Проблемы калмыцкой филологии. Рубрика в журнале - Новый филологический вестник

Публикации в рубрике (67): Проблемы калмыцкой филологии
все рубрики
Мифологические элементы в ойратской легенде о нойоне Галдаме: характеристика коня

Мифологические элементы в ойратской легенде о нойоне Галдаме: характеристика коня

Бакаева Э.П.

Статья научная

Введение. В фольклоре монголоязычных народов известны песни, легенды и предания о нойоне Галдаме (калм., ойрат. Ьалдма, Ьалдмба; монг. Галдамаа, Галдамбаа), сыне хошутского Очирту-Цецен-хана, внуке хошутского Байбагас-хана и джунгарского Батура-хунтайджи. Исследователи насчитывают более тридцати вариантов песен и двадцати текстов несказочной прозы о нойоне Галдаме в устной традиции ойратов Монголии и Китая, калмыков России. Цель статьи - проанализировать особенности характеристик коня нойона Галдамы, представленных в ойратской легенде, которая была записана среди торгутов Синьцзяна (КНР), в контексте мифологических характеристик фольклорных текстов о Галдаме. Результаты. В ойратских легендах о Галдаме прослеживаются эпические элементы, которые включались в фольклорные тексты в процессе их сложения. В устной народной традиции исторический персонаж обрел характеристику мифологического героя. В соответствии с эпическим характером текстов о Галдаме в фольклоре ойратских народов образ коня также наделяется соответствующими чертами. В легенде, записанной среди торгутов Китая - потомков калмыков, мигрировавших в 1771 г. из Калмыцкого ханства на восток, соответственно тому, что в ряде легенд появляется мотив происхождения героя из иного мира, иное происхождение коня подчеркивается его необычным внешним видом (горбатость) и необычайной жизненной силой.

Бесплатно

Мифология ежа в калмыцком фольклоре

Мифология ежа в калмыцком фольклоре

Убушиева Данара Владимировна

Статья научная

В статье рассматривается мифология ежа в калмыцком фольклоре. Известно, что Ёж мудрый в фольклорной традиции выступает создателем брачных обычаев. При рассмотрении «указа» ежа erēn cōxurān büseleqtün - «пестрым, рябым опоясывайте [юрту]» - и анализе семантических признаков этих элементов (рябое - крученая волосяная веревка/пояс (хошлң), пестрое - ленты-подвески (өлгц) и опоясывание юрты) выявлено типологическое сходство с обрядами испрашивания души ребенка у тюрко-монгольских народов. Юрта в предании символизирует космический центр и мужское начало, ёж, бегущий вокруг юрты, - символ женской матки. Опоясывание черно-белой крученой волосяной веревкой/поясом олицетворяет слияние космических начал - Неба и Земли - и символизирует пуповину. А ленты-подвески (өлгц), которые в ритуальной схеме подвязывались к салбак у тувинцев, к оттыŋ залазы у алтайцев, к залаа у бурят, к салама у якутов и к хошлонг у калмыков, символизировали испрашиваемую душу ребенка. Само действие как завязывание ленты/нити узлом к крученой волосяной веревке синонимично опоясыванию, чем усиливается функция соединения, основного символического значения свадебной обрядности. В совокупности эти символы свидетельствуют о добуддийских верованиях калмыков, о древнем ритуале испрашивания души ребенка, что связано с традицией приобщения к роду, его умножению. Этот ритуал берет начало в свадебной обрядности, повторяющей такие основные жизненные циклы, как смерть и возрождение. Свадебная обрядность калмыков в настоящее время сохраняет лишь рудимент ритуального комплекса, но, как выясняется, наиболее значимый - это ленты-подвески (елгц), символизирующие испрашиваемую душу ребенку.

Бесплатно

Монгольский и калмыцкий анекдот XIX в.: специфика и структура

Монгольский и калмыцкий анекдот XIX в.: специфика и структура

Баянова А.Т.

Статья научная

В данной статье вводятся в научный оборот тексты монгольских и калмыцких анекдотов XIX в. Монгольские анекдоты обнаружены в работе венгерского ученого Г. Балинта «Ethnologische Mitteilung aus Ungarn» (1895) и у Г. Тимковского во время его путешествия в Китай через Монголию в 1820 и 1821 гг. (1824). «Калмыцкие анекдоты» («Kalmukische Anekdoten») опубликованы Б. Бергманом во втором томе его труда «Nomadische Streifereien unter den Kalmuken in den Jahren 1802 und 1803» («Кочевнические скитания среди калмыков в 1802-1803 годах»). Автором рассматривается специфика и структура анекдотов. Монгольские анекдоты исследованы такими учеными, как Ш. Гаадамба, Р. БатаахYY, Ш. Цэнд-Аюуш, Х. Сампилдэндэв и др. Но тексты монгольских анекдотов XIX в., переведенных на русский язык, не рассматривались исследователями. Калмыцкие анекдоты XIX в. впервые проанализированы автором, так как эти тексты существуют только в переводе на немецкий язык. Сами же аутентичные тексты, к сожалению, не существуют. Запись калмыцкого фольклора велась многими учеными и исследователями, начиная с XVIII в., но это в основном сказки, песни, загадки, пословицы. Информации о записи калмыцких анекдотов не имеются. Калмыцкие анекдоты в переводе Б. Бергмана - это первый и единственный источник, доказывающий бытование этого речевого жанра у степного народа. На основании небольшого количества текстов делается вывод, что анекдоты имели трехчастную структуру - завязку, кульминацию и неожиданную развязку и композиционно состояли из трех частей - завязки, середины и концовки.

