion are often marks of intense appropriation and a high impact factor in disguise. Over time, we realise that the very narratives employed in telling and re-enacting the story of Bakhtin’s discovery in Russia and the West are saturated with the cultural and ideological heteroglossia which he came to analyse in his writings. In tracing some of these narratives, I hope to arrive gradually at a Bakhtin, whose legacy is the function of multiple historical articulations, a thinker in transit, a theorist subject to dialogue.
Бесплатно
Cказки о трех царствах (медном, серебряном и золотом) в лубочной литературе и фольклорной традиции
Статья научная
Статья посвящена популярному в русской устной фольклорной традиции сказочному сюжетному типу о трех царствах (золотом, серебряном и медном), известному в двух версиях: в одной из них царства располагаются под землей, а в другой находятся на горе. Появление второй версии связано с самой первой русской сказкой, опубликованной в 1782 г. Она называется «Сказка о золотой горе, или Чудные приключения Идана, восточного царевича» и наполнена специфическим восточным колоритом. Позднее текст был подвергнут русификации и печатался в различных лубочных изданиях, выходивших большими тиражами на протяжении почти 150 лет (конец XVIII - начало ХХ в.). Книжная сказка продолжила свое бытование в устной традиции: ее варианты записывались в различных уголках России и представлены во многих сборниках русских народных сказок, опубликованных в последней четверти XIX в., в первой половине ХХ в. и даже в начале XXI в. В этих текстах сохраняются отдельные детали (похищение матери героя, наличие четырех локусов, имя противника, превращение царств в яйцо и другие предметы), связанные именно с лубочными первоисточниками, которые не всегда легко узнаваемы, поскольку утрачиваются или трансформируются в процессе длительного существования устной сказочной традиции.
Бесплатно
Genius loci в поэтике романа Ф. М. Достоевского "Село Степанчиково и его обитатели"
Статья научная
В статье предлагается одна из возможных интерпретаций семантики заглавного топонима произведения Ф. М. Достоевского «Село Степанчиково и его обитатели», анализируется тип ойконима и его словообразовательная модель. Номинация «Село Степанчиково» вписывается в усадебный текст русской культуры и литературы. Автор связывает номинацию усадьбы Ростанева с личным провинциальным опытом писателя, главное место в котором принадлежит Семипалатинску. Доминантный аллюзивный топоним «Село Степанчиково» актуализирует внетекстовую информацию и подтекст произведения, предположительно отсылая к имени купца Степана Степанова, у которого квартировал близкий друг Достоевского А. Е. Врангель. Такие детали, как имя персонажа Степана Бахчеева, «нестерпимый зной», редкие цветы в усадьбе, слуга-казачок, отсылают к имению Степана Степанова «Казакову Саду», которое арендовал А. Е. Врангель и где друзья проводили летнее время. Автор исследования приходит к выводу, что включение сибирского биографического контекста Достоевского в интерпретацию семантики заглавия романа «Село Степанчиково и его обитатели» расширяет смысловое наполнение ойконима.
Бесплатно
Le bourgeois gentilhomme в романе Л. Н. Толстого "Война и мир"
Статья научная
У Л. Н. Толстого отсутствуют прямые высказывания о Великой французской революции, хотя определение отношения писателя к этому историческому событию позволяет понять его трактовку современных ему явлений. В этом смысле большой интерес представляет анализ ранних черновиков романа «Война и мир» (1864), проведенный в данном исследовании. В них французские политические деятели периода Директории названы «богатыми выскочками» и «вчерашними мещанами в дворянстве». Сам же Бонапарт оценивается здесь как «умный, хитрый и злой мещанин в успехе». А в наброске предисловия к роману Толстой вновь повторяет это сравнение: «смешной и гадкий, как мещанин в дворянстве». Все эти формулы восходят к знаменитой комедии Ж. Б. Мольера «Мещанин-дворянин» (1670). И хотя по своей родословной Наполеон Бонапарт не был мещанином (Le Bourgeois), однако происхождение из захолустной Корсики обусловило его упоминание в черновиках «Войны и мира» как «мещанина-дворянина» в значении «парвеню». Данный оборот имел негативную окраску по причине наследственной гордости и предубеждения аристократа Толстого против низших сословий и его реакции на роман Н. Г. Чернышевского «Что делать?» (1863). В окончательном тексте «Войны и мира» Толстой снимает эти прямые характеристики под влиянием известия о гражданской казни и ссылке Чернышевского, хотя негативная в целом оценка Наполеона остается. Поздний Толстой неоднократно использовал образы этой комедии, но не придавал им отрицательных коннотаций. Установление связи образа Наполеона с «мещанином во дворянстве» в черновиках к роману Толстого «Война и мир» позволяет точнее определить политическую позицию писателя в середине 1860-х гг.
Бесплатно