Бесплатно

Мотив превращения в калмыцких сказках на сюжетный тип "Волшебник и его ученик" (АТ 325)

Мотив превращения в калмыцких сказках на сюжетный тип "Волшебник и его ученик" (АТ 325)

Горяева Баира Басанговна

Статья научная

В статье рассматривается мотив превращения в калмыцких сказках на сюжетный тип «Волшебник и его ученик» (АТ 325). В устной традиции калмыков данный сюжетный тип продуктивно используется в качестве «рамки». В калмыцких сказках на данный сюжет широко представлена фигура вредителя. В качестве учителей, преследующих ученика, выступают семеро великих магов, семь волшебников, Бакши, гелюнг и мус. В рассмотренных текстах именно семь магов, волшебников обучают юношей. Это число в калмыцкой мифоритуальной традиции является сигналом пограничного состояния между нашим и «иным» миром. Бегство ученика от учителя мотивировано: герой бежит от преследователя-антагониста, стремясь спасти свою жизнь, с помощью превращения в различных животных, птиц и рыб. Среди преследователей мус демонстрирует свою «непосредственную связь с хтоническими существами», превращаясь в золотошерстного жеребца владыки хозяев воды - усун хадын эзена, являя принадлежность «чужому» миру. Калмыцкие сказки на сюжетный тип АТ 325 «Волшебник и его ученик» показывают цепь превращений в разных животных учителя и его ученика. Эти превращения показывают возвращение героя из страны мертвых в страну живых. Локус, в котором происходят превращения, является границей миров. Вода как рубеж двух миров (в частности река, море, океан) отражается в картине мира предков калмыков. Во всех вариантах сказок продажа коня вместе с уздечкой оборачивается бедой для превращенного героя, так как узда, которой был укрощен конь, приобретала магическую силу.

Бесплатно

Мотив превращения в калмыцких сказках на сюжетный тип «Чудесная птица» (АТ 567)

Мотив превращения в калмыцких сказках на сюжетный тип «Чудесная птица» (АТ 567)

Горяева Б.Б.

Статья научная

В статье рассматривается мотив превращения в калмыцких сказках на сюжетный тип «Чудесная птица» (АТ 567). Калмыцкие сказки на данный сюжет можно разделить на две группы. Сказки первой группы заканчиваются тем, что братья приобретают волшебные предметы, старший из них становится ханом. Сказки второй группы с более сложной структурой, их сюжетообразующим мотивом является мотив превращения. В текстах первой группы отмечается неосознанное, но предопределенное судьбой превращение двух братьев, съевших голову и крыло чудесной птицы. Превращение старшего брата происходит на уровне его функций, когда он поднимается на самый верх социальной лестницы и становится повелителем - ханом. Младший брат преображается, приобретя красоту и новые чудесные способности. Анализ сказок второй группы показал, что мотив превращения героя в них является «динамическим», так как он «изменяющий ситуацию», «движущий» (по Б.В. Томашевскому). Герой принимает облик «беспомощного, социально отверженного существа -ребенка (сироты)», которого усыновляют бездетные бедные старик и старуха, обращается в животное и птицу. Превращение в животных (ослиц) как наказание ханской дочери с ее служанками герой проводит, используя вспомогательные средства (яблоко, лотос, лилия). Реализация изучаемого мотива дает разные формы, начиная от неосознанного превращения с неожидаемым результатом до осознанного превращения с ожидаемым итогом. Превращение происходит через вспомогательные средства животного и растительного происхождения. Отмечается в рассмотренных сказках и оборотничество как способность персонажа, причем не только в мире живых людей.

Бесплатно

Мотив пути в калмыцких сказках на сюжетный тип АТ 508 "Благодарный мертвец"

Мотив пути в калмыцких сказках на сюжетный тип АТ 508 "Благодарный мертвец"

Горяева Баира Басанговна

Статья научная

В статье рассматривается мотив пути в калмыцких сказках на сюжетный тип АТ 508 «Благодарный мертвец». Анализ показал, что мотив пути реализуется представителями двух поколений. Вначале престарелый родитель мифологического возраста (восемь тысяч / пятьсот пятьдесят пять лет) отправляется с целью испрашивания наследника к своему заячи - гению-хранителю. Долготу пути символизируют железные башмаки и посох, которые старик берет с собой. Традиционные формулы пути также изображают его долготу. Сын, рожденный после проведения определенных ритуалов, подсказанных манджиком - послушником хурула, отправляется торговать. Испытание работника перед отправлением в путь, на наш взгляд, является переосмысленным и трансформированным представлением о еде, как имеющей «особое значение» для отправившегося в иной мир. По пути герой восстанавливает порядок, вернув долг умершего, возвращает мертвеца в могилу и дарует душе покой, приобретя, таким образом, благодарного помощника. Путь героя сказки описывается конкретными локусами: большой курган, солончаки, пески. Эти места являются пограничными зонами, где героя поджидают вредители - семья мусое-людоедов / мангасы. Благодарный мертвец добывает герою невесту (небесную деву / дочь хана), все вместе возвращаются домой. Однако герой предпринимает еще одно путешествие, уже в страну мертвых. Пройдя со своим помощником испытания владыки смерти Эрлик Номин хана, герой и благодарный мертвец возвращаются в мир людей. Представления об этом путешествии в мир мертвых у калмыков складывались под воздействием буддийской мифологии.

Бесплатно

Мотив рождения героя в сказочно-эпической традиции калмыков

Мотив рождения героя в сказочно-эпической традиции калмыков

Горяева Баира Басанговна, Убушиева Дамара Владимировна

Статья научная

Систематизация фольклорных образцов на уровне мотивов представляется актуальной и значимой для исследования генезиса и развития сказочных и эпических текстов, восходящих к одной этнической традиции, а также для дальнейшего сравнительно-типологического изучения на более широком материале. Целью данной статьи является рассмотрение мотива рождения в устной традиции калмыков на материале сказок и эпоса в сравнении с мотивами монгольского эпоса, систематизированными С.Ю. Неклюдовым. Материалом для исследования мотивов сказочно-эпической традиции калмыков явились архивные материалы, тома «Хальмг туульс», тома «Свода калмыцкого фольклора». Анализ показал, что мотив рождения семантически неразложим, морфологически он раскладывается на отдельные элементы. Предикат (функция) рождение героя в сказочно-эпической традиции калмыков сопровождается различными мотивировками. Отсутствие наследника вызывает необходимость действовать, чтобы устранить это обстоятельство. Сказка развернуто показывает обстоятельства появления сына у престарелых родителей. Мотив рождения героя в сказочной традиции расширяется за счет описания бесчисленного множества скота четырех видов. В эпосе ситуация отсутствия наследника характеризуется лаконизмом изложения -недосказанностью. При этом мотив трансформируется с сохранением условий чудесного рождения героя от небесной девы. Эпический текст представляет архаические мифы о материнском начале Земли, отраженные в рудименте мотива петрогенеза. Мотив рождения, реализуемый через формулу «чудесные дети», дополняется обстоятельством рождения героя у бездетных стариков, а устойчивая формула данного мотива характеризует в эпосе персонаж старшего поколения Алтана Чееджи. В сказочной традиции поздний пласт представлений о рождении героя связан с воззрениями буддизма

Бесплатно

Мотив свадьбы в повести «Девичья честь» Санжи Балыкова

Мотив свадьбы в повести «Девичья честь» Санжи Балыкова

Шараева Татьяна Исаевна

Статья научная

Статья посвящена рассмотрению мотива свадьбы в повести Санжи Балыкова «Девичья честь», написанной автором в эмиграции в 1938 г. Повесть была переиздана в Калмыкии в 1993 г. и вызвала большой интерес у читательской аудитории не только автобиографичностью содержания, но и подробным описанием быта, традиций и образа жизни донских калмыков-казаков в Задонской степи Сальского округа в начале XX в. В статье проанализированы этапы свадебного комплекса, описанного в повести. Сделан вывод о том, что в традиционной калмыцкой свадьбе у донских калмыков в конце XIX - начале XX вв. сохранились архаичные черты свадебного комплекса вследствие длительного обособленного проживания, например, обряд обручения и получения благословения в буддийском храме, использование конских жил для оформления сватовства, скачки для доставления специального войлочного надподушечника из приданого невесты, ритуальное кормление собаки в доме жениха. Вместе с тем автору удалось показать и наметившиеся процессы трансформаций в обрядах и ритуалах. Сравнительно-сопоставительный анализ со свадебным комплексом астраханских и ставропольских калмыков позволил выявить значимые отличия. Описание свадьбы как важнейшего механизма регуляции повседневной жизни калмыков, трансляции их духовных ценностей, мировоззрения и традиционных верований использовано С. Балыковым в качестве противопоставления губительным последствиям Гражданской войны.

Бесплатно

Мотив смеха и плача в калмыцком фольклоре

Мотив смеха и плача в калмыцком фольклоре

Убушиева Данара Владимировна

Статья научная

Данная работа посвящена исследованию мотива смеха и плача в калмыцком фольклоре. Актуальным является его реконструкция через типологические сравнения, поскольку он легко «узнаваем» в различных традициях. Материалом исследования послужили разножанровые фольклорные тексты калмыков - это кумулятивные сказки, реконструкция игры в числовые загадки и эпические тексты. В результате проведенного исследования были сделаны следующие выводы. Структурно-семантический анализ мотива выявил его архаические корни, восходящие к обрядовым функциям добуддийских верований о космогоническом начале. Так, в архаических верованиях калмыков и их предков ойратов обряд смеха символизировал акт воспроизведения, рождения, а обряд плача повторял обряд похорон. Беспрерывность данных актов в фольклоре передается через повтор, являющийся «наиболее архаичным приемом формирования структуры фольклорного текста». Акт коммуникации, выраженный через повторы в цепевидных структурах, является способом передачи «знаний традиции» о верованиях и представлениях из общей памяти о прошлом. Рудименты этих воззрений, разбросанные в фольклорных текстах и жанрах, при типологической реконструкции с древнегреческой буфонией и ритуалами древнетибетской религии бон обретают смысл и восполняют пробелы в нашем знании. В сказках и загадках метафорические функции смеха и плача имеют лучшую сохранность, нежели в эпических образцах фольклора, что вполне соответствует закономерностям развития народного творчества.

Бесплатно

Мотив чудесного рождения героя в ранних циклах эпоса "Джангар"

Мотив чудесного рождения героя в ранних циклах эпоса "Джангар"

Убушиева Данара Владимировна

Статья научная

Мифологическая основа калмыцкого эпоса «Джангар» прослеживается в его ранних циклах - Багацохуровском (1853-1862 гг.) и Малодербетовском (1862 г.). Они основаны на архаических сказочно-эпических мотивах и мифологических архетипах. Рассмотрение эпических нарративов двух ранних циклов калмыцкого эпоса «Джангар» выявило мотивы о рождении героя, имеющие различную основу. Малодербетовский цикл демонстрирует рождение героя, восходящее к архаическому сказочному эпосу, основой которого является мотив вымаливания ребенка бездетными стариками. Недетородный возраст Ага Шавдал вынуждает Джангара оставить ее и отправится в странствие. Он встречает волшебную деву, которая рождает ему сына Шовшура. Налицо трансформация мотива рождения героя у бездетных стариков с соблюдением условий чудеснорожденности. Эпическое повествование Багацохуровского цикла представляет сложное переплетение древних воззрений с многочисленными разностадиальными напластованиями, сохранившими в имплицитном виде, иногда утратившими свою первоначальную семантику. Цикл сохранил в сюжете представления об архаических мифах рождения: о появлении Солнца, воплощенного в эпическом тексте в своем основном символе - трех маралах; о материнском начале Земли, что отразилось в рудиментах мотивов петрогенеза и растениях-прародителях. В Багацохуровском цикле типологически устойчивая формула рождения героя-первопредка, обозначающая неведение о своем происхождении, трансформирована в особый локус, обеспечивающий вхождение в иной мир. Поздний пласт представлений о рождении героев в ранних циклах «Джангара» представлен понятием перерождений, основанным на буддийской мифологии.

Бесплатно

Мотивы в эпических песнях Джангарчи Телтя Лиджиева

Мотивы в эпических песнях Джангарчи Телтя Лиджиева

Манджиева Байрта Барбаевна

Статья научная

В статье рассматриваются сюжетообразующие мотивы в записях песен от известного джангарчи Телтя Лиджиева, представителя эпической «школы» Ээлян Овла. Материалом исследования стали расшифрованные автором данной статьи аудиозаписи песен Телтя Лиджиева, зафиксированные Н.Ц. Биткеевым в 1970 г. в совхозе «Эрдниевский» Юстинского района КАССР (ныне Республика Калмыкия): «Песнь о поединке Улан Хонгора с устрашающе-грозным Мангна ханом, владеющим чалым конем Араг Манза»; «Песнь о богатыре Саваре Тяжелоруком»; «Песнь о Булингира сыне - Смуглом Строгом Санале, владеющим конем Бурал Галзаном»; «Песнь о том, как Красивейший во вселенной Мингъян пленил могучего Кюрмен-хана»; «Песнь о Хошун Улане, богатыре Джилгане и Аля Шонхоре». В эпических песнях Телтя Лиджиева сохранились мотивы, стадиально относимые к эпосу государственной формации: угона табуна, ультиматума, стрельбы из лука в погоне, преследования богатыря, пребывания богатыря в ставке антагониста, бумбайского знамени, богатырского поединка, клятвы богатырей, полонения антагониста, клеймения антагониста, победоносного возвращения. Целью данной статьи является рассмотрение сюжетообразующих мотивов в песнях калмыцкого эпоса «Джангар» поздней традиции в записях от известного джангарчи Телтя Лид-жиева. Для реализации данной цели мы рассмотрели элементы, которые строятся по единой модели эпического сюжета и включают в себя ряд сюжетообразующих мотивов, образующих устойчивую последовательность нескольких элементов: 1) героическая коллизия (причина, побуждающая героя к деянию); 2) выбор богатыря (отправление в поход); 3) преодоление пути (претерпевание препятствий); 4) героический подвиг; 5) восстановление мира. В результате проведенного анализа мы пришли к выводу, что сюжетообразующие мотивы в песнях поздней традиции бытования эпоса «Джангар», являясь частью повествовательной структуры, строятся по единой модели эпического сюжета и имеют нерасторжимую связь между собой. Так, мотив ультиматума, ставший источником конфликта двух враждующих сторон, явился причиной, побудившей отправить в боевой поход героя, который, преодолев препятствия в пути, вступает в поединок с противником, терпит временное поражение и вместе с прибывшими на помощь богатырями побеждает во много раз превосходящего по силе хана-антагониста и восстанавливает мир в бумбайском государстве.

Бесплатно

Некоторые вопросы текстологического исследования ойратских и тибетских буддийских сочинений при создании двуязычного параллельного корпуса

Некоторые вопросы текстологического исследования ойратских и тибетских буддийских сочинений при создании двуязычного параллельного корпуса

Музраева Д.Н., Манджиева Чушкаева З.И.

Статья научная

В статье раскрываются способы решения проблем, возникающих при составлении двуязычного параллельного корпуса. Одна из них связана с отсутствием полного научного описания всего корпуса переводов Зая-пандиты Намкай Джамцо (XVII в.), что делает необходимым составление реестра ойратских переводов с тибетского языка, выполненных Зая-пандитой и его последователями, в котором бы нашли отражение наиболее полные характеристики сочинений, дополненные материалами публикаций переводов и сведениями интернет-ресурсов. Следующим важным моментом в разработке проекта является установление первоисточников на тибетском языке, послуживших Зая-пандите основой для перевода, что продолжает оставаться актуальной проблемой ойратоведения. Проведение сопоставительного текстологического анализа в ходе подготовки материалов к включению в состав параллельного корпуса необходимо по ряду причин. Во-первых, это связано с тем, что период переводческой деятельности ойратского просветителя относится к середине XVII в., соответственно до нашего времени могли дойти лишь их списки, копии, варианты и версии на «ясном письме», не свободные от ошибок. Во-вторых, имеющийся список переводов Зая-пандиты, составленный Ратнабхадрой, предельно лаконичен, что порождает ряд проблем, а именно сложность определения полного названия сочинения и установления, является ли имеющийся текст полной версией, полным переводом исходного тибетского текста с аналогичным титулом либо его фрагментом (частью или главой). Все перечисленные моменты проиллюстрированы на примере анализа текстов сочинений «Бодхичарья-аватара», «Панчаракша» и «Тарпаченпо». Таким образом, текстологические исследования являются неотъемлемой частью проекта на первоначальном этапе отбора образцов текстов для параллельного корпуса, но будут продолжены на этапе апробации первоначальной версии программы выравнивания параллельных текстов.

Бесплатно

Некоторые особенности графики и грамматической системы старокалмыцкого языка середины XIX в. (на материале рукописи багацохуровского цикла эпоса «Джангар»)

Некоторые особенности графики и грамматической системы старокалмыцкого языка середины XIX в. (на материале рукописи багацохуровского цикла эпоса «Джангар»)

Мирзаева С.В.

Статья научная

В статье рассматривается рукопись двух песен Багацохуровского цикла эпоса «Джангар» на ойратском «ясном письме», привезенная в 1856 г. К.Ф. Голстунским после его первой командировки к калмыкам и хранящаяся в настоящее время в рукописном отделе библиотеки восточного факультета СПбГУ. Изучение ранних записей образцов калмыцкого фольклора в оригинале с позиции текстологии и источниковедения, выполнение транслитерации, сличение с переложением на современный калмыцкий язык представляются одной из важных задач для исследователей. Рукопись Calm C 17, записанная, по мнению С.А. Козина, во владениях нойонов Тюменей, содержит две песни - «О свирепом Хара Кинясе» и «О свирепом Мангасе», которые в тексте не озаглавлены и не отделены друг от друга. Анализ графики памятника показывает, что она близка классическому ойратскому «ясному письму» (исключение составляет нестандартное написание сочетания ng), поскольку сохраняет угловатую форму написания лабиальных o/o и корректную расстановку диакритических знаков. Отдельное внимание уделено графеме j, изначально входившей в число дополнительных транскрипционных знаков для передачи санскритских и тибетских слов, но к XIX в. перешедшей в состав старокалмыцкого алфавита. Написание этой буквы, имитирующей тибетский слог bya, в сочетании с гласным a в классическом «ясном письме» регламентировалось правилами тибетской орфографии, в которой данный гласный по умолчанию входит в состав слога и не прописывается, подтверждение чему мы находим в рассматриваемой рукописи. Сравнение с другой рукописью «Джангара» Calm C 4 из того же фонда, содержащей три песни Малодербетовского цикла 1862 г. записи демонстрирует изменение орфографических норм в написании сочетания ja, когда гласный a стал обозначаться отдельным зубцом. Рассмотрение графических и грамматических особенностей языка памятника позволяет сделать вывод о сильном влиянии калмыцкой разговорной речи.

Бесплатно

Статья научная

Нойон Шеаренг в фольклоре калмыков России и ойратов Монголии: исторический персонаж и специфика образа

Бакаева Эльза Петровна

Статья научная

Статья посвящена рассмотрению преданий, связанных с образом нойона Шеаренга, в фольклоре калмыков и ойратов (торгутов) Монголии. Анализируется специфика отражения в преданиях образа исторического персонажа - нойона Шеаренга (Шээрэндоржа, Цэрэна), сыгравшего значимую роль в принятии наместником Калмыцкого ханства Убаши решения об откочевке в 1771 г. Показано, что в калмыцких преданиях образ Шеаренга связывается с образом проводника, знатока пути, знатока земель, по которым проходит кочевье. Популярность его имени отражена в том, что оно сохранялось в преданиях до начала XX в. Однако сам образ Шеаренга - исторической личности - оставался обобщенным, его имя использовалось в наречении в одной из легенд «сыном Шеаренга» героя, спасающего богатырей в период из борьбы с неприятелем. В фольклоре торгутов Монголии Шеаренг предстает как организатор откочевки с Волги, обманом заставляющий хана волжских кочевий бежать на восток, а также как родоначальник нойонской линии, основатель аймака / нутука, что важно для значения образа этого героя в этнической идентификации этой группы ойратов. Сделан вывод о том, что в образе Шеаренга в фольклоре торгутов Монголии отражено его стремление к политическому лидерству, его роль как одного из основателей родословной торгутских князей, тогда как в фольклоре калмыков этому герою, сыгравшему важную роль в истории народа, отводится значение проводника, при том, что происхождение Шеаренга восходит по прямой линии к тому же предку, что и у калмыцких ханов.

Бесплатно

О двух монгольских переводах «Сутры о восьми светоносных неба и земли»

О двух монгольских переводах «Сутры о восьми светоносных неба и земли»

Мирзаева Саглара Викторовна

Статья научная

В статье рассматриваются два монгольских перевода широко распространенной в буддийской традиции монгольских народов «Сутры о восьми светоносных неба и земли», также известной как молитва «Найман гэгээн». Несмотря на апокрифический характер сутры, в тибето-монгольской традиции она считалась истинным словом Будды и была включена в свод буддийского канона Кагьюр (Ганджур). Монголоведы выделяют две основные версии этого сочинения, первая из которых (версия А) и вошла в состав канона. Два привлекаемых в исследовании текста сутры определяются нами как ранний и поздний переводы, относящиеся к версии А. Ранний перевод, датируемый началом XIV в., вошел в состав ксилографического издания Г анджура XVIII в. Поздний перевод был отпечатан отдельным ксилографом в период между 1882 (1894)-1924 гг. в типографии Анинского дацана (Бурятия). Переводы выполнены с разных оригинальных текстов: ранний перевод был осуществлен Ринченом Таши с китайского текста; поздний анонимный перевод - с тибетского. Сопоставительный анализ первого текста с уйгурскими версиями сутры показывает, что автор раннего перевода в ходе работы над текстом мог их привлекать. Данные колофона свидетельствуют об активной роли уйгуров в подготовке ксилографического издания сутры на монгольском языке XIV в. Что касается второго текста, в колофоне указано только имя резчика печатной матрицы, но с определенностью можно сказать, что представленный в бурятском ксилографе перевод выполнен с текста «Сутры о восьми светоносных» из одного из тибетских ксилографических изданий Кагьюра.

Бесплатно

О двуязычном тибетско-ойратском списке "Субхашиты" из архива КалмНЦ РАН

О двуязычном тибетско-ойратском списке "Субхашиты" из архива КалмНЦ РАН

Музраева Деляш Николаевна

Статья научная

В статье дается описание двуязычного тибетско-ойратского списка «Субхашиты» или «Сокровищницы благих (назидательных) речений», хранящегося в архиве КалмНЦ РАН (Ф-8, оп. I, ед. хр. 155). Сочинение известного индийского буддийского проповедника XIII в. Сакья-пандиты Кунга Джалцан представляет собой образец древнеиндийской шастры, является дидактическим сочинением. Особую популярность оно получило среди монгольских народов благодаря переводам, авторами которых выступают известные литераторы Соном-Гара, Мэргэн-гэгэн Лубсандамбиджалцан, Чахарский гэбши Лубсан-Цултэм, Зая-пандита Намкай Джамцо. В статье приводятся примеры четверостиший на тибетском и ойратском языках. Рассматриваемая рукопись содержит перевод, выполненный калмыцким буддийским священнослужителем в XX в., т.е. на поздних этапах распространения «тодо бичиг» («ясного письма») среди калмыков. Хотя его имя в тексте не указано, но по ряду археографических, палеографических, почерковедческих характеристик, графических, грамматических особенностей можно предположить, что его автором мог быть Э.Б. Убушиев (Агван Табдан).

Бесплатно

О литературе культа белого старца (на материале тибето-язычного сборника ритуальных текстов из тувинских архивов)

О литературе культа белого старца (на материале тибето-язычного сборника ритуальных текстов из тувинских архивов)

Мирзаева Саглара Викторовна

Статья научная

В данной статье вводится в научный оборот текст тибетоязычного сборника культа Белого старца “Dkar po rgan po gsol mchod bzhugs so" (‘Молитва-подношение Белому старцу’) из фонда Тувинского института гуманитарных и прикладных социально-экономических исследований при Правительстве Республики Тыва (ТИГПИ). Рукопись представляет значительный интерес, поскольку литература на тибетском языке, посвященная Белому старцу, прежде исследователями практически не рассматривалась, за исключением отдельных упоминаний в научной литературе. В состав рукописи входят несколько текстов: 1) «Сутра могущего усмирить землю и воду» (тиб. sa dang chu’i ’dul bargnonpar nuspa’i mdo zhes bya ba), представляющая собой перевод монгольской версии; 2) молитва-обращение к Белому старцу (тиб. gsol ’debs); 3) воскурение санг (тиб. bsangs) и освобождение жизни цетар (тиб. tshe thar); 4) призывание удачи янгуг (тиб. g.yang khug). Указанные ритуалы нужно проводить во второй, восьмой, десятый, пятнадцатый, шестнадцатый, восемнадцатый, двадцать второй, двадцать пятый лунные дни и, согласно тексту, они предназначены в основном для защиты домашнего скота от неблагоприятного воздействия. В конце текста сказано, что он составлен учителем Падмасамбхавой (тиб. pa+dma ’byunggnas). Для первых двух текстов установлены монголоязычные оригиналы: в первом случае это «Сутра усмиряющего землю-воду», представленная многочисленными списками на монгольском и ойратском письме, во втором - текст воскурения санг, опубликованный В. Хайссигом под номером XIX. Сравнение тибетского перевода с монголоязычными версиями в обоих случаях показывает довольно точное следование оригинальному тексту. Для остальных сочинений монгольские оригиналы не установлены. Исследование подобных текстов в дальнейшем позволит описать специфику локальных традиций монгольского буддизма, в частности в аспекте культа Белого старца.

Бесплатно

О приметах, связанных с сорокой (на материале монголоязычных письменных источников из Национального музея им. Алдан-Маадыр Республики Тыва)

О приметах, связанных с сорокой (на материале монголоязычных письменных источников из Национального музея им. Алдан-Маадыр Республики Тыва)

Музраева Деляш Николаевна

Статья научная

Введение. Собрание старописьменных памятников на монгольском языке из Национального музея им. Алдан-Маадыр Республики Тыва представляет для исследователей большой интерес в плане изучения истории бытования буддийской традиции у тувинцев и в то же время дает материал для реконструкции, представления обо всем богатстве буддийской литературы, которая имела хождение в среде священнослужителей и мирян и дошла до наших дней. Отдельные образцы монголоязычных письменных источников из музейной коллекции введены в научный оборот, но все еще большой пласт литературы не известен широкому кругу исследователей-буддологов и монголоведов. Цель. Рассмотреть рукописные материалы, в которых описаны приметы, связанные с сорокой, провести текстологический и тематический анализ, выявить общее и особенное в текстах, в которых описываются приметы, связанные с птицами. Методы. Автор осуществил подборку текстов из музейной коллекции, включая вновь описанные, в которых упоминается сорока, а также приметы, связанные с другими птицами, провел анализ их содержания, определил характерные особенности. Результаты. Проведен анализ шести рукописных текстов на старомонгольской графике, взятые из разных коллекций и подборок текстов, хранящихся в фондах Национального музея Тывы. Все эти тексты включают приметы, связанные с сорокой. К ним тесно примыкают сочинения, содержащие описания поведения и криков вороны. Несмотря на то, что пока сложно установить первоисточники рассмотренных текстов, но можно предположить, что одним из источников может быть сочинение из состава канонического свода «Данджур» под названием «Käkajariti», в котором кратко излагается индийский метод гадания по крику вороны. Заключение (выводы) . Рассмотренные тексты позволяют сделать вывод о том, что приметы, связанные с птицами, имеют древние корни, являются результатом наблюдений кочевников-скотоводов над природой, окружающим миром, представляют собой своего рода способ его познания и комментирования происходящих в нем событий, т.е. отражали мировосприятие и мировоззрение народа. Они складывались на протяжении веков, в них приводятся универсальные формулы, содержащие описание явлений природы, связанные с поведением птиц (сороки, вороны), а также разъяснения, вскрывающие закономерности происходящих в этом мире событиях. Этим объясняется устойчивость этих формул в устной традиции, получившей письменную фиксацию, а в дальнейшем заимствованной буддийскими проповедниками, включившими эти образцы в состав текстов с приметами и гаданиями.

Бесплатно

Образ лисы в калмыцких сказках о животных

Образ лисы в калмыцких сказках о животных

Куканова В.В., Чумбаева А.С.

Статья научная

Статья посвящена анализу образа лисы в калмыцких сказках о животных, в которых реализуются элементы трикстерства. Лиса, по мнению ученых, принадлежит к Нижнему миру, так как относится к «норным» животным. Материалом исследования послужили сказки о животных, как опубликованные, так и не изданные на калмыцком и в переводе на русский язык. В результате анализа столь неоднозначного, амбивалентного образа лисы можно сделать следующие выводы. Сказки, в которых лиса выступает главным героем, не сложились в цикл, хотя имеют трикстеркое начало (лиса и ее пара, чаще всего, волк, непостоянство, типичная ситуация голода). Образ лисы является многогранным конструктом, на который наслоились как мифическое, сакральное, так и десакрализованное начала. Лиса, на наш взгляд, является медиатором (посредником) между мирами и, предположительно, некогда была тотемным животным. В пользу последней гипотезы говорит и иносказательная номинация, заместившая собой прямое общемонгольское наименование. Так, в калмыцком фольклоре и, шире, в речи калмыков в основном употребляется номинация арата, что в переводе на русский язык обозначает «с коренными зубами, клыкастый». В текстах не указана родовая принадлежность лисы, однако по косвенным признакам (тоненький голосок, льстивая=ласковая) мы приходим к выводу, что лисица является главной героиней сказок. Ее образ имеет большую степень индивидуализации, но, однако, не достигает высокой ее степени, т. е. не получает имен в сказках, как, например, в русском фольклоре. В сказках, где лиса одурачена, ее обман, трюки направлены против «своей социальной группы», потому она и наказана.

Бесплатно

Ойратская версия «Сутры о восьми светоносных неба и земли»: некоторые замечания о переводческой технике Зая-Пандиты

Ойратская версия «Сутры о восьми светоносных неба и земли»: некоторые замечания о переводческой технике Зая-Пандиты

Мирзаева Саглара Викторовна

Статья научная

В статье рассматриваются четыре списка ойратской версии «Сутры о восьми светоносных неба и земли», переведенной с тибетского языка в первой половине XVII в. Зая-пандитой Намкай Джамцо (1599-1662), создателем одной из графических систем монгольских народов, получившей название тодо бичиг «ясное письмо» (от ойр. todo biciq). Эта сутра под монгольским названием «Найман гэгээн», а именно: ее вторая версия (версия В), широко распространена среди монгольских народов вплоть до настоящего времени, что объясняется ее включенностью в астрологические ритуалы и обряды защиты жизни. Сравнительно-сопоставительный анализ четырех ойратских текстов сутры из цифровой рукописной коллекции «Тод номин гэрэл» позволяет сделать определенные выводы об основных методах переводческой техники Зая-пандиты, их формировании и трансформации. Различия между рассматриваемыми списками сочинения отмечаются и на уровне структуры текста: колофон, имеющийся во всех рукописях, кроме TNG 1, имеет разный объем (TNG 3 - 1 стихотворная строфа, TNG 4 - 2 строфы, TNG 2 - 3 строфы); и на языковом уровне: между двумя группами текстов прослеживаются отличия в использовании разных лексем с синонимичным значением и грамматических показателей. На основе разночтений тексты разделены на две группы (группа 1 - TNG 1 и 3; группа 2 -TNG 2 и 4); в заключение предложена их стемма, позволяющая выстроить рукописи в хронологической последовательности. По нашему мнению, самый ранний список перевода Зая-пандиты, представлен в рукописи TNG 2 (группа 2); за ним следуют списки, представленные в рукописи TNG 4 из той же группы, TNG 3 и TNG 1 группы 1. Список рукописи TNG 1 мы определяем как самый поздний, поскольку только в нем отмечен случай правильного перевода имени покровителя лекарей Дживаки Кумарабхуты как tedkün üyiledüqci zalou, то есть, по нашему предположению, в последнем варианте своего перевода (TNG 1) Зая-пандита уточнил неправильно переведенное им ранее (в TNG 2, TNG 3 и TNG 4) üküülün üyiledüqci zalou. Предложенная стемма имеет значение в контексте анализа переводческой техники Зая-пандиты в диахронии. Характер лексических и грамматических разночтений между текстами позволяет установить, что характерные особенности переводов Зая-пандиты, в частности: использование тибетских заимствований в пользу уйгурских, формантов условного деепричастия, отличных от общемонгольских, вырабатывались переводчиком постепенно, в ходе уточнения своих переводческих приемов.

Бесплатно

Журнал